Всю дорогу Юрка рассказывал, как они с отчимом собирали старые трубы, чистили их, резали, красили и сделали большую железную кровать — лучше фабричной получилась!

Так с разговорами незаметно поднялись на горку. Вон и станция. Юрка сразу увидел: недалеко от серой старой будки, где продают билеты, стоит Люда.

— Юрик, а как вы их сваривали, эти трубы? — спросил один из мальчишек.

Но Юрка не ответил. Он неловко поставил чемоданчик у кассы, неловко достал деньги, неловко взял билеты — ему казалось, что кругом все замерло и стихло и тысячи человек пристально следят за каждым его движением. Юрка оглянулся — Люда действительно смотрела прямо на него. Юрка отвел глаза и стоял, стараясь держаться так же прямо и спокойно, как Люда. Четвероклассники, видно, тоже почувствовали, что происходит что-то значительное, потому что и они вдруг смолкли.

В двадцать сорок пять, точно по расписанию, сразу с двух сторон показались поезда. На полустанке стало шумно и многолюдно. Ребята уже перешли через пути. Люда осталась у кассы. «Значит, ей в другую сторону», — подумал Юрка. Мальчики забрались в вагон, и Юрка сразу подошел к окну. Он старался угадать, где Люда. Ее поезд тронулся раньше и стал быстро набирать скорость. Вагоны пробегали мимо, а Люды не было. Юрке казалось, что если он не увидит ее, то произойдет что-то непоправимое.

Но в последнем вагоне, у последнего окна рама была опущена, и Юрка увидел Люду. Она тоже увидела Юрку и выглядывавших из-за его спины ребят и помахала им рукой.

…В следующую субботу Юрка со своими постоянными попутчиками подождал Люду у ворот интерната, и они пошли на полустанок вместе и вместе ждали поезда. В одной руке Юрка держал свой чемоданчик, в другой — Людин портфель. Когда поезда разъезжались, ребята опять помахали друг другу, а Люда даже что-то кричала, только не слышно что.

И вскоре весь 6-й «Б», где учился Юрка, и весь 8-й «А», где училась Люда, а потом все шестые классы и все восьмые обсуждали важную новость: Юрка и Люда влюблены. В интернате, где шестьсот человек, скрыть ничего нельзя. Даже если это касается только двух людей.

Было всякое. Над Юркой пытались подшутить. Но оказалось, что это совсем неинтересно. На остроты Юрка не обращал внимания, а когда видел Люду, то подходил к ней на глазах у всего интерната.

А тут еще устроили собрание и Юрку выбрали председателем учкома.

Сразу появилось много дел. То старшеклассники вместе сажают деревья во дворе. То, нарядившись в только что выданную пионерскую форму, ходили на ТЭЦ договариваться об экскурсии. Оказывается, совсем не одиноко в интернате. Пожалуй, среди шестисот человек даже легче найти друзей.

Мальчики из 6-го «Б» больше не подшучивали над Юркой. А девочки даже немножко гордились, что у них в классе такой необыкновенный человек и что он дружит с самой красивой, по их мнению, восьмиклассницей.

Я уже рассказывал, что до интерната Юрка целых два года не учился. Раньше он вообще собирался бросить школу и устроиться на работу. Потом когда-нибудь доучится. Но, хотя на лесопилке все о нем заботились и старались дать работу полегче, хотя очень приятно было получать свои деньги и покупать гостинцы матери и сестренке, хотя он мог, например, как рабочий человек, настоять на покупке радиолы «Дайны», все равно захотелось учиться. Поэтому Юрка так радовался, когда удалось устроиться в интернат.

Но все оказалось гораздо сложнее, чем он думал. Двухлетний перерыв — не шутка. Не давался русский, не давалась математика; засидится над задачкой — не выучит географию… А двойки получать стыдно: самый большой в классе и еще председатель учкома. Когда выбрали, завуч Лидия Константиновна сказала:

— Ну, мы на тебя, Юра, надеемся. Тебе теперь плохо учиться нельзя.

Юрка и сам надеялся. Что он, тупица, что ли? И все равно — двойки.

Юра старался ответить получше, но у доски очень волновался и от этого порой не мог связать двух слов. В интернате, как часто бывает в первые месяцы, многие ребята учились плохо, учителя сердились, нервничали, и Юрке доставалось больше всех.

