– Ты имеешь ввиду диалог отца с Крисом:

«ОТЕЦ: За что ты его обидел? Ты слишком жесток.

Таких, как ты, опасно пускать в Космос.

Там все хрупко! Да! Именно хрупко!

Земля уже приспособилась к таким, как ты,

хоть это и стоило ей черт-те каких жертв.

Ты что, ревнуешь его к тому, что меня

похоронит он, а не ты?»

– Слышишь: все очень хрупкое, легко сломать, ошибиться! – Не об этом ли говорит отец. И предупреждает сына – ты жесток, ты опасен. Но, скажи, разве можно сравнивать человека и космос, что может там натворить человек?

– Ты видимо говоришь вот о чем:

«КРИС: Я не имею права выносить решения,

руководствуясь душевными порывами.

У меня конкретная цель …»

– Ты не находишь странным, что при конкретных целях нельзя руководствоваться душевными порывами, а чем же тогда можно руководствоваться, что является критерием истины?

– Я понял тебя, вот эти слова:

«БЕРТОН: Я не сторонник познания любой ценой.

Познание тогда истинно, когда

опирается на нравственность.

Нравственной или безнравственной науку

делает человек.»

– Ход твоих мыслей на верном пути, но от тебя ускользает главное, основа всего, где-то единственное, о чем сына предупреждает отец?

Пий в нерешительности, стал тереть лоб.

– Вспомни, с чего прозвучало обвинение в жестокости?

– Неужели … но это же почти ничего …

«КРИС: Ведь Вы и сами не уверены, что все, что

Вы видели там, не было галлюцинацией».

– Именно это – Вера! Вот единственный критерий истины. Гений подошел к тебе и сказал: и отделил бог свет от тьмы, и ты вошел в тьму. Почему, потому что верил: есть свет и есть тьма. Ты остановил необузданный поток, и вы были вместе. Что же произошло дальше?

_ У меня голова идет кругом, – Пий тер лоб, – я начал пытаться восстановить мысленную картинку и когда она стала динамичной, то мне удалось охватить взглядом достаточно подробно, даже прикоснуться к воде.

– Во тьме?

– Нет, был светлый день … и отделил бог свет от тьмы … но я же не бог это всего лишь иллюзия.

– Ты не бог – ты Человек, а в чем разница. Вспомни: можно ли сравнивать человека и космос? Ты усомнился даже в том, что чувствовал – нельзя решать под влиянием душевных порывов – это ваши слова, потому он черту не переступил: сомнения, а не вера управляет человеком. Нравственной или безнравственной науку делает человек, а не бог.

– Что же я могу сделать, – Пий сидел, оглушенный услышанным, – ты же должен меня понять, – Пий смотрел на свою руку в браслете, горечь и отчаяние снова начало захватывать Пия – человек только думает, что он силен и умен, когда у него что-то получается и складывается с его желаниями, а стоит внешний силе все разрушить, как человек понимает, что на самом деле он ничто перед стихией и ей безразлично кто пред ней.

– А почему так происходит? Что побуждает человека все бросить и остановиться?

– Ты слышал, что он мне сказал, они нас на протяжении всей истории уничтожают, зачем, почему, что мы им такое сделали, что к нам такая ненависть …?

– А может, не сделали …?

– Не сделали …? – Пий в недоумении уставился на деда, – а что мы должны, по их мнению, были …

– Дедушка, ты совсем заговорил гостя, дай ему отдохнуть, – сказала Лея, вставая со своего места.

– Да, ты права, конечно, ведь Пий устал и … спи спокойно.

