— Только не спи больше, ладно? — попросил Питер. — Нельзя, чтобы ты спал.

— Как скажешь.

Пит забрал стакан, быстро поцеловал в щеку.

— Не боишься? Все узнают, что ты мутишь с пациентом, доктор Питти!

— Не боюсь, — откликнулся Пит.

Что-то с грохотом упало. Уэйду даже глаз не надо было открывать, чтобы почуять, как резко вскинул голову Паркер.

— Ни на минуту нельзя отвлечься, а, крошка?

— Да нет, — растерянно откликнулся Питер.

Уилсон услышал, как открылась дверь, мягко прошелестели шаги и мальчишеский, подрагивающий, готовый вот-вот сорваться голос произнес:

— Медленно отойдите от него, мистер Паркер. Чтобы я видел ваши руки.

— Майлз, оружие заряжено?

— Отойдите. Я не хочу, чтобы пострадал кто-то еще.

Вот так поворот, подумалось Уэйду. Нелепее не придумаешь. Он — замерший на койке, как пирог с метастазами. Питер, работа которого достигла апогея. Малолетний вершитель правосудия, сперевший пушку у папочки-копа. Кто бы додумался снять такое кинцо?

— Я тоже не хочу, — твердо, с нажимом произнес Питер сдвигаясь чуть в сторону. — Поэтому опусти оружие. Ты слишком далеко зашел, так нельзя.

— Не надо, мистер Паркер. Хватит разговоров.

Уэйд сдержал в горле булькающий смех.

— Болтовня, подставной суд — довольно! Решили, что выпросили для него лечение, и этого достаточно? Считаете, это справедливо?

— Суд был честным, Майлз.

— Вы эгоистичны в своем правосудии, мистер Паркер. Делите подонков на тех, кто вас не касается, и на тех, с кем спите.

— Майлз!

— Нет! Держите руки, чтобы я их видел! Никаких шутеров!

Все затихло, кроме приборов вокруг Уилсона: пик-пик-пик.

— Дэдпул.

Уэйд приоткрыл глаза. Шея, мышцы одеревенели, веки слиплись. Пик-пик-пик. Лицо Моралеса смазывалось.

— Давай без прелюдий, Человек-Паук. У тебя там пушка в руках. Она для стрельбы.

Пик-пик-пик-пик.

Пик.

Уэйд уперся ладонью в койку и приподнялся. Моралес отшатнулся, выставив пистолет перед собой, где-то на периферии зрения дернулся Питер.

— Спокойно, приятель, — проговорил Уилсон. — Я просто хочу сесть. Стрелять в лежачего совсем позорно, тебе не кажется? А мне кажется. Белый тоже что-нибудь бы обязательно спизданул, но, кажется, цветные чуваки заткнулись.

На фразу ушло слишком много воздуха, Уэйд хватанул его открытым ртом, словно после долгой невыносимой пробежки.

— Ты ведь не думаешь, что у меня может быть оружие под этим легкомысленным халатиком, верно, Паук?

Майлз помотал головой.

— Вот и славно.

Уилсон свесил ноги с койки, привалился спиной к стене. Потер запястьем слезящиеся глаза.

— Да и чутье твое сработает быстрее, чем я дернусь.

Моралес кивнул. Его палец замер на спусковом крючке. Весь пацан был напряженный, как тугая струна, но Уэйд смотрел на него, а видел Питера. Такого, каким тот был когда-то. Было все же что-то общее в Пауках, что-то, что лежало глубже внешности, возраста, может быть, даже глубже характера, привычек, взглядов. Это общее было в самой основе, в крови.

— Уэйд, — заговорил Питер, — ляг, пожалуйста. Тебе нельзя…

— Питти, — Уилсон фыркнул даже весело, — меня убивать собираются, чего уж.

Паркер хотел подойти ближе, но Майлз дернулся и перевел оружие на него:

— Не приближайтесь!

— Пит, не лезь, — добавил Уэйд, — это наши дела.

— О, ваши дела? — вскинул брови Паркер. — Тогда конечно, валяйте. Кто я такой, чтобы вмешиваться?

Майлз покрепче перехватил пистолет.

— Не сжимай так сильно, — посоветовал Уилсон. — У тебя же все мышцы в напряге, скоро трясти начнет.

— Помолчали бы вы, мистер… Дэдпул, — огрызнулся пацан.

— О, нарушаю супергеройский момент? Прости, умолкаю.

Пацан громко сглотнул.

— В… ты не боишься? Я выстрелю, и ты умрешь. По-настоящему. Ты сейчас смертный, я знаю.

