Она сжала губы, качнулась на пятках. Я уже думал, уйдет, но она вдруг усмехнулась.

— И дверь даме не откроете? Где ваши манеры?

Я обреченно вздохнул и дёрнул ручку.

— Соблаговолите?

Довольная Маргарита уселась в объятия кожаного сидения. Я захлопнул дверцу, обошел авто, сел за руль. Сложив руки на колени, Левицкая притихла, видимо, побаиваясь. Все-таки режим самосохранения у нее активируется время от времени.

Я завел машину и выехал с парковки.

— Я просмотрел то, что ты написала вчера. Всю ту чушь вперемешку с тем, что удалось скатать со шпор.

— Мы перешли на «ты»? — спросила она, вздернув одну бровь.

— Очевидно, — буркнул я себе под нос.

— Окей, значит, я могу называть тебя…

— Нет, — рявкнул я. — Не можешь!

Она вжалась в кресло, и я выругался себе под нос, проклиная несдержанность.

— Ладно, Маргарита, твоя взяла. Давай, не будем утрировать и усугублять случившееся вчера, хорошо?

— Так это я усугубляю? Это вы взялись мне тыкать с какой-то стати.

— Извини. Скажи адрес. Куда сейчас свернуть?

— Налево, — буркнула она. — Третья улица Свободы.

— А, знаю. Район ботанического сада?

— Да.

Я перестроился, свернул на светофоре, вдохнул поглубже и выдал речь, снова возвращаясь к уважительному тону и форме.

— Я должен извиниться перед вами за вчерашнее, Маргарита. Это было непозволительно. Думаю, мы оба погорячились. Не перекладываю на вас ответственность, ни в коем разе. Это, конечно, моя вина. Я был зол, несдержан. Все время, что преподаю, студенты словно испытывают меня на прочность. Неужели так сложно выучить материал? Я плохо объясняю?

— Нет, — пискнула она. — Кажется.

— Быстро говорю? Вы не успеваете записывать? Ах да, вы же вообще не конспектируете!

— Простите, я…

— Пообещайте, что выучите мои лекции и прочтите уже хоть что-то по курсу. Летом будет экзамен, плюс вам нужно уже выбрать тему курсовой. Соберитесь, Маргарита! Еще есть возможность взяться за ум и втянуться в учебу.

— Моя учеба для вас так важна?

— Разумеется, — истово соврал я, пытаясь убедить в этом скорее самого себя. — Маргарита, ваша вчерашняя писанина — это нечто несуразное, уж простите. Я просмотрел, но, так и быть, зачту. Скажем, авансом. Идет?

Поджала губы.

— Взамен на мое молчание, что ли?

— Да. Все останется между нами. Мне не нужны проблемы. Да и вам тоже вряд ли пойдет такое на пользу. Давайте просто забудем это маленькое недоразумение.

Она аж подпрыгнула.

— Правда? Просто возьмем и забудем?

— Да. Разве это сложно? Какой дом?

— Остановите здесь, — отрезала Маргарита.

Соседей, что ли, стесняется? А может, все проще и ей осточертела моя компания и она хочет свалить поскорее.

Я съехал на обочину, другого места не было. Было уже темно, а фонари светили только вдали. Она по этой темени собирается куда-то идти?

— Ладно, Матвей Александрович. Я никому не скажу.

Она как-то хитро, почти коварно улыбнулась. Мне это не понравилось и понравилось одновременно. Ее близость, улыбка, голос. Всего вдруг стало слишком много для меня одного.

Возбуждение словно сконцентрировалось и материализовалось, оттягивая брюки своеобразной реакцией.

Студентка. Она моя студентка. Я должен давать ей знания, а не уроки сексуальности на практике.

— Но знаете, Матвей Александрович, кое-что мне не дает покоя…

Она закусила губу, не найдя мужество договорить. Я решил подбодрить.

— Что, Маргарита? Скажите.

— Вот это.

Она вдруг прильнула ко мне и абсолютно неожиданно коснулась моих губ своими.

Забыть.

Надо просто забыть о том, что было. Разве это так сложно? Подумаешь, чуть не разложил на столе преподаватель! Подумаешь, вместо зачета рассказала преподу, что все еще девственница, хотя совсем даже не это было темой моего зачета!

Нужно. Просто. Забыть.

— Ну что, сдала, Ритк? — подкатила Юлька на следующий день перед парой. — Не завалил тебя, Мефисто?

