Но он сам почувствовал, как под конец фразы его голос сорвался и потерял уверенность. Теплый смеющийся взгляд Уэйда сбивал с толку. Разве он не должен был злиться на Питера? Он не злился.

А Пит знал этот его взгляд. Видел сотни раз, и еще один, самый первый — на фотографии в папке Старка. Жгучий такой, насмешливый, даже на фотографии живой.

Питер не сводил с него глаз. На секундочку картинка у него перед глазами смазалась, и в полумраке гостиной на лице Уэйда как будто проступили другие черты. Паркер испуганно моргнул.

— Как это мог быть ты? — нервно пробормотал он. — Как?

— Это сложно объяснить, — развел руками Уэйд. — Но мы, вроде как, связаны. Мы не два разных человека, мы, черт, как это было? Соединенные сосуды?

— Сообщающиеся, — поправил его Питер зачаровано.

— Точно! Сообщающиеся сосуды.

— Это ничего не объясняет, — снова сцепил зубы Питер упрямо. Упрямства ему никогда было не занимать, да и спорить за этот год он научился с Уэйдом. С Уэйдами?

С кем все эти бесчетные разы он спорил? С кем смеялся? Чья рука трепала ему волосы? В чье плечо он прятал лицо, когда они смотрели ужастики?

— В какой-то момент я просто открывал глаза и видел тебя, Паутинка, — проговорил Уэйд, мечтательно улыбаясь. — И, говоря откровенно, я не знаю, детка, что случилось сначала: моя шизофрения оказалась от тебя без ума или я.

Лицо Питера снова ожесточилось.

— Уэйд не твоя шизофрения, — едва не закричал он, сцепив кулаки. — Уэйд — это Уэйд. Он человек. Личность. Он мой, черт возьми, Уэйд. Не ты!

Уэйд смотрел на него, чуть склонив голову на бок.

— Личность, конечно. Только полученная нежелательным путем, знаешь ли.

Тут Питер вскочил, словно его ударили. Уэйд тоже поднялся на ноги следом. У Пита так и норовили сорваться с языка множество слов, но он умудрился сдержать их. Дышал только, молча глядя в глаза Уэйду.

— Меня это не интересует, — наконец проговорил Питер ровно. — Ты — прошлое. Возможно, ты такой же настоящий как он, только вот ничего не вернуть назад, Уэйд. Мы все отличаемся от себя после каких-то переломных событий, и тот я… Тот я, до укуса чертового паука, не тот я, что сейчас. И так, знаешь, так со всем в жизни! И пусть я не распался на двух Питеров, как ты, но ты не смеешь говорить, что Уэйд — это просто твоя шизофрения. Я соглашусь с тем, что вы одно целое, но я никогда не соглашусь с тем, что он — какая-то побочка.

Питер втянул носом воздух:

— Вы оба меня с ума сводите. Во всех. Чертовых. Смыслах.

— Ладно, Паучок, хорошо, успокойся, — Уэйд примирительно выставил ладони. — Я понимаю. Нет, правда. Возможно, ты прав.

Питер настороженно наблюдал за ним, с тяжело вздымающейся грудью.

— Я могу тебя попросить дать мне руку? — спросил Уэйд, протягивая ладонь.

Питер недоумевая протянул ему свою.

— Нет, — покачал головой тот, улыбнувшись. — Без перчатки.

Паркер всмотрелся в его лицо, в сомнении закусив губу.

— Хэй, я прошу всего лишь руку, — закатил глаза Уилсон — Я ее не откушу. Не выброшу в окошко. Могу поклясться на мизинчиках.

Это сработало. Питер медленно стянул перчатку, и все еще несколько сомневаясь протянул Уэйду руку ладонью вверх.

Тот поймал ее, осторожно, словно что-то хрупкое, словно боясь навредить, сжал пальцы Питера с какой-то совершенно невыразимой нежностью.

— Видишь, Паучок, — прошептал он, — ничего страшного.

Словно завороженный Пит сделал шаг ближе. Потому что да, ничего страшного. Потому что прикосновения, вот такие, осторожные прикосновения ему знакомы, он их знает, помнит.

Он вскинул на Уэйда испуганный взгляд, попытался отдернуть руку, но тот не отпустил, хоть и держал все так же аккуратно. Медленно поцеловал в ладонь.

