— Мара-а-а-ат! — протянул я радостно. — Ты просто сейчас лучшие новости за неделю мне сообщил.

— Вот тебе еще одна в копилку: ты мудак, профессор.

Я искренне рассмеялся, чувствуя невероятное счастье и облегчение.

— Да это не новость, Азаров. Не надирайся и учись хорошо. Спасибо тебе огромное, — выпалил я, и помчался к машине.

— Сам не сдохни, — усмехнулся мне вслед парень.

Я погнал к дому Маргариты, опять терзал домофон и напросился у ее отца поговорить. Он открыл сразу и ждал меня на лестнице у двери. Мне не пришло в голову ничего умнее, как вывалить ему всю правду. Только так я мог попытаться получить сведения о местонахождении Маргариты.

Впрочем, мою откровенность папа Марго не оценил. Я получил только удар в лицо и обещание закопать меня за домом, если я еще раз сунусь сюда или окажусь рядом с его дочерью. Возможно, он прибил бы меня сейчас, но спасла мама, которая тоже не особенно доброжелательно на меня посмотрела.

— Не стоит вам сюда приходить, молодой человек, — строго выдала она.

На этом и закончилось знакомство с родителями.

Что мне оставалось во всем этом хаосе? Только писать.

Телефон Марго не отвечал. В соцсетях она тоже не появлялась. Когда я уже лез на стены от желания вернуть ее, меня озарило. Она должна узнать, что я люблю ее. Должна понять, что мы важнее всего. Должна вернуться и быть моей. Без всех этих глупостей.

И я сел писать. Книга — единственная связь, которая осталась между нами.

Не знаю, сколько времени я не выходил из дома. Завтракал консервами ближе к трем часам дня, зубы чистил к шести вечера и то не всегда, спал плохо, не бегал, телек не включал, новости не читал, только писал, как псих, без остановки. Я хотел скорее. Я гнал окрыленный вдохновением и надеждой. Она прочитает и поймет. Должна. Обязана. Если любит меня… Она ведь любит, я знаю.

Едва я поставил точку, отправил рукопись не в редакцию, а первым делом ей на почту.

«Марго, ты хотела прочесть. Я только что закончил. Надеюсь, тебе понравится. Знай, я не смог бы это сделать без моей Гретхен. Пожалуйста, возвращайся. Ты нужна мне.

Твой Мефисто».

Я постоянно мерзла, а ведь стояло лето.

Северное лето.

А еще я упрямо шла к мечте. Даже перестала ползти. Прямо-таки бежала, неслась во весь опор. Так разогналась, что попала аж в Ненецкий автономный округ.

Еще бы я здесь не мерзла.

Как так вышло? Ну, я добила сессию, выслушала нотации ректора, не вступая с ним в споры, не отрицая, не бросаясь на амбразуру, не отстаивая свою и Мефистофеля поруганную честь. Хотя Георгиевич ждал именно этого.

А после забрала документы и перевелась на журфак. Меня зачислили.

Но радости я не ощутила. Такой опустошающей тоски, как в тот день, когда сбылись мои мечты, я не ощущала еще никогда в жизни.

Мои чувства были похожи на выгоревшую пустыню. В моей жизни больше не было мужчины, который поддерживал меня эти два месяца и помогал идти к мечте. Я сама так решила и, как бы ни было тяжело, отлично знала: так будет лучше.

Судьбоносный разговор я подслушала случайно. Завкаф возмущался тем, что ни один студент журфака не согласился на его предложение о практике. Ни деньги, ни зачеты автоматом никого не соблазнили.

Что это за практика такая, подумала я. И ноги сами понесли меня к мечте. Я очень нуждалась в практике. А свалить куда-нибудь, вообще было недостижимой мечтой. Максимум, что мне светило этим летом, это поездка на дачу в пригород.

И вот так я оказалась в плацкарте поезда, а потом и на борту ледокола. Где-то между северными меридианами Жопа Мира и Окончательный Писец меня пересадили на паром и доставили, наконец, по месту назначения.

Поселок городского типа Амдерма.

Ни фига общего с Амстердамом, хотя поначалу я их и путала. Больше не буду. Я вообще впредь буду тщательно сверяться с картами, чтобы ни одно приключение не заканчивалось дальше средней полосы России.

