Люси стоит с широко раскрытыми глазами и молча смотрит на мать, не в силах произнести хоть слово.

Марина Алексеевна женщина добрая, но требовательная. Если в доме установлены какие-либо правила, их все должны придерживаться. Имея за спиной большой жизненный опыт и многочисленное семейство, женщина знает, что детям необходимы порядок и дисциплина.

До недавних пор ей удавалось сохранять балланс в доме, но Люси, закончив школу, категорически отказалась поступать в какое-либо училище в городе. Она собралась в ВУЗ, но денег на институт у Марины Алексеевны нет.

Муж снова ушёл в запой после очередного раскодирования и потерял не только повышение, которое уже было в кармане, но и работу. Начальство не стало больше прощать ему прогулы после пьянства, и доверить управление людьми ему тоже уже никто не мог.

Старший регулярно присылает письма с части, где служит, с просьбами дать денег. Младшие пошли в первый класс, поэтому в поступлении в высшее учебное заведение Люси в этом году пришлось отказать.

Как ни пыталась мать образумить дочь, чтобы та пошла учиться в местное училище, ничего не вышло. Люси настроена решительно. Альтернативой стало Полиграфическое училище в областном центре, но пока решались, приём закончился и дочь осталась дома.

С каждой неделей держать её в узде было сложнее. Марине Алексеевне не нравятся её подруги, не нравится нынешняя молодёжь, но поделать она с этим ничего не может. По возможности, женщина загружает Люси работой по дому, присмотром за сёстрами, но та бросает все дела, стоит лишь Алисе появиться на пороге. Мать время от времени пеняет дочке, что дружба с этой девочкой не доведёт до добра, но девушка очень упряма и с такой силой тянется к подруге, что Марина Алексеевна, по доброте душевной, просто не может запереть её дома, лишая общения со сверстниками.

Знакомство с Катериной, хоть и младшей Люси на год, но очень хорошей девушкой из интеллигентной семьи, тоже не принесло никаких результатов. Люси общается с Катей лишь тогда, когда это выгодно ей.

Поэтому сейчас, дождавшись, наконец, загулявшуюся дочь, Марина Алексеевна в темноте стоит мрачным и недвижимым истуканом – Люси возвращается домой уже не в первый раз за полночь, хотя ей строго-настрого было сказано, что в десять вечера она должна быть дома. Мать ещё не придумала наказания за то, что Люси отсутствовала ночь всего несколько дней назад, а тут снова опоздание.

Но как только она собралась отчитывать дочь, Люси, выйдя из оцепенения, как-то подозрительно всхлипнула, издав при этом какой-то непонятный звук, и кинулась к двери в ванную. Щёлкнул выключатель и в свете, льющемся из ванной, женщина увидела опухшее лицо дочери.

– Люси! – кинулась она, но дверь ванной уже захлопнулась, и Марина Алексеевна услышала звук закрывающейся щеколды. Она взволнованно спросила: – Доченька, у тебя всё хорошо?

Не дождавшись ответа, она тихонько постучала, чтобы не разбудить остальных. Снова тишина. Люси включила воду. Женщина снова попробовала позвать дочь, обещая не ругаться. Ничего. Марина Алексеевна заставила себя успокоиться и немного подождать. Зашла на кухню и взгляд её упал на окно в ванную. Точно – как же она сразу не додумалась. Подставив табурет, встала на него, но из-за маленького роста не видно дочь. Нужно было встать на что-то повыше.

Пока она думала, дверь в ванную открылась.

Понимая, что не сможет сидеть здесь вечно, Люси открыла дверь и села на край ванны. Вода продолжает бежать. Когда Марина Алексеевна тихонько, словно боясь спугнуть присевшего на цветок мотылька, вошла в ванную, сердце Люси сжалось.

– Доченька, что случилось, – спросила мама тихо и ласково, закрывая за собой дверь.

– Ни… – хрипловато-писклявым голоском попыталась ответить девушка, но когда у неё ничего не вышло, она почувствовала, что вот-вот разревётся, и замолчала.

– Ну как же ничего. – разгадав ребус дочери, произнесла Марина Алексеевна. Осматривая девушку, она спросила: – Ты цела? Нигде не болит?

Люси отрицательно помотала головой, не в силах что-либо ответить – огромный неуютный ком застрял в её горле, не давая выхода ни словам, ни эмоциям. Девушка сидит напряжённая, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать.