Получалась какая-то двойная жизнь. Утром, до уроков, он ходил по интернату с санкомиссией, строго проверял, чисто ли в спальнях, выглядел строгим, и все его уважали и побаивались.

Звенел звонок — и начиналась пытка. Сидит большой, неловкий, стараясь вжаться в парту, стать незаметным, и с тоской думает: только бы не вызвали, только бы не вызвали!

Сам себе Юрка казался жалким и противным. Не по нему такая трусливая жизнь. Решил: «Надо уходить отсюда. Не вышло с учебой — пойду работать. И Люда перестанет презирать меня».

Так думал Юрка. Он не знал, что Люда даже плакала не раз, а как помочь ему, не могла придумать.

Однажды на уроке истории Юрка опять получил двойку. Учитель долго стыдил его, а потом сказал:

— Усы уже растут, жених!

Может, он это просто так сказал, а может, намекнул на Люду…

На следующий урок Юрка не пришел. На ужин — тоже. В столовой. Люда все время тревожно оглядывалась. Потом не выдержала, подошла к воспитателю:

— Василий Григорьевич, почему нет Юры Петренко? Надо его найти.

Василий Григорьевич удивленно посмотрел на нее и велел сесть на место.

— Если все шестьсот человек начнут вскакивать и ходить по столовой, что же тогда получится? — строго спросил он.

Ужин кончился. Юрки все не было. Нетронутая порция одиноко стояла на убранном столе.

Люда опять подошла к воспитателю. Он разговаривал с завучем.

— Простите, пожалуйста, надо послать за Петренко, найти его. Может, что-нибудь случилось?

— Не мешай, когда взрослые разговаривают! Найдется твой Юра, — ответил Василий Григорьевич.

Он был еще только из института и думал, что главное — это привить детям хорошие манеры.

Люда отошла, но за спиной она услышала встревоженный голос завуча Лидии Константиновны. Она расспрашивала воспитателя, где мог быть Юра.

Люда обегала весь интернат — Юрки никто не видел. Значит…

«Ужин начался в семь, — подсчитала Люда, — сейчас, наверно, уже восемь. Если бегом, можно успеть».

В интернате был закон: с территории без спросу — никуда. Но спрашивать было некогда, да никто и не отпустил бы Люду.

Бегом бросилась девочка за ворота по сырой и скользкой тропинке. А когда, запыхавшись, поднялась в горку, то увидела у полустанка красные огоньки расходившихся поездов. Юрка стоял с чемоданчиком в руке у старой будки, где продают билеты.

— А про меня ты подумал? — тихо спросила Люда.

— Подумал. Видишь — не уехал. Мы с тобой выкарабкаемся, правда?

— Конечно, — сказала Люда.

Вот и вся история про Люду и про Юрку, которыми гордились все шестые и все восьмые классы интерната.

А вот еще одна история — про друзей никудышных. Была уже середина сентября, но в Ташкенте и в сентябре жара. Наш «ТУ-104» подрулил к огромному зданию Ташкентского аэропорта ранним утром в воскресенье.

Через два часа мне надо было садиться в другой самолет и лететь дальше. Вот за эти два часа я и познакомился сначала с Валеркой Макеевым, а потом с одним из его друзей.

Босой, в серых штанах, белобрысый Валерка бродил по аэропорту. Рубашка на Валерке казалась недавно выстиранной, но, несмотря на это, по ней шли странные рыжие разводы.

— Сам стирал? — спросил я Валерку.

— Са-ам, — застенчиво протянул он, оглядывая рубашку. — А что?

— Оно и видно.

— В арыке стирал.

— Молодец.

Так мы познакомились и я узнал, что моему новому знакомому почти десять лет, что живет он с мамой «во-он там» (Валерка показал рукой на маленькие домики, которые теснились на краю летного поля) и что он, Валерка Макеев, «Валерка из аэропорта», как его называют товарищи, несмотря на свой солидный возраст, еще не учится. Он никогда в жизни не держал в руках ни букваря, ни тетрадки, не макал перо в чернильницу-непроливайку, не чертил палочки и кружочки на трех косых линейках, не считал, сколько будет, «если к десяти прибавить два».