========== ЧАСТЬ 1. ТОРГОВЕЦ ЖИЗНЬЮ. Глава 1. На твоей стороне ==========

Несколько раз в месяц крыша девятиэтажного дома, расположенного около реки Ева, становилась излюбленным местом посиделок братьев Корин. Это был один из немногих домов, чердак которого всегда оставался открытым, и на крышу можно было попасть без всяких препятствий. Неподалёку от него начинался мост, который уже долгое-долгое время оставался перекрытым. В доме мало кто жил. Большинство предпочли переехать на соседние улицы, особенно если их окна выходили к реке. С крыши были хорошо видны ярко-жёлтые ленты, натянутые поперёк дороги и закреплённые на поручнях моста. Необходимости в них было немного — жители Дуплекса и сами предпочитали обходить стороной не только мост, но и реку.

Там, на другой стороне, находился Старый город — ныне мёртвое место зарождения Дуплекса.

Для Кириана и Коди это было только плюсом. Никто не стремился им помешать — они могли совершенно свободно подняться по пыльной лестнице до самого последнего этажа, снять болтающийся замок с чердачной двери и выйти в пустое свободное пространство, где гулял ветер и были слышны крики птиц.

Кириан всегда останавливался, стоило ему переступить порог. Пусть он делал это уже не один десяток раз, но чувство полной свободы, от которого захватывало дух, посещало с завидным постоянством.

Около ветхого ограждения сердце замирало. Кириан старался не смотреть вниз, а только вдаль, на горизонт. Особенно красиво закат выглядел в момент, когда солнце исчезало ровно в той точке, где с горизонтом пересекалась убегающая к западу река.

Ведением графика закатов занимался Коди. Он купил специальный блокнот, куда заранее записывал точное время каждую неделю. Однажды Кириан увидел этот блокнот и поразился, с какой аккуратностью были выведены цифры и слова: в симметричных столбиках, цифра под цифрой, буква под буквой. Каждая дата выделялась ярким маркером.

Коди не был любителем задерживаться в школе. Ради этого он внимательно слушал учителей, таким же аккуратным почерком записывал каждый конспект, послушно отвечал на вопросы по домашнему заданию, а потом молча удалялся так быстро, что никто не замечал момент исчезновения.

Когда время позволяло, Кириан встречал его прямо около школьных ворот. Так случалось не каждый день, но достаточно часто. У Коди было много свободного времени, большую часть из которого он предпочитал проводить дома, лёжа на кровати с очередной книжкой. Мама раньше с криками выгоняла его на улицу погулять. Грозилась завести собаку и повесить уход за ней на Коди, чтобы тот хоть изредка поднимал голову и вспоминал, что жизнь течёт не только в его голове.

Проблему с прогулками Кириан взял на себя. Идея с собакой канула в небытие.

Улица была запорошена снегом. Изо рта вырывались клубы пара; лужи на дорогах покрылись тонкой коркой льда, а солнце надёжно спряталось за тяжёлыми серыми облаками.

На Дуплекс надвигалась ранняя зима.

Кириану она не нравилась, но он не мог отрицать, что именно зимой город выглядел намного гармоничнее, чем летом. Зима была правильным временем года для Дуплекса. Старые дома засыпали, а вдали от центра становилось тихо-тихо, лишь редкие автомобили проносились по пустой проезжей части. Именно поэтому Кириан предпочитал находиться около моста: там, где пустынно и практически безлюдно.

— Холодно сегодня, — глухо сказал Коди из-за натянутого до самого носа шарфа, когда в первый понедельник октября они встретились около ворот.

— Зато шума нет, — возразил Кириан.

— К шести часам нам нужно добраться до места, — напомнил Коди, предварительно заглянув в блокнот и недовольно поправив тут же съехавшую на брови шапку. Он ненавидел шарфы и шапки, но когда погода грозилась принести с собой простуду, не отказывался одеться теплее.

