И старалась не представлять идущую на съёмки Ифу, так как сердце болезненно сжималось от этих мыслей.

====== 14 ======

— Доктор Миллер?! Я стала хуже воспринимать окружающие меня предметы. Помните, те симптомы, которые я не считала пагубными для себя? Теперь всё это невыносимо!

Мари внимательно смотрела на дрожащую пациентку. Разумеется, она помнит. И эту женщину, и её многочисленные симптомы, которых становилось больше с каждым сеансом.

Эта женщина была одной из самых сложных пациенток. Мари лечила её два с половиной года.

«И вот, она снова здесь».

— Вы принимаете сейчас лекарства, которые я вам назначала?

— Нет, но я принимала их до беременности.

«Боже правый, она умудрилась стать матерью со своим диагнозом».

— Когда вернулись ощущения страха и панические атаки?

— Год назад. Я не решалась идти к вам снова. Боялась, что вы выставите меня. Я ведь… перестала поддерживать своё состояние. У меня вся моя жизнь проходит в стрессе и страхе. Меня нервирует абсолютно всё, доктор! Я закрываю глаза и слышу плач своего сына, а когда просыпаюсь, вспоминаю, что его нет. Даже в вашем кабинете. Я смотрю на картину над вашей головой, и она будто засасывает меня внутрь.

— Как вы потеряли ребёнка? — Мари следила за каждым нервным вздохом пациентки, отворачивая от неё картину.

— Его просто забрали. То есть… Я же не состою в отношениях, и этот ребенок был моей главной ошибкой. Я боялась его до смерти! Не могла смотреть на его ужасное маленькое личико, не могла слышать его плач. Я просто позвонила в приют и сказала, чтобы его забрали, пока я не убила его.

— Вы хотели его смерти?

— Нет! Я же его мама, я не хочу, чтобы он умер! Просто… я хочу так думать. Понимаете?

Несколько часов Мари изучала старую историю болезни этой женщины и думала, что с этого дня начнётся новая.

«Возможно, мисс Циммерман действительно расшатала её беременность и возня с ребёнком.

Жалко только мальчонку. Как ни крути, а он ни в чём не виноват».

Лукас должен был прийти на сеанс в половину пятого.

Признаться, Мари нервничала перед его приходом.

Почему-то она была уверена, что парень уже знает о том, что произошло между его матерью и психотерапевтом.

«Если так, как он отнёсся к этой новости?!

То, что он якобы не был против и сам об этом заявлял, — не даёт никакой уверенности.

Он сын своей матери, к тому же, ещё подросток.

У него одни мысли сменяют другие с бешеной скоростью.

Он и сам не всегда может за ними поспевать».

Девушка сделала самое невозмутимое лицо, когда в её дверь постучали, а затем — вихрем в кабинет ввалился Лукас.

Первое, что девушка почувствовала, — это перегар.

Во-вторых, он выглядел так, будто ночевал на вокзале и не умывался сегодняшним утром.

Спускать паршивцу эту выходку с рук, Мари не собиралась.

— Потрудись объяснить, что заставило тебя так напиться?

Парень рассмеялся. Совершенно нездорово.

— Лукас, сеанса не будет, пока ты не выдавишь из себя что-то более членораздельное.

— Этот урод, снова был в нашем доме! — Лукас лёг на диван так, что его ноги были заброшены на спинку, а голова, наоборот, свисала вниз. Мари волновалась, как бы его не стошнило в такой позе. — И знаешь, моя мать его не выгнала!

«Мать, уже хорошо».

— Зачем он, по-твоему, приходил? Вы с ним разговаривали?

— Пошёл он к чёрту! Я брезгую с ним говорить! Он привёз ей какой-то «гонорар» и бутылку палёного вискаря.

— Наверное, того самого, которым от тебя пахнет?

— Да, я его выпил. Потом собрал свои вещи и ушёл из дома. Я не хочу с ней жить! Она не слышит меня вообще. Будто я какой-то салабон или ничего не понимающий ребёнок. Её жизнь катится в жопу, а она думает, что всё скоро наладится. Как я должен себя чувствовать? Скажи, док, я всегда буду её ненавидеть? Мне снова захотелось умереть, когда я вспомнил её на тех видео.

— Думаю, это не совсем ненависть, Лукас.

— А что тогда?