Пий спал крепко, но нельзя сказать, что он спал спокойно, он с кем-то во сне горячо что-то обсуждал, спорил, доказывал и, хотя он хорошо отдохнул и выспался, он все время пытался вспомнить свой сон, о чем там шла речь, ему казалось, что очень важное во сне ему было сказано, но он не мог вспомнить. Солнце уже было высоко, в доме никого не было. На столе для него стояла, накрытое полотенцем приготовленная еда, а на кресле положена сложенная рубаха. Пий осторожно развернул ее. Рубаха была ручной работы, таких Пий не видел никогда, а только слышал, что есть еще мастера. Материя не была тонкой, но и грубой тоже не была, вдоль ворота и по рукавам шли затейливые вышитые узоры. Пий осторожно надел ее. Ощущение мягкого прикосновения материи напоминало прикосновение кого-то родного и теплого, что-то очень доброе было в самой рубахе. Пий сидел в деревянном кресле, за деревянным столом, ел самую простую пищу, но мысли его были заняты тем, что он пытался объяснить себе, а что его здесь так волнует, что из этого простого убранства он воспринимает, как не реальное, не возможное, даже пытается отрицать то, что он сейчас видит. Простота! Наконец произнес он то слово, которое более всего подходило для дома и его обитателей. Но, в конце концов, он заставил себя признаться в том, что видит, простота какая-то слишком сложная. Сложная настолько, что не поддается ни обсуждению, ни пониманию, Пий не мог подобрать слов для себя он просто ходил по дому, рассматривал вещи, убранство, планировку и никак ни мог понять, но что здесь не так, что его так волнует во всем этом, ведь все очень просто, примитивно даже. Он сидел на лавке вдоль стены: ни одной прямой линии, ни одного острого угла, нет ничего, что бы говорило о том, что это сделано … человеком! Пий вышел из дома на улицу, вокруг могучие дубы, большая поляна, за домом сад и все это так просто, на своем месте … вот оно, понял Пий. Природа и человек не противоречат здесь друг другу, они одно целое, потому и не понятно, даже тревожно, чего-то не хватает. Сознание пытается найти человека, а его здесь нет, нет деятельности человека, хотя оно повсюду. Это не просто, такое нам сегодня не под силу, хотя вот оно здесь, прямо на виду. Пий рассматривал свою рубаху. Лен или что-то другое, неважно, но это именно лен, а не деятельность человека, как просто – это дар, но, поди, возьми его. Дом бесконечно красив, а дубы вокруг него, разве я, когда-нибудь, отдавал себе отчет в том, что все вокруг меня самобытно и неповторимо. Пий вспомнил любимую поговорку Ноя, которую тот нашептывал про себя, когда был в затруднении: «Баха невозможно исполнить плохо», Пий усмехнулся, пожалуй, Ной прав, это именно так, гармония потому и гармония, что не нуждается в посторонней помощи.

Пий шел по лесу, пока не вышел на большой луг. Дед не торопливо сгребал высохшее сено и Пий, не спрашивая, присоединился к работе. До вечера они вдвоем сложили два довольно больших стога, прерываясь, чтобы посидеть в тени, попить или поесть и, почти не разговаривая. К вечеру, когда они вдвоем брели домой, Пий чувствовал, что очень устал, но и радость не понятно от чего, просто необъяснимое чувство удовлетворения и безотчетной радости переполняло его изнутри. Я, как дурак, радуюсь простому физическому труду, неужели так живут всю жизнь и не заботит их ничего. Но как же не заботит, ведь о нем мне говорил и угрожал Кай. Пия как подменили, радость сменилась волнением, что же делать, возвращаться ведь придется и что дальше.

После ужина, Пий и дед уселись в свои кресла. По обыкновению, пришла в голову Пия мысль, мы с ним как старые знакомые, по обыкновению вечером, после работы и каждый на своем любимом месте. Как просто, я ведь всего второй день здесь и, все равно, – по обыкновению. Первым заговорил дед:

– Человек за свою жизнь проживает несколько жизней, вот, кпримеру, тот человек, вспомни, то он мальчик, то иконописец, то психолог, то просто голос, а иногда и несколько одновременно, как та троица на пути к счастью. И все это жизнь одного человека.

– Но это не его жизнь, это жизнь его персонажей, героев, к тому же исполнена другими людьми. Все это на экране, не в жизни.

Лея сидела на своем месте у окна и сегодня плела что-то вроде пояса.

– Когда ты сегодня вышел из дома, под влиянием впечатлений от дома, деревьев, погруженный в свои мысли, ты пришел на луг и работал со мной целый день – в этом твое предназначение в жизни?