— Почему вы ему так доверяете?

— Послушай, — проговорил Питер осторожно, — я понимаю, что у тебя нет никаких причин доверять Уэйду, но…

Майлз мотнул головой.

— Нет уж, — громко проговорил он. — Мне надоело слушать про всякие «но». Я только и делаю, что слушаю! Почему никто не хочет слушать меня? Почему вы не хотите слышать, что он опасен?

— Майлз, я знаю, что он опасен.

— Но позволяете ему прийти сюда! В Башню Мстителей! Ему!

— Кто угодно может сюда прийти. Хотя бы и на экскурсию, — уголки губ Питера дрогнули в непонятной улыбке, и она еще сильнее обозлила Майлза.

— Кто угодно — не психопат с мозгами набекрень, неспособный отвечать за свои действия. Он же чудовище, — Майлз задыхался, не в силах выразить все, что чувствует. — Вы же должны видеть! Он чудовище!

Что не так с Питером? Почему он выглядит, будто все. Абсолютно. Нормально. Как будто ничего особенного.

— Я знаю, что вы мне скажете сейчас: «Майлз, он опасен, но я все контролирую. Майлз, так нужно.» Только, знаете что? Вы. Его. Не контролируете!

Кажется, эти слова все-таки дошли до Питера, пробили его броню уверенности, заметил Майлз со злым удовлетворением.

— Что помешает его чудовищу снова вырваться? Вы можете пообещать, вы на сто процентов уверены, что он не нападает больше ни на кого? Что не убивает невинных?

Питер больше не был спокойным, не улыбался.

— Майлз, — снова начал Паркер, но Моралеса было не остановить. Все мысли, тайные и явные, копившиеся так долго, нашли повод выйти.

— Вы… Вы же Человек-Паук! Вы спасаете город, защищаете мирных жителей! Я всегда так думал! Я вдохновлялся вами. А что сейчас? Неужели вы поощряете убийцу? Значит, кого-то сажаете в тюрьму, а кого-то водите в Башню Мстителей? Не слишком ли лицемерно, мистер Паркер?

Майлз выпалил это и похолодел.

Лицо Питера замкнулось, отстранилось. Взгляд, всегда добрый и смеющийся, в каких бы неприятностях он ни оказался, как бы сильно не злился, сейчас потух. Майлзу показалось, что он смотрел не на живого человека, а на фотографию. Ему захотелось извиниться, забрать свои слова назад, но злое упрямство не позволяло открыть рта, а потом заговорил сам Паркер.

— Я не поощряю убийц, Майлз, — сказал он ровно.

Майлзу так ужасно хотелось пробиться сквозь этот панцирь всезнающего спокойствия, этой самоуверенности человека, знающего о своей правоте. Однажды, спустя много лет, он поймет, что все это выдумал, что даже тогда Питер не был до конца уверен, что поступает правильно, возможно, что тогда Питер был более всего не уверен. Но это случится очень и очень нескоро.

— Я пытаюсь спасти всех. Всех, кого сумею.

— А может, — хрипло заговорил Майлз, чувствуя внутри странную горечь отчаяния, от того что все, что могло быть разрушено уже разрушено, и хуже не станет. — Может не стоит спасать всех?

Вопрос был риторическим, Питер мог не отвечать.

Но он ответил.

— Откуда тебе известно, кто заслуживает спасения, а кто нет?

Майлз с трудом вытолкнул из себя, глядя куда-то в сторону:

— Я хотел бы уйти. Прямо сейчас.

Питер выдохнул, помолчал.

— Ты волен уйти, когда тебе того хочется, Майлз. Я не буду удерживать против воли.

Майлзу показалось, что мистер Паркер говорил не только о его заточении в Башне в последние дни. Совсем не о них он говорил.

— И ты можешь возвращаться, когда захочешь. Я ценю твое мнение, Майлз. И твое доверие. Честно.

— Не очень похоже, — бросил он, не глядя Питеру в лицо, и, резко развернувшись на пятках, бросился бежать к послушно открывшейся двери.

Его колотило. В голове толпились слова, невысказанные и все до единого злые.

Что значит, не знать, кого спасать? Спасать нужно беззащитных и бессильных, спасать нужно слабых, спасать нужно тех, кто не в силах дать сдачи. Безумный мужик со страшным лицом не подходил ни под одну из этих категорий, а Питер пытался разглядеть в нем что-то или, что еще хуже, действительно видел.

