– Угу, – кивнул мальчик, внимательно слушая рассказ, пока другие тоже рассаживались кто куда, но стараясь занимать места подальше от стрекунов. – А на нас почему не влияет?

– Не знаю, – пожал рассказчик плечами. – Ну вот, а потом и сама аномалия проползает, и все, через кого она прошла, мертвы. Так-то вроде и ничего не происходит, а просто умер и все. Прямо во сне.

– Ты забыл сказать, – перебил его Джогу, – что мертвец после нее становится как скелет, обтянутый кожей. Как будто не только что умер, а уже очень давно.

– А, ну да, да. Верно. И да, в простом подвале от нее не спрятаться, только вот в таких, с подобными дверьми, – указал он на внушительную гермодверь.

– Это старое бомбоубежище, – кивнул Калин. – Удивительно, как сохранилось, не остекленев.

Хуманы переглянулись, но что ответить на это, не нашлись.

– Да, – встрял в разговор еще один из отряда дежурных, – это нам свезло, что малой мозгоправ, а то лежали бы ща там.

– Глядеть в оба надо было, а не хлебалом клацать, – недовольно пробурчал главный. – Пацан вон буран углядел, а вы чем заняты были, что не заметили? Погодите у меня, вернемся, я вам устрою.

Ребята переглянулись и виновато опустили взгляды.

Калин хотел еще что-то спросить, но головная боль усилилась, и стало совсем невмоготу. Стрекуны тоже поскуливали, прижимая лапами ушные отверстия.

– Ага, ты уши-то прикрой, прикрой, может, полегче чуть будет, – кивнув, посоветовал ему главный. – Видать над нами как раз идет, падла.

Калин присел на корточки, застонал и упал на колени. Из носа закапала кровь, орошая пыльный пол темными пятнами. Стрекунов тоже корчило нещадно, и кровь у них виднелась не только из носа, но и из ушей.

– Держись, пацан, держись, – пытались подбодрить его хуманы, с силой сжимая плечо, но от слов этих легче не становилось.

Хотя… потихоньку боль все же начала отступать, слабеть, и вот вроде уже и терпимо стало. Калин высморкался и попытался вытереть нос. В глазах все плыло.

– Что, все, ушла? – поинтересовался главный, внимательно наблюдая за мальчиком. Протянул ему флягу с водой. – Держи.

Жажда была прям нечеловеческая. Калин пил и пил и тут заметил, какими глазами на него смотрят стрекуны, свесив длинные розовые языки до самого пола, пачкая их в пыли и собственной крови.

– А можно и им тоже водички? – с сочувствием глядя на несчастных мутантов, спросил мальчик.

– Налить не во что, – пожал плечами главный.

– Погоди, у меня должна быть миска, – Джогу полез копаться в вещмешок.

– Ну и глазища у тебя, малой, – посмеиваясь, Джогу хлопнул по спине идущего рядом с ним Калина. – Ты словно умертвие выглядишь.

– Кто это?

– А, ты же не местный.

Все так же жутко улыбаясь, Джогу шагал по подземному коридору с множеством подпорок и перегородок, страхующих от обвалов. Рот его располагался на левой щеке, зубы разной величины и формы росли совершенно не в ряд, а скорее, в два. Калин диву давался, как с таким «забором» во рту он умудрялся внятно говорить.

– Это, друг мой, коварное существо, страшнее него лишь девы, но о них спрашивать лучше у тех, кто через пустошь в большой мир ходит. Эти гадины чаще всего встречаются на границе с лесом. Хотя, поговаривают, что и в городе нарывались, но я ни разу не видел дрянь эту, – и перекрестившись, он добавил: – Слава Богу.

Тут улыбку с лица его словно пещерным сквозняком сдуло. Мужчина враз стал серьезен.

– Девы – древние, а умертвия – они стали появляться сравнительно недавно и обернуться одним из них может каждый живой.

– Может, это болезнь?

– От болезней, Калин, либо вылечиваются, либо умирают, а умертвием если стал, то навечно, пока не убьют, потому как своей смертью они только от голода дохнут.

– А…

– Нет, ты точно в порядке, – все же усмехнулся хуман, заметив, как занервничал мальчишка, ощупывая свое лицо. – У тебя глаза красные, потому что баюкалку воспринимаешь так же, как и стрекуны – не засыпаешь, но слышишь ее иначе и кровью исходишь из носа и глаз. Видал, у них зенки какие стали? Вот и ты сейчас не лучше выглядишь.