— Я отпущу тебя, если ты попросишь, хорошо? — тихо спросил он. Питер шумно сглотнул и не ответил. Только наблюдал за тем, что делал Уилсон. Питу казалось, что он контролирует ситуацию. Что он может в любую секунду прервать, прекратить, изгнать этого Уэйда, если потребуется, но на деле он позволял касаться своей руки и пытался, из всех сил пытался найти различия. Уцепиться хоть за что-то. Но вот шутка — не выходило. Твердые теплые губы Уилсона были такими же, как и прежде. Он так же поглаживал ладонь Питера, так же целовал каждый палец, заставляя сердце Пита взволнованно подрагивать.

Уэйд прикрыл глаза и провел носом и губами по фалангам пальцев, по ладони, закатил край рукава и мягко поцеловал запястье, под которым трепыхался пульс.

Потом открыл глаза, посмотрел на Питера исподлобья, усмехнулся по-доброму и хитро. Паркер и не замечал, как кренится навстречу.

— Уэйд, — выдохнул Пит смятенно, моргая, не вполне понимая, кого на самом деле зовет.

— Ты чего-то хочешь?

И ни малейшей подсказки больше: ни в голосе, ни во взгляде, ни в ощущениях.

Питер сделал крохотный шаг навстречу, затем ещё один. Его словно тянуло магнитом к Уэйду, и только когда они оказались едва ли не нос к носу, Пит немного пришел в себя.

Но все равно не попросил отпустить руку.

Он бы без сомнения сказал сейчас, что это его Уэйд, но этого не давала сделать какая-то интуиция, внутреннее чутье. Что-то казалось не так, но ведь может такое быть, что просто казалось?

Питер почувствовал, что у него голова натуральным образом идёт кругом.

— Потому что, если нет, — Уэйд шептал ему почти в самые губы, — то я ужасно хочу тебя поцеловать.

У Питера взгляд метался от глаз к губам, по такому знакомому лицу, и не находил никаких подсказок.

— Кто ты? — последняя попытка вышла тихо, хрипло, бессильно. Питер положил ладонь на его щеку, осторожно коснулся, почувствовал под пальцами привычную шероховатую кожу. Его вело, и он понятия не имел, как сопротивляться.

— Не знаю, — тихо ответил Уэйд, глядя в глаза Питера. — Знаю только, что у меня от тебя башню рвет, малыш.

Ладонь Уилсона вдруг оказалсь у Питера на боку, потом на пояснице, горячая и тяжёлая. И тот сам не понял, в какой момент хрупкая граница сломалась и его губы оказались на губах Уэйда. В себя пришел только когда пришлось оторваться на передышку, цепляясь за уэйдово плечо как утопающий.

— Детка, — Уэйд улыбался одновременно знакомо и незнакомо, но совершенно беззлобно, радостно, и глупое сердце Питера в очередной раз отчаянно дернулось загнанной в клетку птицей, — я уже говорил, что ты — чудо?

— Всего-то миллион раз, — отозвался Питер, — но совершенно точно меньше двух.

— Моя недоработка, нужно наверстывать. Ты — чудо, — и Уэйд поцеловал его снова, и у Питера не было ни сил, ни желания сопротивляться.

А потом что-то почти незаметно изменилось, какая-то мелочь, но Питер понял, что их поцелуй уже заканчивает Уэйд. Его Уэйд.

— Привет, — улыбнулся ему Питер, и прижался крепче.

— Привет, фасолинка, — отозвался тот.

— А теперь признавайтесь, кто из вас целовал Питера?

Это уже позже, в кровати, к сожалению в одиночестве: Питер упорхнул в окно пташкой после пятнадцатого звонка тетушки. Уэйд, уставившись в потолок, решил провести внеплановое собрание их дружелюбной шизофреничной общаги.

Последовала секунда тишины.

«Я», — отозвался наконец первым до-Уэйд.

И я.

Я тоже!.

— Так я и подумал.

А ты?

— Я тоже участвовал в этой поцелуйной групповушке, спасибо, что спросил.

Но как это могло быть?

«Очевидно же», — иногда самодовольство в голосе до-Уэйда бесило самого Уэйда до невозможности. — «Мы все объединились.»

Последовала минута потрясённой тишины. Первыми пришли в себя таблички.

Чувак, ты бредишь.

Мы бы почувствовали, если бы перестали существовать!

— Так в этом и фишка, вы не перестаете существовать, вы становитесь частями общего разума.

Хуязума, — неожиданно обозлился Жёлтый, — я, конечно, рад, что Пит заступился за тебя, но, между прочим, ты тут не единственная личность.

— Предположим, ты не личность, а просто табличка.