-Я говорил им, что они поклоняются кускам дерева и внимают наущениям прислужников Тёмного, но никакого колдовства я не творил - отвечает вохеец стандартной фразой.
-Свидетели утверждают, что ты, Хоху-Кони, творил непонятное колдовство - столь же стандартно продолжаю - Благодари своего бога, что твоя ворожба не причинила никому ущерба. В противном случае с тобой бы разговаривали совсем по-другому.
Тономуй на последних моих словах презрительно скривился: среди папуасов колдовством балуется каждый второй, и неумелость ворожбы чужака могла только повеселить народ. ботанва
-Кутукори.- обращаюсь к своему секретарю - Пиши: десять ударов по спине и три дня "на дерьме". Свободен - говорю Хошчаю-Кхшунару.
-Истинный бог покарает нечестивцев, поклоняющихся идолам, и падёт гнев божий на правителей, попирающих истинную веру и потакающих идолопоклонникам! - затянул свою обычную шарманку приговорённый к принудработам, распаляясь. За те месяцы, что упорный ревнитель чистого тенхорабизма проходит через мой суд, скорый и беспристрастный, я уже успел выучить большую часть используемой им вохейской религиозной терминологии: кое-что было понятно по контексту, а насчёт остального выяснял у Шонека.
Поскольку ничего нового ожидать от фанатика (подумать только, пару лет назад таковыми казались Сектант или Вестник) не приходилось, а выслушивать очередную порцию религиозного бреда вкупе с оскорблениями никакого желания не было, я скомандовал: "Заткните кто-нибудь ему пасть". Тономуй с удовольствием выполнил распоряжение, скупым тычком локтя под дых прервав буйное словоизлияние горе-проповедника. Одобрительно посмотрев на хонского "сильного мужа", я хотел ещё добавить, что отрабатывать наказание возмутитель спокойствия будет на селитряницах в Нохоне, освобождая от обязательной отработки кого-то из тамошних обитателей. Но тут в комнату ворвался Раноре.
"Ралинга, там, это... дымами моргают" - от волнения начальник моей охраны даже совершенно жутким образом обрезал моё именование.
"Так. С начала" - командую - "Медленно и понятно".
Через пять минут суниец сумел внятно изложить: по линии оптического телеграфа "Тин-Пау - Мар-Хон" пришло "тревожное" сообщение. То есть, сигнал был просто "тревога". Не мятеж тинса-бунса, а именно некое непонятное происшествие. На данный момент технические средства и квалификация кадров, сидящих на ретрансляционных станциях, позволяли передавать довольно длинные сообщения, относящиеся к стандартным ситуациям: от наводнения или пожара до прибытия очередного каравана чужеземных купцов. И абстрактная тревога, сопровождаемая примечанием "подробности с гонцом", могла означать только то, что гарнизон Тин-Пау столкнулся с чем-то из ряда вон выходящим.
Вот теперь сиди, гадай, что там, в Тин-Пау, случилось. Нохонцы с интересом рассматривали задумавшегося в растерянности Великого и Ужасного Сонаваралингу-таки. Даже неугомонный обличитель пороков языческого социума притих. Впрочем, не надолго. Едва отдышавшись, Хошчай-Кхшунар принялся пророчествовать, обещая погрязшему в мужеложстве и прочем разврате вкупе с неверием в Истинного Бога острову и его правителям всяческие кары и бедствия.
"Заткните его!" - на этот раз я уже рявкнул. Тономуй повторил процедуру прерывания словоизлияния, теперь уже не жалея сил. Самоназначенный пророк коротко всхлипнул, на глазах его навернулись слёзы, но на ногах устоял - крепкий парень, однако.
"Идите уже" - командую - "И этого полубезумного с собой заберите. Щас свои десять ударов по спине получит, и забирайте. Пусть ворочает дерьмо у вас, в Нохоне. А если будет рот понапрасну раскрывать, разрешаю за каждое слово, задевающее предков или духов-покровителей, пару раз хлестнуть по спине лианой. Ты всё понял, Хоху-Кони?" - уточняю у жертвы языческих предрассудков и властного произвола - "Если тебя до новой луны опять приведут ко мне на суд, то оправишься в медеплавильню на месяц. И я прикажу Чирак-Шудаю поставить тебя на самое грязное и вонючее место, чтобы испарения, происходящие при плавке руды, медленно, но неотвратимо, прикончили тебя. Всё. Идите".
