— Юу, давай переспим?

Вопрос эхом прозвучал в большой комнате. Алма был тёплым, доверчивым и льнущим. Вот только в тот момент в его голосе не прозвучало того, что могло бы подтолкнуть Канду ответить взаимностью.

— Алма…

— Что? Тебя волнует, что мы не родственные души? Да плевать! Я бы только с тобой хотел этим заняться!

— Алма, ты… — он долго не мог найти подходящих слов, а когда нашёл, в глазах Алмы болезненно вспыхнуло разочарование. — Ты всего лишь хочешь насолить отцу. Из-за того, что мы переспим, между нами не появится той нерушимой связи, которая отберёт у тебя последние частицы свободы.

***

Канда.

Ночью небо было куда прекраснее, чем днём. Особенно в момент, когда последние лучи солнца уже скрывались за горизонтом, отбрасывая на облака цветные блики, а тёмная полоса медленно ползла следом.

Звёзды были видны далеко не всегда. Иногда, стоило только поднять голову, глаза ухватывали непроглядную тьму, но когда небо было чистым, тут и там мерцали тысячи крохотных золотых огоньков.

Эту ночь пришлось провести на вокзале.

Канда стоял на пустынной улице около центрального входа, слушая звуки тишины.

— Непривычно? — послышался сзади голос Лави.

Когда они познакомились, Лави представился Диком. Канда и по сей день порой называл его этим именем — по привычке.

— Ты ведь спал в зале ожидания, — сказал он, не поворачивая головы.

— Спал, — согласился Лави, — но проснулся. Прекрасные здесь ночи, верно?

Канда лишь переместил взгляд туда, где сияла самая яркая звезда на сегодняшнем небе — Сириус.

— Мне кажется, ты жалеешь.

— Тебе кажется, — меланхолично подтвердил Канда. — Иди спи.

— Ты взвинченный с того самого момента, как уехал. Тебе ведь хотелось остаться.

— Если бы я остался, у Алмы не было бы шансов. Иногда, чтобы сделать что-то полезное, нужно просто уйти. Я так и сделал.

— Брось. Со своей родственной душой поступишь точно так же?

— Родственные души — самая большая оплошность людей. Я не собираюсь ни к кому прикасаться. Мне хватило единственного раза.

***

Канда.

Этот наглый мерзавец посмел ударить его.

Мелкий Аллен Уолкер.

Канда инстинктивно в сотый раз за последние дни прикоснулся к своей щеке. Он чувствовал ставшую неровной кожу, помнил, как электричество пронзало место удара в первые минуты. Было противно. Он с остервенением отдёрнул руку, стараясь не думать о том, что это на всю жизнь. Было ощущение, что его заразили неизлечимой болезнью, единственное лекарство от которой — Аллен Уолкер.

Он слышал, что случалось с людьми, которые до самого конца предпочитали пренебрегать образовавшейся связью. Это действительно как болезнь — по истечению срока следует лишь смерть.

Но Канда вовсе не собирался умирать.

Как и быть с Уолкером.

Они просто оказались родственными душами. Это ещё не значило, что им теперь нужно ходить за ручку и говорить про вечную любовь под звёздами. Это всего лишь… цепь, связавшая их до конца жизней. Им всего лишь постоянно необходимо быть рядом. Даже прикасаться друг к другу необязательно, что уж говорить о прочих вещах.

Канда с силой ударил кулаком по подушке, лежащей рядом. Если бы он только не стал нежничать с Уолкером, а сразу отвёл бы его к Микку… ничего этого не случилось бы. И он продолжил бы жить своей жизнью, а то, что стало бы с Алленом, его бы никаким боком не касалось.

Он настолько крепко сжал кулаки, что стало больно. Его ощутимо трясло, но Канда предпочитал это игнорировать — неокрепшая связь, свежий ожог и изрядно потрёпанные нервы вызывали головную боль и невозможность расслабиться.

Интересно, мелкий Аллен чувствовал то же самое?..

Позади хлопнула дверь. По комнате пронёсся мимолётный ветерок, и Канда устало прикрыл глаза, слыша, как к нему подошли сзади.

— Любишь ты такие мрачные гостиницы, — Лави тихонько обошёл диван, на котором сидел Канда. — Как ощущения?

— Тебя не приглашали.

— Аллен уже неделю не появлялся на работе.

