Один раз я спряталась за особенно высокой золотой пирамидой и позволила себе беззвучно выплакаться. Нет, даже это не заставило меня пожалеть о том, что произошло в караульной комнате: Торин предоставил мне выбор и я, уже зная, чем в любом случае закончится возвращение в Гору, согласилась.

Аркенстон, разумеется, так и не нашли, а Торин позвал нас с Бильбо, Балина и Двалина к высокому королевскому трону, который стоял на круглой площадке в пустой пещере. Меня уже давно не радовали такие каменные пейзажи, лишенные растительности и каких-либо звуков, кроме гулкого эха шагов.

— Ты сомневаешься в чьей-либо преданности? — спросил Балин. Тон вышел уж очень покровительственным.

Торин прекратил созерцать спинку трона. Он повернулся к нам, не произнеся ни слова, и спустился по ступеням с площадки. Если бы я верила в ауру, то запросто могла бы представить, как она клокочет вокруг Короля под Горой.

— Аркенстон, — продолжил Балин, — это достояние нашего народа.

— Это королевский камень, — процедил Торин, как будто Балин только что присвоил Аркенстон себе. — Разве я не король?!

Балин хмыкнул с грустной улыбкой, Двалин ничуть не изменился в лице и даже не дернулся от яростного восклицания, Бильбо украдкой почесал нос, а я закусила губу. Никто из нас не ответил.

— Знайте же, если кто-то найдет камень и утаит его от меня, я жестоко отомщу.

Собрание было окончено.

Я наткнулась на Балина в библиотеке, наполненной пыльными фолиантами, когда бесцельно бродила по Эребору. Мне нужно было проветриться, но наружу никого не пускали, поэтому ничего не оставалось, кроме как наматывать круги по известным лестничным пролетам, чтобы не заблудиться.

Балин потер глаза широкой ладонью:

— Драконий недуг… я видел такое. Этот взгляд, ужасная жажда… Это неистовая и жестокая страсть… Она свела с ума его деда, что, впрочем, вам известно, леди.

Я кивнула. Балин вдруг проницательно посмотрел на меня, и я с ужасом поняла, что он все знает про камень. Знает, что тот хранится у Бильбо… Моя жизнь была кончена — потому что нас обоих пустят на растопку эреборских печей.

Когда я была готова умолять гнома ничего не рассказывать Торину, Балин произнес:

— Аркенстон — венец всего, вершина всех богатств, он дает власть тому, кто им владеет. Боюсь, он не усмирит его безумие и станет только хуже. Будет лучше, если камень никогда не найдут.

Несколько таких же мучительных дней и десятков съеденных сухарей спустя, в ночи, в долине перед Эребором вспыхнули огни. Балин увидел их первыми, подозвал весь отряд к стене, и мы, как толпящиеся туристы, перегнулись через каменные укрепления. Гномы, может, еще что-то и различали, а я как обычно изображала предмет интерьера.

Днем из лагеря людей и эльфов начала доноситься музыка и слабый аромат лесных цветов. Торину не нравилось, что некоторые из его отряда бормотали о возможной дружбе, поэтому я помалкивала и даже старалась не высовываться на балкон над Воротами, чтобы не быть уличенной в моральном предательстве. В обед гномы притащили музыкальные инструменты и впервые за долгое время запели:

Свободны здешние края,

Еды здесь много и питья.

Вперед, вперед, Лесной Народ,

Ведь королю нужны друзья.

Песня заметно подняла Торину настроение. Он взмахнул кубком над столом — мы пили воду так, будто она была самым дорогим на свете вином, — и сделал долгий глоток, салютуя нам с мистером Бэггинсом. Мы как обычно выделялись и не пели вместе с гномами (я, честно говоря, и не помнила такой песни).

— Дядя! — обратился к Торину Кили, когда инструменты были отставлены к стене. — У этих людей ничего не осталось. Они пришли к нам из нужды, они ведь лишились всего.

Король под Горой не пришел в бешенство, как непременно сделал бы, заговори кто-то другой о жалости к жителям Озерного города. Конечно, его голос звучал не слишком дружелюбно, но от его интонаций мне не хотелось сбежать или притвориться мертвой.

— Не рассказывай мне об их потерях. Я знаю, что им здорово досталось. Те, кто уцелел от драконьего пламени, должны радоваться. Им есть, за что благодарить судьбу.

