— Не недооценивай меня, Кириан, — отец ударил ладонью по столу так сильно, что звякнула посуда.

— Прекратите, — впервые за последние полчаса подал голос Коди.

Он с яростью обвёл взглядом всех присутствующих, продолжая сжимать нож. Рукав чуть задрался, обнажая забинтованную часть, что не укрылось от зоркого взора отца. Кириан видел, как он с непониманием уставился на дрожащую руку Коди, а немногим позже на его лице отразился истинный страх.

— Неужели нельзя просто посидеть вместе с семьёй, которую давно не видел, за столом? Как, как ты смеешь приходить и начинать диктовать свои правила? — взгляд Коди забегал по столу.

— Коди, ты… — с ужасом прошептал отец.

— С чего ты взял, что имеешь право делать вид, будто хочешь взять меня с собой?

— Коди… — на этот раз сказала уже мама.

— Я всегда знал, что ты думаешь обо мне, когда ты ругался с мамой, считая, что стены здесь толстые и ваших криков никто не слышит. А теперь ты пришёл и решил забрать маму с собой, но на меня это желание не распространяется? Скажи, что с радостью оставишь меня здесь. Ты ведь всегда хотел, чтобы я умер…

— Коди! — взвизгнула мама, да так громко, что Кириан поморщился. — Что ты такое говоришь? Одумайся!

Коди несколько секунд буравил её взглядом. Попытавшись успокоить, Кириан положил руку ему на плечо, но тот сразу же скинул её.

— Всего лишь правду, которую ты предпочитаешь не замечать, — и с этими словами Коди, замахнувшись, со всей силы вонзил остриё ножа в столешницу. Мама снова вскрикнула, испуганно прижав ладони к лицу. Даже отец отпрянул, хотя старался сохранить непроницаемое выражение. Его кружка опрокинулась, и вытекший чай медленно стал подбираться к краю стола, стекая по скатерти, и капать на пол.

Когда вся семья уставилась на него, Коди смешался. Он не любил оказываться в центре внимания, особенно когда от него требовались ответы на вопросы. Отец и вовсе выглядел так, будто перед ним сидел дикий хищник, которого нельзя провоцировать. Его тёмные с проседью волосы, казалось, стали ещё седее, а карие глаза превратились в бездонные воронки, по которым нельзя прочитать ни одну эмоцию.

Сам Коди не сводил взгляда с ножа. Сцепив перед собой руки, он соскочил со стула и выбежал в коридор.

— Коди! — крикнул ему вслед Кириан и рванулся следом, но отец крепко удержал его за руку.

— Оставь его, давай поговорим, — прошипел он. От былой радости возвращения не осталось и следа.

— Что? Не до тебя сейчас… Коди! — Кириан попытался вырвать руку, но прекратил попытки, когда услышал хлопок входной двери.

Он яростно взглянул на отца сверху вниз.

— Доволен? Отпусти меня!

Цепкие пальцы разжались, и Кириан мигом оказался у кухонного окна, переводя дыхание. Мама тихонько застыла на своём месте, не смея сказать и слова.

— Майя, позволь мне поговорить с сыном наедине.

Без всяких пререканий она бесшумно выскользнула из кухни и, похоже, скрылась в спальне. Первым предпринял попытку продолжения разговора отец. Он почти неслышно подошёл к Кириану со спины, тяжело вздохнул и начал:

— Послушай, — сказал отец, — я хочу поговорить с тобой как со взрослым человеком.

Кириан долго молчал. Он был готов сегодня изобразить счастливое семейное воссоединение, если маме стало бы от этого лучше. Он был готов изобразить ту детскую любовь, которая со временем сошла на нет. Но теперь, когда пришло осознание истинной цели возвращения, Кириан не был готов выслушивать оправдания, однако позволил ему говорить.

— Понимаю, вы с Коди провели много времени вместе, и, возможно, ты действительно считаешь его почти родным. Но эти бинты, — тихо-тихо зашептал отец. — Знаешь, что скрывается за ними?

Отвернувшись от окна, Кириан со злостью посмотрел в глаза отцу.

— Знаю, — вздёрнул он подбородок. — Я помогаю ему с перевязкой.

Отец неодобрительно сощурился.

— Как давно всё началось?

— Тебя не касается.

