Ей на секунду стало очень страшно. Сердце будто обливалось жидким азотом и застывало, ледяное и неподвижное.

— Я ничего не понимаю, — он на миг сжал пальцами переносицу, а потом положил ладонь на ее плечо. — Причем тут Блэк?

Слизеринка шумно сглотнула.

— Сегодня на уроке Зельеварения мы варили «Напиток Живой Смерти». Так получилось, что мне достался учебник из библиотеки, который вдоль и поперек был исписан каракулями прежнего владельца, который, на удивление, оказался мастером по зельям. Он вписывал свои поправки в рецепты, и я рискнула последовать им. Мое зелье – единственное, что было верно приготовленным. Слизнорт похвалил меня и обмолвился, что, должно быть, я такая умелая в своего отца, который был его любимчиком, — блондинка сделала страшные глаза, выражающие почти дикое сомнение. И на мгновение запнувшись, продолжила почти шепотом: — В то время только один мальчик в Хогвартсе мог носить фамилию «Блэк».

— И это был Сириус Блэк? — глупый вопрос, когда все и так очевидно. Зачем он его задал?

Она кивнула. Пальцы девушки сжали собственные коленки. Отсюда было видно, как побелели костяшки. Поттер несколько секунд смотрел на тонкие переплетенные пальцы, после чего отвел глаза.

Гарри знал, что ей страшно. Он ничего не мог сделать с этим. Хотя… сердце дрогнуло.

Он мог.

Он мог защитить ее.

Это поможет ей. Поможет ведь?

Резкий вдох сквозь сжатые зубы. Конечно, это не поможет! Когда твой отец опасный преступник, он даже не знал, что тут могло помочь.

— Ты уверена в этом? — голос прозвучал негромко, но обеспокоенно, как никогда.

— Нет, —девушка прикусила щеку изнутри. До боли.

Она напряжена, а тело пробирает мелкая дрожь.

Успокойся, к чертовой матери. Просто успокойся. Держи спину ровно. Так, будто ничего не происходит. Будто это не твой отец – безжалостный убийца, что сбежал из Азкабана. Просто держи свой статус сильной и непоколебимой девушки. Ты же Слизеринка, гиппогриф тебя побери.

— Знаешь, Гарри… я кое–что вспомнила, — она громко выдыхает. — За пару дней до моего отбытия в школу ко мне явился Динки – наш домашний эльф, которого мы давно отпустили. Он предупреждал меня о том, что в Хогвартсе в этом году раскроются невероятные тайны и возвращаться сюда было бы крайне опасно. Он что–то говорил о том, что Добби… это твой эльф, как я поняла… Добби сказал Динки, что нам с тобой грозят большие неприятности.

Он замирает, сжав губы.

Нам. С тобой.

И от этого «нам» разрывается сердце.

— Я не видел Добби все лето, соответственно, он мне ничего не сообщил, — Поттер качает головой.

Наблюдает, как ее плечи снова начинают трястись от тихих всхлипов. А в следующую секунду он обхватывает двумя руками бледное перепуганное лицо.

— Мне страшно, Гарри, — шепот сбивчивый, еле уловимый. — Я ничего не понимаю…

— Ш–ш–ш, Делия, успокойся…

Как–то нелепо. Но он просто не умел по–другому.

Пальцы на миг сильнее вжимаются в ее подбородок, затем отпускают почти рывком. А в следующую секунду он прижимает ее к себе так сильно, почти грубо, что чувствуются прикосновения мокрых ресниц к своей скуле. Зарывается пальцами в ее волосы. Она судорожно дышит полувсхлипами. Слезы, льющиеся по лицу, которыми постепенно пропитывается воротник его футболки. Худые руки обвивают его за талию. Поттер пытается проглотить слюну, но глотка сжимается. Он не может сказать ни слова. Только прижимать к себе это тело. Только яростно вдыхать в себя теплый запах ее волос. Он зажмурился. И то, что срывается с губ. Нет, это не могут быть его слова.

— Я с тобой, Делия.

Руки на его талии замирают. Она вся замирает. Будто впитывает это в себя.

Руки прижимают Делию к себе отчаянно. Почти до хруста. Но она молчит. Просто молчит. Так мало нужно для этой тишины. И это так легко. Так слишком–больно–легко.

И еще раз, контрольный.

— Я буду рядом.

— Спасибо, — так тихо.

Он зарывается губами в ее волосы, чувствуя, как начинает дрожать. Весь.

