– Пап, не надо…

– Я только хочу сказать, что как родитель я потерпел полный крах. Я был тщеславен, безрассуден, излишне требователен. Думал о себе, пренебрегал своими прямыми обязанностями. Но теперь я готов. Я готов это признать. Какое облегчение! Просто не передать словами. Даже страшно вспомнить, как я себя вел… Почему мне раньше не приходило в голову, что это недопустимо? Наверное, должен был наступить такой переломный момент, час расплаты. Раньше я всегда мог к чему-то вернуться, у меня были резервы: когда не оправдались амбиции, осталась работа. Когда не вышло с карьерой, осталась ваша мама. Когда я потерял ее – остались вы. Когда я потерял вас, у меня был хотя бы дом… А без дома у меня ничего не останется.

– Без дома? – переспросил Итан.

– Да, – кивнул Артур. – Да. Об этом я и хотел с вами поговорить. Слушайте… мне очень неприятно вам это сообщать, но скоро мы потеряем дом.

– Погоди, – не понял Итан. – А что стряслось?

Артур пожал плечами:

– Ничего. Я просто не могу за него расплатиться.

– И что дальше? – спросила Мэгги. – Нам пора собирать вещи? К этому все идет?

– Штука вот в чем… – тихо, но так, чтобы все услышали, произнес Артур. – Я хотел его спасти.

– Спасти? Как?

Артур улыбнулся:

– Мэгги. Итан. Мне так не терпится узнать вас поближе.

«Что с ним случилось? Почему он так странно разговаривает?» – шепотом спросила Мэгги брата.

«Не знаю».

– Забавно… У меня ведь был план.

– План?!

– Скажем так: наша встреча могла закончиться на совсем другой ноте.

– Пап. – Итан склонил голову набок. – Мы вообще ничего не понимаем. Что ты пытаешься сказать?

– Ничего… Ничего. Знаете, я избавил вас от весьма неприятного разговора.

Мэгги закрыла глаза:

– Объясни толком, в чем дело!

– Я хотел попросить, – засмеялся Артур, – чтобы вы помогли мне выкупить дом. Вот, даже речь придумал! – Он сунул руку в карман и достал оттуда сложенный листок бумаги. – Но теперь… теперь я понял, как это было глупо с моей стороны. Теперь, когда вы здесь, разговариваете со мной, я сознаю, что все это не имеет значения. Вы, мои дети, семья – вот что важно. За меня не волнуйтесь. Я найду себе жилье. Без крыши над головой не останусь. – Он сунул речь обратно в карман.

– Что-что ты хотел сделать?! – вопросила Мэгги.

– Каким образом мы должны были тебе помочь? – уточнил Итан.

– Деньгами вашей матери, разумеется.

– Мамиными деньгами?

– Да. Брось, сынок. Ни к чему эти игры. Ты все понимаешь.

– Нет, честно, какими деньгами я должен тебе помочь? – спросил Итан.

– Теми, что завещала тебе Франсин.

– Но я на мели, – сказал Итан.

– Что-что?

Мэгги хлопнула себя по бедру:

– Так и знала!

– Я все потратил. У меня нет денег, – сказал Итан.

В воцарившейся тишине Артур впервые услышал, что на улице идет дождь. Видимо, он шел уже давно, с самого начала их разговора: холодные капли барабанили по окнам дома.

– Не понимаю…

Итан покачал головой:

– А что тут непонятного? Я потратил все деньги. Купил квартиру в Нью-Йорке, в Кэрролл-гарденс. А потом ушел из фирмы.

– То есть – с работы.

– Ну да.

– Так ты не работаешь? – Артур был вдвойне озадачен. Естественный ход вещей нарушен: сын вышел на пенсию раньше отца!

– Да. Уволился.

– Но…

– Не «но». А «и».

Артур подался вперед:

– И?..

– И я в долгах.

– В долгах… – Артур потрясенно смотрел на сына, а именно – на его распухший фиолетовый нос.

– Да. Квартира-то в историческом районе. Такое жилье стоит денег. Я могу снова устроиться на работу – ну, то есть мне придется это сделать, причем в ближайшее время. Но я все тянул, ждал чего-то – сам не знаю чего. Но больше не жду. Я даже хотел попросить у тебя взаймы… Теперь, конечно, не стану…

В сердце Артура царило смятение. Он не привык бороться с несколькими чувствами одновременно. Нежность переросла в шок. И гнев. А еще он испытывал облегчение: выходит, сыну он тоже нужен!

Но в основном, конечно, его обуревал гнев.