— Я в курсе, как работает выстрел, спасибо.

— И не страшно? После стольких, не знаю, скольких-то там лет, ты реально не воскреснешь. Больше не оживешь. Никогда.

Уэйд усмехнулся.

— Какая разница? Страшно мне или нет, хочу я жить или нет, тебя не должно это волновать. Бесплатный совет: если убиваешь, не стоит вдаваться в чувства жертвы.

— О, спасибо, мне не нужны советы от такого, как вы.

— От убийцы? Не стесняйся, скоро будем в одной команде. Бросим этого скучного мистера Па-а-аркера, который твердит, что убивать нельзя. Попробуешь, узнаешь, каково это. Круто. Новый опыт.

— Заткнись, — моргнул Моралес. — Я не… не такой.

Уэйд булькающе рассмеялся, устало почесал щеку.

— Ага. Именно.

— Никто ничего не может сделать! Никто. Даже суд.

— Верно, — хмыкнул Уилсон, — только ты. Вот еще совет, парень: когда закончишь со всей этой кровавой местью, погугли «Голодные игры». Допотопная книжка, но тебе понравится. Там тоже только подростки знают, что делать с миром.

— Может ты перестанешь его дразнить, Уэйд? — устало спросил Пит.

— Так я и не дразню. Просто озвучиваю, что парень думает.

— Откуда тебе знать, что я думаю?!

— О возмездии, — пожал плечами Уилсон. — Справедливости. И, возможно, равновесии. Если никто не может остановить плохого парня, значит, нужно его убить. Отличное решение, сам постоянно им пользовался.

— Это неправда! Ты убил мою маму! Она не была плохой!

— И других тоже, — серьезно признал Уэйд. У него опять что-то сдвинулось в голове, что-то переменилось, и перед ним оказался не Майлз, а шестнадцатилетний Питер, перепугавшийся, когда Дэдпул явился домой в чужой кровище. Пит не давал подойти и кричал о справедливости, о чести, а Уэйд говорил, объяснял, потому что это было так важно, чтобы Питти понял : — Чьих-то других родителей или друзей, которые ни в чем не виноваты. И мне жаль, что так выходило, но это, как бы ужасно ни звучало, капли в море. Ни одна смерть не искупает другую, это так не работает. Но каждый мертвый преступник — чьи-то спасенные жизни. А один ублюдок, избежавший заказа, может погубить сотни. Равновесие, понимаешь? Когда толкаешь плашку домино, не знаешь, что получишь в итоге, — Уилсон попытался сесть ровнее, но внутри что-то больно натянулось и надорвалось, вспыхнуло болью, во рту загорчило. Он сглотнул.

— Это чушь, — пацан едва не плакал, оружие дрожало все заметнее. — Это не должно так быть! Это неправильно! Неправильно!

— Тебя ждет еще много сюрпризов в жизни, приятель.

Уэйд, наконец, посмотрел на Питера, который, настороженно прислушиваясь, быстро клацал что-то на тонком, насквозь технологичном браслете, обхватившем запястье. Пит и его старковские игрушки. Уилсон почувствовал, что против воли улыбается, и улыбка его полна нежности.

— И последний урок на сегодня. Если собираешься стать убийцей, всегда держи в голове, кого зацепит рикошетом. Не пуля, хотя это тоже важно. Ты сделал отличный выбор, моя смерть заденет только одного. Но такая удача — большая редкость.

Уэйд замолчал. Он буквально видел в своем съехавшем с катушек воображении, как несуществующая пуля летит в него, а прошивает Питера. В нем и застрянет.

— Ты все равно заплатишь, — просипел Майлз, — это должно так работать. Должно. Иначе все бессмысленно.

— Я уже заплатил, — мертвым, ничего не выражающим голосом ответил Уилсон, подняв глаза. — И тебе не снилось, с какими процентами.

Что-то такое увидел Майлз, что окончательно надломило его. Темнота и безнадежность, с какими он еще не успел столкнуться в своей недолгой жизни; что-то гораздо большее его повседневности, его мировоззрения и надежд. Что-то хлынуло, и он, будто спасаясь, отступил на шаг, и еще, едва не врезавшись в Питера. Дуло повело в сторону, пацан дернулся, обернулся со смесью ярости, растерянности и обиды, а потом сорвался с места, толкнув дверь так, что она от удара влетела в стену, оглушительно лязгнула, погнувшись и застряв.

Питер отмер, подошел к экранам и аппаратам, молча касаясь кнопок. Руки у него дрожали.