— Ошибаешься, — гневно возразил он. — Я и так уже опоздал. Представляешь, что могло случиться, если бы я приехал на несколько дней, недель позже? Ты хоть представляешь, с кем делишь комнату? Это существо!..

— Не смей так называть Коди, — резко оборвал его Кириан, но не перешёл на крик. Он помнил, как отец и раньше обращался к Коди в подобной форме, когда того не было рядом.

— Рано или поздно оно покажет свою истинную сущность. Тот, кем был этот мальчик раньше, до смерти, и тот, кем ему посчастливилось быть в новой жизни, скоро умрёт. Как только метки проберутся выше, лишат его разума и способности трезво мыслить, оно уже не будет тем, кого ты зовёшь Коди.

Несмотря на то, какие ужасы рассказывал отец, сейчас Кириан пугался именно его самого. То, как искажалось его лицо каждый раз, стоило только упомянуть имя Коди, то, как брезгливо он говорил о нём, вынуждало содрогнуться.

— Возрождённые Торговцем могут вести нормальную жизнь после того, как заплатят ему долг, — возразил Кириан.

И отец рассмеялся хриплым, некрасивым смехом.

— Думаешь, сможешь нормально жить с ним рядом, если оно заплатит такую гнусную цену? Думаешь, сможешь и дальше защищать его, называть родным братом, зная, что его руки по локоть в крови?

— Если только так можно сохранить Коди жизнь, то да, смогу.

— Такая жизнь хуже смерти, — холодно произнёс отец, шагнув назад. — Жить, зная, что уже умирал и что пришлось отнять чужое время ради своей эгоистичной душонки. Торговец — не спасение, а проклятие Дуплекса. Проклятие твоей матери, которая поверила, что только так сможет исполнить мечту о втором сыне.

Кириан вдруг подумал о том, что отец винит во всём маму. Разве она виновата, что всего лишь хотела исполнить мечту, пусть и любым способом?

— Она просто не могла забеременеть во второй раз. А если бы и смогла, то врачи запретили бы ей рожать. Как думаешь, достойно ли её решение обойти законы природы таким образом?

Кириан не поддерживал отца, который попросту отвернулся не только от Коди, но и от него и от мамы, а теперь вдруг решил заняться спасением. Но он не поддерживал и маму, которая взвалила отплату долга за свои желания на плечи Коди.

— Торговец существует только потому, что нужен людям, — вспомнил он недавний разговор. — Никто не виноват, что так получилось.

— Всегда можно найти виновного, — не согласился отец, вернувшись к столу и, вытащив нож, вернул его в ящик. — Ты же знаешь, что метки подталкивают к выплате долга, даже если сам возрождённый сопротивляется? Не всем удаётся сохранить разум в такой ситуации.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что если бы опоздал, оно могло бы убить именно вас обоих — тебя и Майю. И долг был бы выплачен.

Кириан не поверил, что действительно услышал это от отца.

— Коди бы не сделал такого…

— Ошибаешься, — присвистнул тот, подбирая с тарелки остывший кусочек картофеля. — По Торговцу и его зверушкам нет официальной статистики, но число убийств именно членов новых семей, так как они оказываются доступнее всех, зашкаливает. В прошлой жизни оно… тот Коди, которым оно было, умер в возрасте пятнадцати лет. Я перевернул горы информации, но нигде не нашёл точную дату смерти. Поэтому пришёл сейчас, почти вовремя, но у меня ещё есть шанс увезти с собой хотя бы Майю.

— Стоп… — прервал Кириан, отойдя от окна и жестом вынуждая отца посмотреть на себя. — Ты перевернул горы информации? Ты что-то искал?

— Точную дату смерти, — повторил отец. — Но знаешь, о временах строительства моста через реку Ева мало что сохранилось, потому что Старый город был прогнившей деревней, которую мало интересовали такие изменения. Почти никаких фотографий, мало заметок в газетах. Не будь оно сыном Витара Бернаскони, то вообще ничего не осталось бы.

Кириан покачнулся и удержался за тихонько ворчавший в углу холодильник. Сразу вспомнилась дорога по Старому городу, о которой он так никому не рассказал, а также та фотография, которую Кириан до сих пор перекладывал из кармана в карман, чтобы носить с собой. Фотография из дома для строителей, найденная в личной комнате Витара, в ящике стола.