Наконец я остался только в компании Раноре и Кутукори. Несколько минут сидел и думал. С трудом выдавливаю из себя, обращаясь к начальнику охраны: "Позови сотников и полусотников".
Командиры "макак" собрались быстро, благо все они находились в Цитадели.
"Из Болотного Края огнями передали тревожную весть. Что именно там случилось, не известно" - начинаю - "Вряд ли новый мятеж, в этом случае так бы и сообщили. Если бы случилось нападение огов с востока, тоже было бы понятно. Тем более, никаких признаков, что тамошний народ намерен идти на кого-то войной или набегом, всего поллуны назад не наблюдалось. А о мелкой шайке молодёжи Киратумуй не стал бы сообщать в столь странном виде. Да и вообще не тратил бы дрова сигнальных костров - послал бы уши или головы паршивцев с очередным караваном". Офицеры заулыбались.
"Значит, случилось что-то необычное и опасное" - продолжаю - "Потому всех бойцов собрать во всеоружии. Первой и второй сотням готовиться выступить в поход на юг. Третьей сотне - оставаться сторожить Мар-Хон. Также оповестить старост городских концов и деревень по берегу о неизвестной опасности. Пусть сторожат море. Что-то подсказывает мне, что беда может прийти оттуда. Когда завтра утром доставят вести из Тин-Пау, и станет ясно, с какой опасностью предстоит иметь дело, будем решать, как действовать".
Отцы-командиры согласно пожимают плечами. Совещание закончено, и я вновь остаюсь один в полутёмной комнате - снаружи уже смеркается. Сейчас бы поспать, чтобы утром выслушать на свежую голову посланного Киратумуем гонца. Да сон не идёт от непоняток.
Рассвет встретил с чугунной головой. Пришлось обратиться к деду Токурори, дабы тот выписал мне чего-нибудь для взбодривания. Шаман-лекарь, выслушав проблему Сонаваралинги-таки, кивнул и принялся запаривать, заунывно напевая наговор, какой-то пряно пахнущий отвар. Через полчаса колдования мне была предложена плошка тёмной жидкости. На вкус горькая гадость - быстро запиваю кружкой воды. Подействовало тонизирующее почти сразу же - сознание ясное, в теле лёгкость. Теперь можно и гонца с юга дожидаться.
Тот вломился в ворота Цитадели практически одновременно с восходом солнца. Запылённая фигура, освещаемая кровавыми лучами настраивала на весьма тревожный и мрачный лад. Получив бамбуковый пенал с письмом, я, оценив измотанный вид вестового, распоряжаюсь: "Иди, смой с себя дорожную грязь и поешь. До полудня можешь отдыхать, а потом жду тебя, Гихуту, с подробным рассказом. Никому о принесённых тобою вестях ни слова" - заканчиваю на строгой ноте. Посыльный согласно пожимает плечами и двигается в сторону общей купальни.
Я же разворачиваю трубку бумаги - целых три листа. Ничего себе, что же там такое случилось.
С первых же строк никаких мыслей - одни эмоции.... Приплыли.... Причём в буквальном смысле. Приплыли на "большом железном корабле". Вот только кто - непонятно.
В письме каллиграфическим почерком штатного писца при Киратумуе (кажется, какой-то не то двоюродный, не то троюродный племянник моего Кутукори, а, может быть, и его дядя - я начинаю вникать в родственные отношения подчинённых только тогда, когда подозреваю кого-нибудь в сговоре по хищению государственной собственности) излагалось, что "вечером второго дня полной луны" (позавчера, то есть) в Тинсокский залив вошёл "большой корабль (употреблено вохейское слово), сделанный будто бы из железа (опять вохейский термин), посреди торчала труба, из которой шёл дым". Ночью чужаки, как я понял, не рискнули плыть по неизвестным прибрежным водам, а утром продолжили движение, добравшись к обеду до селения тинса вблизи Тин-Пау. С корабля спустили две лодки, высадившие на берег "примерно два десятка человек в странных одинаковых одеждах". Далее шло описание (со слов наших данников, обитавших в указанном поселении) сих "одежд". Судя по дословному изложению косноязычных пояснений свидетелей, моряки с неизвестного судна носили какую-то униформу, состоящую из штанов и курток, а на ногах ботинки или сапоги. Вооружены же они были "железными штуковинами, разной длины, некоторые из которых заканчивались тонкими мечами или ножами".