– Как можно было потратить такую сумму? Да еще уволиться? О чем ты думал? Как ты живешь?

– Как-то живу.

– Нью-Йорк – дорогой город! – выплюнул Артур. – Что ты… что ты ешь?

Итан повесил голову. Артур наблюдал, как его сын ссутуливается, скрючивается, словно строчная «р» в слове «надрыв». Он повернулся к Мэгги:

– А ты?

– Что я?

– Только не говори, что тоже потратила деньги!

– Мамины?

– Да! Мамины деньги!

– Нет, что ты. Нет-нет.

На шее Артура вздулась толстая вена.

– Хорошо, – сказал он, отирая лоб. – Отлично… Но ты, конечно, не поможешь мне выкупить дом?

– Я отказываюсь от наследства.

– Не понял?

– Хочу все раздать.

Гнев вспыхнул с новой силой. Он множился и порождал новый гнев. Не выпуская его наружу, Артур выдавил одно-единственное слово:

– Почему?

Мэгги всплеснула руками и уронила их на колени.

– Да от этих денег никакого толку! Посмотри, что они сделали с Итаном. Это же ходячая катастрофа! – Она повернулась к брату. – Без обид. У тебя кровь течет из носа. На диван.

Тот промокнул нос салфеткой.

– А ты?! – продолжала Мэгги. – Пап, я не хочу такой жизни. Не хочу покупать дом, который изначально был для нас слишком велик. В элитном районе. Зачем он? Послушай. Шуто-Плейс не имеет никакого отношения к реальному миру.

– Мэгги…

– Тебе самому-то хоть здесь нравится? Работу ты ненавидишь, это я уже поняла. Слушай. Я не знаю, что сделаю с мамиными деньгами, но на себя их точно не стану тратить.

– Так потрать их на дом!

– Нет. Извини.

– Ты не понимаешь! – вскричал Артур. – Ты. Можешь. Спасти. Наш. Дом. Господи… я ведь передумал вас просить! Хотел избавить вас от неприятного разговора!

– Это не мой дом. Я здесь больше не живу. И Итан тоже.

В животе у Артура все перевернулось, к горлу подступила и сразу отхлынула тошнота. В конце XIX века его предки сбежали от негласно разрешенных властями одесских погромов и каким-то чудом пережили все тяготы путешествия через океан без гроша за душой. Артуров прапрадед торговал вразнос вонючей рыбой в Нижнем Ист-Сайде, чтобы его сын сумел открыть крошечную обувную лавку, а внук – стать стоматологом, правнук – инженером, а праправнук смог… что? Погрязнуть в долгах? А праправнучка – разбазарить наследство?

– Неужели этим все и закончится? – вопросил Артур. – Мы просто тихо зачахнем в нищете? А?

– Ты не откажешься от денег, – сказал Итан.

– Еще как откажусь.

– Легко сказать.

– Почему все думают, что я на это не способна?! – возмутилась Мэгги.

– Дочь, – сказал Артур, подавив рвотный позыв, – ты не ведаешь, что творишь.

– А мне кажется, ведаю.

И тут картинка наконец сложилась. Фотографии. Приют. Балет. Все фрагменты уик-энда встали на свои места. Странный запах, преследовавший ее повсюду… Она наконец смогла понять, чем пахло в доме. Мэгги с колотящимся сердцем вспомнила одну Артурову фишку из ее детства. Папину Пошлину. Началось все с безобидной хеллоуиновской шутки: «Дай-ка сюда эту „Миндальную радость“, детка, пришла пора заплатить Папину Пошлину», но с годами она переросла в патологическую перверсию. Артур взимал Папину Пошлину со всего, что она когда-либо получала или выигрывала. Когда Мэгги соглашалась посидеть с соседскими детьми, он брал с нее плату за посреднические услуги – процент за наводку. Ей пришлось отдать отцу 15 % от своего первого летнего заработка (она устроилась кассиром в магазин игрушек) – «за бензин», ведь он возил ее с утра на работу. Он таскал еду с ее тарелки, хотя на столе и так было всего достаточно – просто чтобы лишний раз напомнить, кто в семье главный добытчик. И все четыре года в Дэнфорте, до самой смерти Франсин, Артур регулярно давал Мэгги понять, что после окончания университета она начнет выплачивать ему сумму, вложенную в ее образование. «За тобой должок», – сказал он ей открытым текстом. Выходит, за отцовство полагается какая-то плата?! А дети – это такое капитальное вложение, которое должно окупиться сторицей и желательно в виде наличных?