Волком чуть не взвыла.

— Нормально все, Юльк, — процедила сквозь зубы.

— Что с тобой? — не поняла подруга. — Шпоры хоть помогли?

О, не то слово, как помогли!

Отделалась кивком и по стеночке, незаметной тенью прокралась на задние ряды, куда так и не села вчера. Юлька устроилась впереди. За каким-то чертом ей и моим одногруппницам нравилось смотреть на Мефистофеля в первых рядах.

Мне — нет. Я вообще на него в жизни смотреть больше не буду! Вчера насмотрелась. Мои одногруппники, наверное, вообще были уверены, что Мефистофель не умеет улыбаться. А он умел…

Так, чтобы не пришлось потом скатывать, нужно начать учить уже сейчас!.. Но ручка как-то сама собой стала выводить узоры, цветы, сердечки. Детский сад и ранний романтизм! Я перевернула страницу и снова попыталась сосредоточиться на его голосе, не поднимая при этом головы.

Но от его низкого голоса с легкой хрипотцой по спине бежали мурашки. «Разве это так сложно, Маргарита?» — спросил он вчера, нависая надо мной. Черт, да! Забыть оказалось сложнее, чем мне казалось!

А еще и рука сама вывела романтичное «Мефисто…», когда я очнулась. Хер ему, а не сердечко!

Мефистохер в моей тетради стал злобным пауком с нереальным количеством лапок, потому что именно такое вчера у меня и было ощущение, что рук у него куда больше двух, когда он обнимал меня. Везде ведь успел пощупать, а его пальцы? Ох, эти пальцы…

И тут эти пальцы легли на мою тетрадь.

Фак, фак, фак!

Он что, надумал за мной стоять всю лекцию? Проклятье! Не-на-ви-жу-у-у-у!

Не знаю, как пережила эти полтора часа. Не знаю, зачем согласилась встретиться с ним. Я ведь собиралась все забыть! Да я уже практически ничего не помнила! А в итоге оказалась в его машине, и у меня аж дыхание сбилось, когда попыталась произнести его имя: «Значит, я могу называть тебя… Матвей»

— Нет, не можете! — рявкнул Мефистофель.

И не надо! Вот переведусь на журфак и поминай, как звали! Встретимся потом лет через десять, когда я буду красивой успешной женщиной, а он останется все тем же посредственным преподавателем с масляными глазками.

И спросит он меня с надеждой в голосе: «А помните, Маргарита, как у нас с вами было?». А не помню, скажу ему, ничего не помню! А что было-то, Матвей Александрович? Развернусь и уйду в свое блестящее журналистское будущее.

Ой, чуть поворот не пропустили.

— Да, — вещал Матвей Александрович, глядя на дорогу. — Все останется между нами. Мне не нужны проблемы. Да и тебе тоже вряд ли пойдет такое на пользу. Давайте просто забудем это маленькое недоразумение.

Что? Нет, секундочку. Это я должна его забыть, а не он меня!

— Просто возьмем и забудем? — переспросила я.

— Да. Разве это сложно? — пожал он плечами, даже не глядя на меня.

Ну еще бы! Ему-то просто! У него есть весь шоу-биз, чтобы меня забыть. Значит, охмурил, а сам в кусты?

— Ладно, Матвей Александрович. Я никому не скажу, — процедила я с коварной улыбкой на губах.

Он с какой-то опаской на меня покосился, словно ожидая подвоха. И правильно, Мефистофель, демоническое чутье тебя не подводит.

— Но знаете, Матвей Александрович, кое-что мне не дает покоя…

Подался весь ко мне, превратившись в слух.

— Что, Маргарита? Скажите.

— Вот это.

Это был самый страстный поцелуй, на какой я только была способна. Нет уж, Матвей Александрович, меня вы запомните. А вот я вас — нет! И я обязательно найду кого-нибудь, кто будет также здорово целоваться. Потом. Когда-нибудь.

От чьих поцелуев тоже будет замирать сердце, а дыхание перехватывать. Ну не может же быть, чтобы только вы в целом мире так хорошо целовались? Почему мне кажется, что я сейчас умру от восторга? А вы это чувствуете, Матвей Александрович? Есть место раннему романтизму среди вашей серой экзистенциальной тоски?

Он вжал меня в кресло, перехватив инициативу на себя, словно отвечая на этот вопрос. Его руки не знали покоя, а язык творил что-то невероятное с моим ртом.