На утро следующего дня к Главным Воротам Эребора пожаловал Бард, и вместе с Торином к нему на балкон вышли племянники и Двалин. Я нагло подслушивала из-за треугольного вертикального выступа, который закрывал меня от любого, кто стоял бы под Воротами.

— Приветствую, Торин, сын Трейна! Мы рады, что вы живы вопреки всему! Но зачем, Торин, ты укрылся там, точно разбойник в берлоге? Мы с тобой пока не враги, и нам есть о чем потолковать и посовещаться.

— Возможно, потому что я не хочу быть ограбленным, — ответил Торин. — Но так и быть, мы посовещаемся с тобой. Когда от наших стен отступит вооруженная армия. Потому что я не намерен вести переговоры с воинами, осаждающими мои ворота. И тем более — с эльфами, к которым я не питаю добрых чувств. Ступай отсюда, Бард, и отошли войско эльфов обратно в лес, где им самое место.

Я оглянулась и встретилась взглядом с Бильбо. Приближалось время нашей ночной вылазки.

========== Глава восемнадцатая. «Я выбираю войну» ==========

В Эреборе царила скука. Перед ночью, в которую мы должны были, как заправские шпионы, пробраться в лагерь и встретиться с возглавляемым Гэндальфом «клубом по интересам», скука достигла своего апогея. Я планировала скинуться с балкона, чтобы не страдать, но Бильбо нашел меня раньше.

Я собралась с духом, чтобы после ужина выследить Балина с Двалином и по очереди их обнять: Торин, чахнущий над золотом, никогда бы меня не простил, и я не знала, что нас ждало по возвращении. Я бы очень хотела, чтобы дальше все шло нормально, но в это слабо верилось, поэтому лучше было попрощаться с теми, с кем я стала довольно близка за время путешествия.

Кили и Фили перебрасывались мелкими камушками. Я посмотрела на братьев издалека и, прежде чем они бы меня заметили, пошла к хоббиту. Нет, это было мило, что Торин сохранил частичку себя прежнего ради племянников… Не ради меня, ну и ладно.

В ту ночь дежурил Бомбур. Я чувствовала себя максимально отвратительно, несмотря на то, что до этого шепнула Балину: «Пожалуйста, не вините Бомбура», — когда обнимала его и оставляла обоих гномов в растерянности посреди зала.

Убедить Бомбура, что нам с Бильбо не спится и мы с радостью заменим его на посту, оказалось очень просто. Когда гном ушел спать, мы спустились по найденной хоббитом веревке в долину и в кромешной темноте поспешили к лагерю по незнакомой дороге.

Мистер Бэггинс чуть было не навернулся на камнях и не хлопнулся в воду (мы шли, ориентируясь на реку), но я вовремя подхватила его под локоть. Несмотря на то, что хоббит не упал, шуму мы наделали вполне себе. Нас обнаружили прибежавшие на звуки ругательств эльфийские караульные и, что странно, без лишних слов отвели к костру, около которого уже сидели Трандуил и Бард. С ними мы тоже обошлись без приветствий и вступительных речей.

— Это Аркенстон, — Бильбо вынул камень, засверкавший от огненных всполохов. — Сердце Горы… и сердце Торина. Мы отдаем его вам, чтобы легче вести переговоры.

— Дейн прибудет сюда со дня на день, — в ответ сказал Бард, не торопясь брать камень в руки. Он, как и Трандуил, завороженно рассматривал миллион граней и переливов на поверхности Аркенстона. — Нам повезло, что Роак не одобряет решения Торина засесть в Эреборе, так что было несложно договориться с воронами. Дейн уже знает, что мы его ждем и что наша главная цель не сражаться с его кузеном, а сначала расправиться с темным войском.

— Благодарю вас, — я кивнула.

— Пожалуй, я возьму переговоры на себя, — произнес кто-то рядом со мной. Я и не подозревала, что не только хоббиты умеют бесшумно передвигаться! — Могу представить, чем вы жертвуете, дорогая леди, отдавая нам королевский камень.

Трейн, севший чуть правее, изменился: у него была причесана борода, а одежда, хоть и не переливалась самоцветами, как кольчуги в Эреборе, уже не висела мешком.