Что было в Амдерме? Ничего. Только грязь по колено, кучи ржавого металлолома, олени и деятельная Таисия Радова, неестественная счастливая для того, что нас окружало.

Больше в поселке ничего не было. Я словно оказалась в Чернобыльской Зоне Отчуждения, где просто забыли сотню-две человек и меня заодно. Кажется, мои родители тоже решили, что Амдерма это пригород Амстердама. Иначе я не понимаю, как они меня отпустили сюда.

Впрочем, именно этот странный мир постапокалипсиса очень помог забыться. Ничего общего с моей прежней жизнью, никаких точек соприкосновения с реальностью. Очень отрезвляет.

Моим журналистским заданием, которое озвучила Таисия Михайловна, стало: «Описать жизнь и проблемы ПГТ Амдерма так, словно ничего более захватывающего в целом мире не было».

Ну, например, про северных комаров, которые могли загрызть даже оленей.

— Отличная идея! — воскликнула Таисия Радова, сверкая улыбкой.

Для Таисии Радовой это было действительно так. Цивилизованный мир для нее словно не существовал. Она вылавливала энтузиастов со всего мира и, благодаря ее стараниям, в бухте Амдермы уже работали промышленные водолазы. Чистили дно от металлолома, которого по-прежнему было втрое больше на берегу, но Таисия Михайловна обещала, что в скором времени и его уберут с улиц поселка.

И глядя на то, с какой яркой улыбкой она рассекала по улицам заброшенного поселка, я верила каждому ее слову.

Ее оптимизм подзаряжал меня, как солнечные батареи. Клянусь, энергия исходила от нее волнами и это чувствовала не только я. Все жители тянулись к ней, и я часто ловила себя на мысли, что в свои неполные девятнадцать не ощущаю и десятую долю ее оптимизма.

Постепенно, быт оленеводов, чукчей, обычаи ненцев и стали моей темой номер один. Да и сама жизнь на краю света увлекала все больше.

И было бы совсем хорошо, если бы не было так холодно. Правда, потом, в середине июля, Вселенная услышала мои молитвы и разом ударила такая удушливая жара, что я с тоской вспоминала те плюс шесть на солнце и пробирающий до костей северный ветер.

Но как бы ни складывались дни, я не могла забыть Мефистофеля.

Каждый раз, удивляясь каким-то невероятным особенностям этой жизни, я представляла, как расскажу об этом Матвею. Мы не виделись столько же времени, сколько были вместе, но время больше не имело значения. Он был рядом, был в моем сердце, был со мной. Каждый день я просыпалась с мыслью о нем и засыпала тоже, словно незримая его тень всегда следовала по пятам, как привязанная. А уж что он творил в моих снах…

Я уверяла себя, что сам Мефистофель давно меня забыл. Ведь кто я для него? Так, забавная зверушка в его зоопарке силиконовых уточек. Он не признавался мне в любви и ничего не обещал. Он взрослый мужчина, а я наивная студентка. Мы не пара и никогда ей бы не стали.

Только каждую ночь я все равно прокручивала в голове то, что было между нами, и с трудом сдерживала все те невысказанные признания, что жгли сердце.

Моя практика закончилась также внезапно, как началась. Хотя я провела в Амдерме почти месяц, снабдив свой журналистский багаж очерками, интервью, зарисовками и прочими полезными штуками. И при этом мне было страшно возвращаться.

Из-за себя самой. Я чувствовала, что пока нас разделяли тысячи километров, было несложно держаться вдали от Матвея. И будет гораздо сложнее удержаться, когда я снова окажусь в родном городе.

Таисия Михайловна тоже должна была покинуть Амдерму, чтобы вернуться на остров Вайгач, на метеостанцию. Эта неугомонная женщина, оказывается, жила и вовсе на полярном острове, где бродили белые медведи.

Она и предложила, видя мое нежелание возвращаться прямо сейчас, сделать крюк, навестить вместе с ней метеостанцию, а после в середине августа обязательно свалить на родину, иначе снег и льды отрежут меня от остального мира на долгие девять месяцев.

Я согласилась. Надеялась ли я застрять на трудноудаленной метеостанции, чтобы тем самым не наброситься на Матвея сразу по приезду? Да, так оно и было. Не буду лукавить. Все мои доводы, которые поначалу были высоки и неприступны, как стены крепости, к середине лета растаяли без следа, как и выделяемые из бюджета средства на благоустройство Севера.