Сантиметр, застывший между ними. Господи. И прежде чем Гарри осознал, что делает, он приподнял голову, приближаясь к ее губам. Заставив ее замереть. Это был не он. Ее запах делал это с ним. Хватило одной секунды. Одного удара сердца, чтобы руки его тут же сжались еще сильнее. Гарри пообещал себе умереть после этого. Сразу же.

И, прикрывая глаза, медленно приоткрыл рот. Она онемела, когда он осторожно выдохнул. Когда вдруг горячий язык Поттера скользнул по ее нижней губе, в голове будто разорвалось целое море петард. Легкое и самое горячее прикосновение в ее жизни, которое послало ток по всему телу, переворачивая внутренности. Он чувствовал, как в его губы толкнулся тонкий протест. Она постаралась отвернуть голову. Он удержал. Он сильнее. Это движение… и когда это его глупое движение стало чем–то, что перекрывало воздух. Не позволяло отпустить ее плечи, которые то норовят прижаться ближе, то отпрянуть.

Нет, Делия. Еще немного.

Дай мне почувствовать.

Гарри не сразу понял, что следующее ее движение не было протестом, пока оно не повторилось.

Неумело. Осторожно.

Как давно девушка перестала сопротивляться? Шевельнула губами в ответ, легко лаская его рот, отчего горячая волна пронеслась по его спине, а волоски на всем теле встали дыбом.

Она ответила.

И снова, на этот раз – раскрываясь. Встречая язык и пытаясь втянуть его в себя. Он против воли зарычал. Настолько сильно прижимаясь к маленькому телу, что из ее уст вырвался тихий стон.

Он терзал. Кусал ее влажные губы. Одной рукой зарывшись в ее волосы, а другой поглаживая спину вдоль позвоночника.

Поттер, ради Мерлина, остановись. Чтобы не сойти с ума прямо здесь. Хотя… он уже сходит.

Прихватывает зубами ее припухшие губы.

Рычит. Обводит языком, едва сдерживаясь, чтобы не застонать от этих ощущений.

Черт, он хочет глубже.

Поттер убирает руку со спины и поднимает ее к пылающему лицу. Надавливает на подбородок большим пальцем, не отрываясь от ее рта, чувствуя, как послушно открываются губы. Проникает языком внутрь.

Глубоко. Жарко. Влажно.

Ее задушенный стон. Блондинка зарывается тонкими руками в непослушные волосы.

Неожиданно внутренний голос подкидывает Делии страшные слова:

«Ты целуешься с Гарри Поттером. Со своим врагом.»

Они прогремели в голове внезапно и показались такими чужими, что стало жутко. На секунду Слизеринка подумала, что это не ее подсознание. Чужое. И это заставило ее резко поднять голову, открывая глаза. Реальность опускалась на нее душащим облаком.

Зеленые глаза, распахнутые–смотрят прямо на него. И дрожит. Она дрожит всем телом.

— Делия?

Блэк поджимает губы. Распухшие, закусанные и зацелованные почти до кровоподтеков губы.

— Все хорошо, Гарри, — голос хриплый и какой–то неестественный. — Мне просто показалось, что мадам Помфри идет.

Врет. Нагло лжет.

И Гарри понимал это. Если бы шла мадам Помфри, он бы услышал стук ее каблуков за километр. Но в палате была тишина, нарушаемая лишь громким, прерывистым дыханием Слизеринки.

Он облизал губы, ощущая ее вкус.

Что же он натворил…

Неважно. Все неважно.

Трясущимися руками она коснулась его ладони, переплетая свои тонкие пальчики с его.

— Я надеюсь, что завтра ты вернешься на занятия, — она сдавленно улыбнулась и, наклонившись, поцеловала его в лоб, приглаживая темные волосы. — Выздоравливай, Гарри.

Блэк как–то быстро отстранилась и, круто развернувшись, покинула больничное крыло, оставив за собой шлейф цветочного аромата.

Что же он наделал…

***

Гарри пробудился чуть позже шести утра, воскрешая перед мысленным взором картинки прошедшего вечера: Делия, обнимающая его, что–то рассказывающая о своем кольце и об опасности, которая, черт побери, сейчас его совсем не пугала, потом слезы, море слез, объятия, необдуманный поцелуй, вновь слезы, а потом гнев, гнев и еще раз гнев. На самого себя. За то, что позволил себе минутную слабость, которая могла обернуться неизвестно чем.