У них оставалось ещё два часа, чтобы спокойно добраться до девятиэтажки, подняться на крышу и занять наиболее выгодное положение для любования закатом. Обычно они успевали зайти в закусочную, чтобы съесть по порции вкусного супа с чесночным хлебом и стаканом сока, а потом уже медленно начинали двигаться по знакомому пути. Кириан давно перестал замечать, как пустели улицы по мере приближения к реке. Городской шум оставался позади, и отпадала необходимость громко говорить. Когда до реки оставалось несколько десятков метров, он мог и вовсе перейти на шёпот — и Коди бы непременно его услышал. Здесь каждый шорох, каждый шелест крыльев взлетевшей птицы были подобны оглушающему хлопку.

Несмотря на свободные дороги, Коди боялся переходить их. Каждый раз, когда они приближались к переходу, он стискивал пальцами рукав куртки Кириана и не отпускал до тех пор, пока ноги вновь не ступали на тротуар.

Они не являлись родственниками по крови, но в то же время их связывало нечто большее, чем просто одинаковая фамилия, доставшаяся Коди от приёмных родителей. Коди был младше Кириана на пять лет. В подростковом возрасте эта разница кажется такой огромной, словно гигантская расщелина между горами. Месяцем больше, месяцем меньше — ещё не страшно, а вот год — это уже значительно. Ребята из соседних домов, которых Кириан знал, будучи совсем ребёнком, разбивались на возрастные группки, устраивали между собой сражения (пусть и шуточные), а старшие вечно попрекали младших тем, что те родились позже, а значит, они глупее и статус у них ниже.

Кириан мог бы стать одним из них: бегать по улице в бумажной шапке с крепкой сухой веткой, заменяющей меч, и выслеживать противника — какого-нибудь мальчика, младше него самого на пару или тройку лет, а потом с победным криком валить того на землю и гордо сообщать своей группе, что противник повержен. Возможно, так бы всё и было, даже если отбросить сложный характер и привычку задавать такие вопросы, которые страшно раздражали других людей.

Однако у Кириана был Коди. Он заменял ему всех, и всё свободное время они проводили вместе, не считая того, что периодически каждому нужно было уединение и тишина. Обычно в такие моменты они ссорились, после чего расходились по разным углам. Коди утыкался в книгу, стащенную из родительской комнаты (впоследствии в их комнате появились несколько полок с книгами, затем и целый стеллаж), а Кириан доставал старый плеер с наушниками и наугад выуживал из ящика диск. Этот плеер когда-то ему подарил отец, и до сих пор Кириан считал его самым важным подарком в своей жизни. Он помнил, как в тот момент у отца светились глаза теплотой и как он похлопал по плечу, бросив привычное сухое: «Поздравляю», сопровождаемое редкой улыбкой.

Тот момент Кириан запомнил слишком хорошо, а потому обращался с плеером настолько бережно, насколько это вообще было возможно.

Плеер остался тем немногим напоминанием об отце, которое удалось сохранить. Вещественное доказательство. То, что помогало помнить: отец существовал, он не выдумка и не воображение больной фантазии. С тех пор многое изменилось, как и отношение Кириана к отцу. Однако он не мог с полной уверенностью заявить, что стал ненавидеть его — слишком сложно было описать испытываемое чувство. Детское слепое обожание накладывалось на взросление и меняющееся мышление. Поэтому с годами Кириан просто предпочитал меньше об этом думать. Так было легче.

Исключениями становились те моменты, когда он закрывался в себе и доставал плеер. Минута, может, две, а потом начинала играть музыка и вытесняла собой только-только просыпающиеся мысли.

Музыка становилась спасением.

С Коди они мирились всегда быстро и спонтанно. Сложно долго оставаться в ссоре, когда приходится спать в одной комнате, ужинать за одним столом и постоянно сталкиваться в коридоре или на пороге ванной, чтобы утром почистить зубы.

— Что это за странный вкус у супа? — морщил нос Коди, помешивая ложкой еду.

— Не знаю, — Кириан не был кулинарным гением. — Кажется, мама переборщила с приправами. С перцем, например. — Он замолкал, пробуя ещё раз, и задумчиво добавлял: — А какой вообще перец на вкус?

Слово за слово. К причинам ссор почти никогда не возвращались. Говорить о таком всегда было неловко. Приходилось прятать глаза, появлялось чувство, что начинаешь невольно оправдываться, а заканчивалось тем, что для логического завершения разговора приходилось извиниться.