«Ты поймешь» — сказал доктор Беннер, и Майлз, нервно бросавший вещи в рюкзак, наконец понял. И должен был показать мистеру Паркеру, открыть ему глаза наконец.

Может быть, в каждом чудовище жила искра человека, но этого не должно было быть достаточным, иначе все теряло смысл.

Моралес оглядел учиненный бардак и отмахнулся. Он не мог больше оставаться здесь, ему нужно было на воздух, срочно сбежать и последнее, что сделал — вытряхнул из недр рюкзака все, что успел закинуть, и налегке бросился к выходу, гулко топая пятками в кроссовках по плитке.

Решение пришло в голову спонтанно, у него не было ни малейшего плана: куда ему идти, зачем. Но, подчиняясь горькой обиде, Майлз направился к лифту.

Какой-то частью разума он готовился, что его не выпустят. Сработает запирающий механизм, ИИ уведомит Паркера и Старка, завоют сирены. Короче, надеялся, что его остановят, и тогда он выкрикнул бы им обоим в лицо все, что думал.

Но ничего не произошло. Ни когда он вышел из дверей, ни когда завернул за угол, ни когда направился к подземке.

Злость сменилась обидой.

Да всем плевать!

Плевать где он, что делает, все заняты только чокнутым убийцей.

Обида была бессмысленной, совершенно неправильной, несправедливой, но Майлз не мог и не хотел ее прогонять. Он повторял и повторял в голове одни и те же мысли, упиваясь своей обидой на мистера Паркера. На Человека-Паука.

Не отдавая себе отчета, он бездумно шагал вперед, ежась от порывов холодного осеннего ветра, превращая злость в энергию.

Очнулся, только когда ноги начали всерьез гудеть, желудок подводило от голода, а в горле пересохло. Малознакомый район не пугал, но настораживал. На улице стремительно темнело.

========== Майлз ==========

Моралес хлюпнул соломкой в опустевшем стакане с колой, закинул в рот последнее луковое колечко и с тоской глянул через стекло.

До ближайшей станции метро нужно было шагать и шагать. Он решил сократить, нырнув в ближайший проулок. Ассоциации пришли без спроса.

Однажды, когда он еще ходил в самую обычную школу и мечтать не мог о «Вижнс», какие-то придурки лет на пять старше, решили, что десятилетний Моралес — отличная мишень для ограбления. Его загнали в такой же проулок, грязный, перегороженный огромными мусорными баками, вонявшими рыбой и чем-то сладковато-гнилостным, и окружили, оттеснив к стене, лишая надежды на побег.

Но тут веселый незнакомый голос окликнул:

— Майлз? Майлз! Вот ты где!

Напавшие переглянулись, Моралес вскинул голову. Рядом стоял незнакомый парень, студент на вид, и широко с облегчением улыбался:

— Приятель, ну ты даешь, — сказал он. — Не мог потом потрепаться с друзьями?

Майлз недоуменно вытаращился, но незнакомец быстро подмигнул.

— Идем, твой отец уже вышел из участка. Мы ведь не хотим заставлять его ждать, правда?

Моралес помотал головой.

— Ужасно не хотелось бы его злить, — доверительно сообщил незнакомец растерявшимся агрессорам. — Такой громила, а характер, бр-р-р. Ну идем же!

Майлз молча прошагал рядом со случайным спасителем квартал, прежде чем решился открыть рот.

— Ты… вы вообще кто? И откуда знаете папу?

Незнакомец улыбнулся:

— Я не знаю. Просто в голову пришло. Что, угадал что ли? Видимо, — он усмехнулся, — паучье чутье сработало. Я Питер, кстати. Питер Паркер.

— Майлз Моралес, — растеряно представился Майлз, совершенно не понимая, что происходит.

— Ага, — отозвался Питер Паркер, — твои друзья сказали. Они видели, как эти трое потащили тебя в переулок, ну а я решил помочь.

— А… а если бы они напали и на тебя? Это же опасно!

— Тогда бы их ждал сюрприз. Паучье чутье, помнишь? — он подмигнул и кивнул на футболку с Пауком, выглянувшую из-под школьного пиджака. — Но в следующий раз будь осторожнее, приятель. Лучше вопи во все горло. Это не стыдно, но отпугнет таких придурков.