Вспомнив несчастный вид стрекунов после прошедшей аномалии и их заплывшие кровью белки глаз, в которых полопались капилляры, мальчик вздохнул.

– Я у Кармана уже дважды видал такое, – продолжил Джогу, вынимая новый светляк, а затухающий убрал в подсумок, привязанный у левого бедра. – Ничего, пройдет скоро.

Он повернул рычажок на новом и встряхнул его. Устройство ярко засветилось зеленоватым цветом, давая обзор вокруг себя метра на три.

– Сейчас домой придем, и он тебя полечит. Карман знает, чего нужно от красных глаз есть да пить. Пошли скорее, устал я. Дела доделать, да поспать бы немного. Посмотри, – указал взглядом вперед, – отстали мы, не видать уже ребят.

Недолго они шли в тишине, любопытный ум мальчишки не давал ему покоя – терзали вопросы. Услышав о новом виде опасных тварей, Калин желал узнать о них все, ну или хотя бы как можно больше.

– Джогу, – окликнул он впереди идущего хумана, – как умертвиями становятся? От чего?

– Марево, – бросил тот, не оборачиваясь на вопрошающего, – сизое такое, красивое, – скорость его хода чуть сбавилась. Джогу явно что-то вспомнил. – Друг у меня был, в детстве еще, братьями мы считали друг друга. Помню, грезили тогда, что станем взрослыми, и наш народ к тому времени уже не будет скрываться под землей. Замирятся чистые с хуманами, и тогда сможем мы с ним дойти до самого океана. Огромные волны, корабли с белыми парусами и храбрые моряки… Мы видели себя стоящими на корме и даже представляли запах и вкус ветра, дующего нам в лица…

Джогу резко остановился. Помолчал немного и вновь пошел, но медленно, а глаза его словно в пустоту глядели. Лицо будто воском залитое, неживое, бледное.

– Отец друга моего хорошим охотником был. Если он шел на поверхность, то все знали – мясо в клане точно будет. Но однажды его группа вернулась, а он – нет. Охотники твердили все как один, что его забрало странное облако. Им никто тогда не поверил, долго расспрашивали, но в итоге так и не поняли, что это за облако такое, и куда делся Вадим, – снова рассказчик замолчал ненадолго, видимо вновь переживая давно забытое. – Проснулся я, когда еще все спали. Уснуть не смог и решил поглядеть, может, и товарищ мой не спит. За отца он сильно переживал, – Джогу судорожно выдохнул. – Не дождавшись времени пробуждения, я отправился навестить его и то, что тогда увидел… никогда мне не забыть.

Поджав губы, мужчина порывистым движением руки смахнул слезу. Звучно сглотнул, пытаясь продавить ком, возникший в горле.

– Он их ел… плакал и ел… Вадим вернулся в час сна. Как обошел все посты, никто так и не понял. Тихо вошел в свое жилище и убил всех, кто там спал. А потом… начал есть свою семью… Знаешь, Калин, что самое паскудное в этом умертвии? – остановившись, Джогу развернулся и внимательно посмотрел Калину в глаза, словно пытался в них увидеть свое отражение. – Они все помнят, – сказал он после недолгой паузы. – Все и всех, но остановиться не могут. Сожрут любого, но начнут с того, кого при жизни любили больше всех. Вот такая, брат, оказия.

Калин слушал внимательно и живо представил себе этих умертвий с красными глазами. Напомнили они ему зомби киношных, только те не плакали, когда жрали своих родных, мозги у них протухли. А эти, раз плачут, значит чего-то соображают. Выходит, они опаснее, чем тупые зомбаки.

Джогу, шагающий чуть впереди, вновь заговорил:

– Знаешь, если так случится, и я окажусь в мареве, то пусть оно и грешно, но сам наложу на себя руки, сразу же, пока обращаться не начал.

– Ты думаешь, что Боги покарают тебя за самоубийство? – спросил мальчик.

– Нет. Богов я не боюсь, это ваша вера. На самом деле, Бог един, но новый мир почему-то позабыл веру предков и предпочел многобожье. Видимо им так удобнее пока.

Калин лишь щекой дернул, вспомнив найденных «Богов» в старом музейном хранилище, но промолчал.