– Люси, милая, набери воды тёплой и прими ванную. Насыпь себе столовую ложку хвои, – женщина достала банку с бирюзовыми маленькими камушками, – и полежи немного. А потом ложись спать. Завтра утром поговорим, хорошо?

Девушка снова закивала закивала.

Мама вышла, а Люси выдохнула со свистом, и слёзы тут же полились с новой силой, будто она не ревела несколько часов подряд до этого. Она навела воду и залезла в ванну, окунув ноги в приятной теплоте. Послушав мать, добавила ложку хвойных кусочков. По мере того, как вода набирается, тело понемногу расслабляется, и мысли Люси, устав от метаний, постепенно приходят в порядок.

Нет, она не может сказать маме, потому что та сразу пойдёт в милицию. Поэтому ей нужно просто успокоиться, смыть с себя все мерзкие прикосновения, всю грязь, которую она практически чувствует на своём теле, и лечь спать. Просто спать. А завтра будет всё хорошо.

Девушка усиленно вымылась, трижды помыла голову и пять раз намылила мочалку, смывая с себя снова и снова невидимую грязь. Ополоснувшись, почувствовала небольшое облегчение, но комок в горле, хоть и стал намного меньше, всё же никуда не делся. Не спеша, Люси вытерлась, накинула халат, висевший на крючке, помыла ванну и пошла спать.

Только сон не идёт. Она крутится уже больше двух часов, то и дело снова всхлипывая и глотая слёзы. Наконец, измотанная, свернулась клубочком и уснула.

Следующий день не принёс ей облегчения, и все последующие тоже. Врал этот красавчик, что ей станет легче. И Оля врала. Девушка вдруг всех возненавидела – всех, кто за пределами их квартиры. И решила никогда больше ни с кем не общаться и даже не выходить на улицу.

Матери Люси так и не призналась, как та ни выспрашивала. На все вопросы матери относительно того вечера она продолжала отмалчиваться, что не мешало ей общаться на любые другие темы. С домашними охотно разговаривала, хоть и с подавленным, грустным лицом, а выходить на улицу отказывалась наотрез.

Весь день после тяжёлого пробуждения она просидела в комнате, читая книгу.

Она не пошла к Оле, хотя они договорились, что Люси зайдёт в ближайшие два дня. Она соглашалась на любую работу по дому, лишь бы не ходить в магазин или куда-либо ещё. Даже когда за ней приходила её лучшая подруга, девушка ни разу не вышла к Алисе, хотя та звала её на день по пять-семь раз даже с улицы через окно.

Девушка стала ближе к сёстрам и постоянно с ними играла, заплетала Ире косы, а Леночке делала причёски, какие только можно было сделать при короткой стрижке. Она читала им сказки, играла с ними в куклы и даже брала к себе по очереди спать.

Восьмой день. Сидя в комнате, за письменным столом возле окна, Люси старательно выводит в дневнике слова: "Убить убить убить убить убить убить. Убить. Всех. Я всех их убью. Всех. И его тоже. Я…". Её отвлекла от занятия Марина Алексеевна, заглянув к дочери в комнату со словами: "Доченька, к тебе Катюша пришла". Услышав мамин голос, девушка поспешно закрыла дневник, о котором, как она полагает, матери неизвестно. Резко вскочила из-за стола.

– Привет! – в комнату вошла улыбающаяся Катя.

– Угу, – скупо ответила Люси.

Она предложила гостье присесть на свою кровать, стоявшую прямо напротив двери. Комната большая, но до габаритов зала не дотягивает. Длину спальни визуально увеличивают окно с лёгкой гардиной от потолка до самого пола и две кровати, стоявшие друг напротив друга возле окна и разделённые белым деревянным письменным столом. Комната светлая, чисто убранная и скромная, без излишеств. Сразу за дверью, в углу, стоит большой сундук, на крышке которого разложены разные бумажные свёртки, фотоальбом и несколько шкатулок ручной работы. Над кроватью, аккуратно застеленной синим покрывалом, висит длинная книжная полка, заставленная книгами. Такая же полка, но чуть поменьше, нависла над сундуком и отчасти выглядит полупустой, но приглядевшись, за стеклом можно увидеть с одного края две стопки тетрадей.