В Западной Европе или в Штатах Северной Америки такая ситуация вряд ли вызвала бы удивление. Каждый прагматик понимает: смена правительства ничего в сущности не решит. Требуется государственное строительство. Продуманная, упорная деятельность.
Русский человек, судя по всему, романтик и мечтатель. Или даже анархист. Его вполне удовлетворяет безвластие, свобода. Хотя, как известно, сама по себе свобода не даст ни крова, ни хлеба.
Публицист Обыватель изумлён лёгкостью падения трёхсотлетнего царства династии Романовых. Он сравнивает это с падением дуба, корни которого подточены мышью и теперь выворочены кверху:
«Эта мышка, грызшая нашу монархию, изгрызшая весь смысл её – была бюрократия… чиновничество. Которое ничего не умело делать и всем мешало делать… Тухлятина.
Протухла. И увлекла в падение своё и монархию…
А всё началось уличными мелочами. Но, поистине, в столице всё важно. Столица – мозг страны, её сердце и душа. “Если тут маленькая закупорка сосуда – весь организм может погибнуть”. Можно сказать, безопаснее восстание всего Кавказа… Бунтовала Польша – монархия даже не шелохнулась. Но вдруг стало недоставать хлеба в Петрограде, образовались “хвосты около хлебных лавок”. И из “хвостов” первоначально и первообразно – полетел весь образ правления к черту. С министерствами, министрами, с главнокомандующими, с самим царём – всё полетело прахом. И полетело так легко-легко».
Это не было полётом. Это было падением. Перезревший подгнивший плод падает сам. Его нет надобности срывать.
Обыватель путает повод к революционным демонстрациям (хлебные очереди, «хвосты») с причинами. Сам же признал главной причиной прогнивший государственный аппарат империи. А это – ствол, опора государства. Когда ствол трухляв, дерево обречено.
Завершает Обыватель так: «Собственно, за XIX век, со времён декабристов, Россия была вся революционна, литература была только революционна. Русские были самые чистые социалисты-энтузиасты. И конечно, падала монархия весь этот век, и только в феврале это кончилось.
И странная мысль с этим концом у меня сплетается. Что, в сущности, кончается и социализм в России. Он был преддверием мести, он был результатом мести, он был орудием мести. Но, всё свершив, что нужно, – он сейчас или завтра уже начнёт умирать. Умирать столь же неодолимо, как доселе неодолимо рос. И Россия действительно вошла в совершенно новый цвет. Не бойтесь и не страшитесь, други, сегодняшнего дня».
Вот такое мрачное пророчество. Мол, всё страшное впереди.
Прав ли Обыватель? Какой цвет победит в России? Чёрный цвет флагов анархистов, красный – большевиков или трёхцветие французской буржуазной революции?
Судя по всему, многие граждане полагали, будто за свержением царизма тут же сам собой установится социализм. Однако мгновенные перерождения свершаются только в сказках.
Русские люди чрезмерно увлекаются сказками.
Временное правительство почти не контролирует ситуацию. Много определяет позиция Центрального исполнительного комитета Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. В журналистской среде поговаривают, что и в правительстве, и в Совете главную роль играют масоны. Так ли это, проверить невозможно.
Происходящее в столице похоже на анархию. Аналогичное положение на фронте. Сообщения из провинции не внушают оптимизма. Чем всё это кончится, предсказать невозможно.
На улицах Петрограда обилие праздно шатающихся или митингующих солдат и матросов. Своим поведением они демонстрируют желание лузгать семечки в столице, а не сражаться на фронте или работать.
РОССИЯ И СОЮЗНИКИ
Полагаю, французскому читателю интересно знать о том, как здесь относятся к союзническим обязательствам и к войне с Германией.
В начале этого года газеты пестрели сводками о боевых действиях доблестных российских войск и патриотическими призывами. Теперь – иное. Тревожные, порой трагические сообщения о развале армии, отказе многих частей сражаться, избиении или даже убийствах солдатами офицеров.
Во Франции можно слышать горькие для русского слуха слова: мы – миролюбивая нация и не хотели войны. Она нам была навязана Россией. Нам пришлось вступить в войну с Германией из верности нашим обязательствам к союзной России. Ради них мы пожертвовали жизнью многих молодых граждан, значительной долей национальных богатств. А теперь русские бросают нас на произвол судьбы, начинают брататься с нашим общим врагом. Предательство!
Я постарался переадресовать эти вопросы отдельным солдатам, офицерам, штатским лицам, встреченным на улицах Петрограда. Спрашивал граждан, причастных к политике. Не претендуя на какие-либо научно обоснованные выводы, поделюсь с читателями первыми впечатлениями от услышанного.
Вопрос о союзнических обязательствах России воспринимается здесь болезненно фактически всеми. Даже у так называемых оборонцев, готовых продолжать войну, можно заметить какую-то стыдливость или неуверенность. Люди сознают, что происходит нечто нехорошее или даже постыдное, но не знают, как с этим бороться, что предпринять.
Я им говорю: во Франции удивлены безволием Временного правительства. Оно идёт на поводу у социалистов. Но они составляют, так же как во Франции, ничтожную часть нации. Как можно доверять стране, в которой нет сильной и ответственной власти? Вот в чём вопрос.
Никакого вразумительного ответа я не получил.
Нет никаких сомнений, что Временное правительство стремится придерживаться курса, заявленного ещё в марте: «свято хранить связывающие нас с другими державами союзы». Слова, слова…
Петроградский Совет в манифесте «К народам всего мира» тоже высказался вполне определённо: «Русская революция не отступит перед штыками завоевателей и не позволит раздавить себя внешней военной силой».
Один осведомлённый господин, имя которого ничего не скажет нашему читателю, сообщил мне следующее. Все партии были согласны с позицией Временного правительства и Петроградского Совета. Ситуация резко изменилась после приезда в апреле в Петербург из эмиграции лидера большевиков Ульянова-Ленина. Он провозгласил: «Никакой уступки революционному оборончеству!»
Его партия поставила узкие классовые интересы пролетариата и беднейшего крестьянства выше общенациональных интересов русского народа. И не только классовые интересы защищаются таким образом. Для Германии позиция Ленина тоже весьма полезна.
У меня возникло недоумение. Неужели лидер одной из фракций социал-демократической партии более авторитетен, чем Правительство, Совет и все другие партии?!
Собеседник ответил: «Авторитет Ленина не распространяется дальше его сообщников. Однако у них имеется немало денег, полученных, как говорят, от немецкого Генштаба. На них они ведут активную пропаганду среди солдат и печатают разные прокламации».
Я возразил: агитацию ведут и их многочисленные противники. Мне довелось видеть демонстрацию с лозунгами доверия Временному правительству и призывами «Долой Ленина!» Об этом же пишут газеты, призывающие к решительным действиям против этого, как они называют, германского агента, вернувшегося в Россию со своими сообщниками в пломбированном вагоне.
«Парадоксальным образом, – ответил мой собеседник, – чем чаще и громче кричат “Долой Ленина!”, тем быстрее растёт его популярность. Это подобно славе Герострата, о котором помнили только потому, что его постоянно проклинали».
Поначалу я был удовлетворён его объяснением. Но уже ночью, мучимый бессонницей, испытал сомнения. Разве солдаты бегут с фронта по наущению большевистских агитаторов? Ведь сам же мой собеседник сказал, что до апрельского явления Ульянова-Ленина в Петрограде большевики были оборонцами. А фронт уже тогда лопался по всем швам.
