После Кириан, вытерев ноги о коврик, подошёл к Коди, который нехотя поднял на него глаза.

— Всё будет хорошо. Слышишь? Не смей хандрить, — он ласково потрепал его по волосам.

— Что может быть хорошо, если мама уедет с отцом? Да и ты тоже захочешь с ними…

— Я не уеду. Не оставлю тебя одного.

Коди смотрел с недоверием.

— Может, отец прав в том, что не хочет наблюдать, как я гнию заживо, — затравленно сказал он с явным отвращением к себе. — И тебе не обязательно.

Кириан схватил его за подбородок, фиксируя голову, чтобы Коди был вынужден смотреть в глаза.

— Обязательно.

И быстро вышел обратно в подъезд, не в силах наблюдать за увлажнившимися глазами Коди.

Аина выскочила следом в потрёпанных тапочках, прикрыла входную дверь и поймала Кириана за руку.

— А ты что собираешься делать?

Он нехотя повернулся, остановившись.

— Вернусь в Старый город.

— Снова? Зачем?

— Нужно кое-что уточнить.

— Торговец ни для кого не делает исключений, ты должен был понять.

— Я и не буду просить об исключении, — пожал плечами Кириан. — Мне просто нужно узнать, сколько точно осталось времени.

***

Несмотря на то, что для встречи с Торговцем требовалась полнейшая темнота, Кириан рискнул пересечь мост гораздо раньше, когда солнце ещё только спускалось к горизонту. Было непривычно наблюдать закат отсюда, а не с крыши девятиэтажки, стоять прямо по центру реки и во всей красе видеть расплывающиеся по воде отражения. В кармане куртки пряталась фотография. Кириан то и дело запускал туда руку, мял обломанные кончики углов и нащупывал еле уловимые бороздки надписи от давления ручки.

— Сын Витара, — пробормотал Кириан, отрываясь от перил, когда солнце почти скрылось за горизонтом. — Когда же ты умер, сын Витара Бернаскони, и почему?

Отогнав от себя мрачные мысли, Кириан добрался до конца моста, вновь ощутив странную пугающую тишину, стоило только ступить на землю Старого города. Теперь место не выглядело чужим — одного визита сюда хватило, чтобы тёмные провалы сгоревших домов перестали пугать, а пустота не казалась такой враждебной.

Кириан быстро дошёл до дома строителей, не сворачивая ни в какие переулки, однако продолжая рассматривать всё вокруг. Сейчас, когда ещё не опустилась полнейшая мгла, он мог себе это позволить.

Там, где в прошлый раз ярко горел огнями магазинчик кукол, теперь чернел обычный подъезд с выбитыми дверьми. Не став приближаться к нему, Кириан вошёл в нужный дом, щёлкнул фонариком и медленно двинулся по скрипучему полу вплоть до комнаты Витара.

Дом разговаривал с ним стонами, шуршанием и далёким отзвуком, похожим на капающую воду. Успокаивала мысль о том, что мертвецы не встают, а души мёртвых заперты в кукольных телах. Кириан осторожно заглянул в распахнутую дверь и скользнув светом фонарика по длинному монотонному прямоугольнику коридора. Тишина, пустота. Никого.

Он переступил порог, замерев около письменного стола. В клочках бумаги, где Витар оставлял мимолётные мысли и напоминания, наверняка крылся ответ, но понять его Кириан не мог. Витар боялся чего-то — это чувствовалось в резких штрихах и искреннем страхе, читавшемся в некоторых фразах. Но Аина говорила, что он сошёл с ума после того, как Ева покончила с собой. Что, если разум стал играть с ним гораздо раньше кончины любимой жены?

Порывшись в ящиках, на полках стеллажа и в рабочих документах, Кириан достал фотографию и положил в центр стола, устремив на неё луч фонарика.

— Коди Бернаскони, — по слогам сказал он, пробуя звучание на вкус.

— Молодец, — раздался голос около самого уха, и Кириан отшатнулся с глухим стоном, врезаясь спиной в зазвеневшие стеклянные двери стеллажа.

Торговец стоял рядом с ним, такой же беззвучный, с бледной серой кожей и тёмными кругами вокруг прозрачных глаз. Сведённые за спиной руки и застёгнутый до упора балахон прятали его фигуру в темноте, но лицо словно светилось своей бледностью.