— Тебе небезразлична судьба твоей мамы, но ты не знаешь, что должен сделать для того, чтобы что-то изменить.

— Кажется, что-то изменить — уже нереально.

— Лукас, если ты начал действовать в одиночку, не жди, что твоя мама отблагодарит тебя за это. Более того, она будет сердиться и закрываться от тебя. Ты ведь знал, что она довольна своей нынешней жизнью и менять её не собирается, даже ради тебя?

— Я знал, что она чокнутая, и я хочу, чтобы отныне мне было плевать на неё. Как раньше!

Парень вернул себя в сидячее положение и прикрыл глаза.

«Взрослому ребёнку становится неловко плакать».

— Думаю, теперь я точно выдохся! Пусть живёт, как хочет, а я умываю руки.

— Представляешь, Лукас, на нашей земле все люди — лжецы. И твои друзья, и твоя мама, и учителя в твоей школе, даже самый честный, казалось бы, человек.

— Дети не лгут.

— Сначала да, но они быстро этому учатся, — встала с места Мари и медленно прошлась по кабинету, попутно наполняя стакан воды из графина и протягивая его парню. — Ложь бывает разной, и это не всегда значит, что человек который лжёт — плохой человек.

— Мне бабушка в детстве говорила, что врать — плохо, — попытался отшутиться подросток.

— И отчасти была права, но даже бабушка лгала. Если не тебе, то наверняка кому-то… Есть очень интересная книга, Лукас, «Распознавание лжи», и мне не нужно её перечитывать, чтобы понять: человек, занимающий сейчас твоё место, мне врёт.

— Я? — парень покраснел, будто его поймали за просматриванием порно среди урока.

— Да.

— И в чём?

— Твоя ложь вплетена в правду, поэтому ты веришь в неё. Ты убедил себя, что твои чувства к маме — это ненависть и только! Но какая-то часть тебя напоминает, что, если её жизнь рушится, тебе бывает больно от этого.

— Кому нужна эта боль? Всем насрать.

— Ты ведь был уверен, что остался один, когда умерла бабушка.

— Да.

— И ты был рад, когда узнал о маме.

— Не совсем. Я разозлился, что она явилась так поздно, и не хотел её встречать. Она на похороны к бабушке не приехала.

— Тебе было обидно.

— Да. И за себя, и за бабушку. А потом я увидел её и… ты сама знаешь мою реакцию. Припёрлась порноактриса, на высоченных каблуках, в кожаных штанах, и сразу начала мной руководить.

— Возможно, она не знала, как должна была вести себя с тобой. Она могла ужасно нервничать перед этой встречей, но это было её решением. Она хотела, чтобы у тебя был дом и ты не попал в интернат. Сколько тебе было? Тринадцать?

— Да.

Слёзы на его глазах практически высохли, и он активно участвовал в диалоге, не затрагивая настоящее Ифы.

До настоящего всё-таки добрались спустя пару часов.

Мари пыталась объяснить этому ребёнку отнюдь не то, как устроен мир и как в нём сосуществовать с подобными ему.

Она пыталась научить Лукаса — видеть пугающие его ситуации со стороны.

«Именно трезвый взгляд со стороны поможет ему решать проблемы по мере их поступления.

Что касается Ифы…

Ифа, Ифа…»

Мари чувствовала себя несколько обеспокоенно, когда речь заходила о ней.

А в своей голове девушка отчётливо слышала насмехающийся голос Пейдж: «Ты влюбилась в неё».

Хотелось отмахнуться рукой, как от надоедливой мухи, чтобы всё это, наконец, прекратилось.

«Лукас, кажется, ничего не знает о нас с Ифой».

— Док, ты слышишь меня?

Мари почувствовала резкий запах перегара, и это моментально помогло ей выйти из оцепенения.

Лукас стоял вплотную к её столу.

— Да, Лукас.

— Тогда, что нам делать?

Мари бы тоже хотела это знать, но дело в том, что парень какое-то время говорил впустую. Девушка разозлилась на саму себя. Она никогда раньше не пропускала слова пациентов мимо ушей.

«”Нам” — значит, Лукас рассказал что-то важное. Доверился. Будет крайне неуместно просить его повторить».

Мари кусала нижнюю губу, пытаясь сформулировать вопрос, но сын мисс Блаттер ей в этом помог. Вероятно, сам того не подозревая.