— Мне плевать.

— Тебе теперь никак не может быть плевать, — возразил Лави. — У тебя руки трясутся, Юу.

Открыв глаза, он будто бы с удивлением посмотрел на свои руки. Странно — вроде руки как руки, но…

Не его. Чужие.

Тело словно тоже чужое — после того прикосновения.

Чёрт…

— Эй, — Лави присел на подлокотник, почти заботливо заглядывая Канде в глаза. — Тебе нужно отдохнуть, но выспаться не получится, пока не примешь вашу связь.

— Мне не привыкать, — Канда упрямо повёл плечом, разминая мышцы.

— Прекрати уже! Да, я понимаю, что такого не должно было произойти, но назад дороги нет! Либо ты сам первым идёшь навстречу, либо вы оба… — он замолчал на полуслове, и Канда заметил панику на его лице. — Аллен тоже упрямый. Он скорее сдохнет, чем примет то, что натворил своими же руками.

— Как и я — лучше уж сдохнуть, — с усмешкой произнёс Канда.

— Идиоты, — зло выплюнул Лави. — Куда делись твои дерзость и упрямство? Хочешь проиграть целому миру? Так давай, вскрой себе вены, или ты мазохист — хочешь подыхать медленно и со вкусом? Потому что именно так и будет, Юу. Ты сам прекрасно знаешь, что происходит с родственными душами, если они отвергают связь или просто расходятся в разные стороны. Это сильнее вас обоих.

Лави редко говорил настолько серьёзные вещи — от этого становилось страшнее вдвойне.

— Я к нему ничего не чувствую, — спустя долгие минуты молчания сказал Канда.

Лави стоял у стены и смотрел в окно, за которым хлестал дождь. Он ушёл из «Лотоса» сразу же после того, как Аллен ударил Канду. Оставаться там смысла больше не было, да и лучше уйти раньше, чем попасться с поличным.

— Любовь — это время, которого у вас пока нет. Она сейчас не главное. Главное — это ответ на вопрос, хочешь ли ты жить.

***

Аллен.

В «Камелии» время словно текло по-другому. Обстановка здесь была более непринуждённой, чем в «Лотосе». Все ходили с улыбками, радостно смеялись и помогали друг другу. В «Лотосе» почти всегда царила тишина, а здесь постоянно был слышен шум голосов. У разговорщиков не было жёстких правил касательно того, чтобы ни в коем случае не помогать друг другу. Аллен видел, как, закончив с одним клиентом, разговорщик порой уходил помогать другому и легко вливался в беседу.

Он долго не мог понять, что же здесь не так. Разница заключалась в том, с какими проблемами приходили люди. «Камелия» больше походила на увеселительное заведение, где разговорщики исполняли роль клоунов, которые непременно должны развлекать клиентов.

Вот женщина, которая притащила с собой толстую таксу и теперь рассказывает забавные истории о ней. Вот мужчина, у которого пару дней назад была свадьба. Вот девушка, влюбившаяся в соседского парня и с удовольствием рассказывающая об их первом свидании.

В «Камелию» словно совершенно не приходили люди с жизненными сложностями.

Поначалу Аллен чувствовал себя не в своей тарелке. Да, он привык улыбаться и поддерживать людей, вселяя в них надежду, но здесь эта надежда была им не нужна. Люди приходили уже с настроением — им только нужен был собеседник. Аллен терялся и порой задавал глупые вопросы, стараясь поддержать беседу. Благо ни о каких жалобных книгах никто даже не заикался — все воспринимали его глупости как шутки и попросту смеялись. В таких условиях выполнять новую работу было немного сложно.

— Эй, Аллен, — спустя пару недель работы в середине смены его подозвала к себе Фоу — девушка, которая была здесь администратором. — Тут к тебе странный клиент заявился, без записи. Говорит, что ты его примешь.

— Наглость — второе счастье, — усмехнулся Аллен, вставая из-за столика, где и без того уже сидели два разговорщика. — Кто?

Фоу говорила негромко, чтобы не мешать работе остальных.

— Назвался Кандой Юу. Знаешь такого?

Аллену пришлось приложить массу усилий, чтобы не рассмеяться.

— Впервые слышу.

— Он такой серьёзный… и злой. А ещё у него на левой щеке шрам, как у родственных душ. Жаль парня.