Бам! — со стеллажа с громким звоном слетела старая ваза, разбившись вдребезги. Кириан в очередной раз отпрыгнул в сторону, Торговец же и пальцем не пошевелил, лениво проследив её полёт.

— Любимая ваза Витара. Он купил её у уличного бродяги за бесценок, но хранил так, словно отдал за неё гору денег. Ваза очень нравилась его жене — Еве, — сказал Торговец, и его слова шорохом пронеслись по комнате.

Кириан, тяжело дыша, оторвал взгляд от осколков.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда, — Торговец лишь моргнул, сбрасывая застывшее выражение с лица, и повернул голову к Кириану. — А ты настырный, раз явился вновь. Вам, живым, в упорстве позавидуют даже мёртвые.

Кириан так и не понял, была ли это похвала или желание задеть за больное.

Торговец тем временем подошёл к столу, где лежала фотография Коди, и посмотрел на неё не мигая. Его лицо, на котором никогда не отображались эмоции, застыло в выражении напряжённой маски.

— Как хорошо ты знаешь души, заключённые в тех куклах? — спросил Кириан, пусть и не решаясь подступить ближе.

Торговец вывел одну руку из-за спины и томящим медленным движением потянулся к фотографии, коснувшись лишь её уголка.

— Очень хорошо. Я знаю их лучше, чем знали они сами себя при жизни.

— Но ты отбираешь их память.

— Разве есть смысл обретать вторую жизнь, помня при этом ошибки и горести прошлой?

— Зачем же тогда заставлять переживать заново ту боль, заставлять всё вспоминать, усложняя тем самым выбор? — не унимался Кириан.

— Новая жизнь без воспоминаний — лишь шанс прочувствовать её, задаток, если тебе так нравится. Чтобы выплатить цену, нужно захотеть остаться. А если этого недостаточно, чтобы принять решение, они начинают всё вспоминать, чувствуя боль. Кнут и пряник, — Торговец отвернулся от фотографии, устремив пустые глаза на Кириана.

Тот вздрогнул.

— Если ты так хорошо знаешь все души… — Кириан перевёл дыхание, продолжая: — Если хорошо знаешь, скажи хотя бы одну вещь: когда умер Коди? Мне нужны сроки.

Вглядываться в бесцветные глаза Торговца было бесполезно — Кириан так и не научился читать по ним и понятия не имел, что творилось в его голове. Торговец не казался ему существом из страшных сказок, хотя веди он себя иначе, вполне мог бы им оказаться. Если сначала Кириан и вовсе не воспринимал его как реального, тот теперь, без окружения кукол и без Аины за спиной, Торговец стал вполне настоящим.

Живым.

Свет от фонаря упёрся в пол около ног Кириана. Он старательно избегал желания поднять руку, направить луч света на Торговца, прекрасно помня, какой была его реакция в прошлый раз.

— Начало декабря.

Не ожидая услышать столь скорый ответ, Кириан на мгновение потерялся во времени. Какой сейчас шёл месяц? Октябрь… значит, осталось чуть больше месяца.

— Ты помрачнел. Считаешь, что отведённого срока мало?

— Лучше бы этого срока вообще не было, — мотнул головой Кириан.

— Я повторюсь: ты требуешь невозможного. Я не всесилен и не могу отменить то, что зависит не от меня.

Кириан устало всплеснул руками, чувствуя себя настолько беспомощным, что подгибались колени и слабели веки.

— Тогда кто ты такой? В Дуплексе тебя кем только не считают: и вымыслом, и самым страшным монстром из всех существующих. Кто-то называет богом, а кто-то — дьяволом, проклятием города. Так кто же ты на самом деле? Почему существуешь, откуда ты взялся, что из-за тебя и твоих правил мне и Коди приходится переживать такое? — Кириан не заметил, что перешёл на крик, эмоционально расписывая всё, что скопилось в душе за последние недели.

Безучастный взгляд Торговца разозлил только сильнее. Он шагнул к нему навстречу.

— Кто ты такой?! — выкрикнул Кириан так громко, что сам испугался оглушившего эха.

Торговец медленно закрыл глаза, пряча пугающую белизну с ярко очерченными радужками, глубоко вдохнул и выдохнул через рот, разлепив сухие истрескавшиеся губы. Кириан не сразу поверил, почувствовав его дыхание, добравшееся до шеи. Шагнув в сторону, он провёл рукой по своей коже.