– И что бы это означало, Джонни? – спросил он.

– Ничего, – просто ответил я.

– Вот лучше ничего и не говори, твою мать, – сказал он.

Я сказал «ничего», потому что Ларри сумасшедший; абсолютный психопат.

Затем его лицо изменилось и он, типа, расплылся в широкой улыбке. Он кивнул на потолок:

– А она не так уж плохо ебется, а, Джон? Извини, что вклинился между вами, приятель. Ну да бывает, дело житейское? – (Я кивнул.) – Делает клевый минет, – продолжил он.

Я чувствовал себя как говно. Мое электричество. Моя женщина.

– Когда-нибудь трахал ее в жопу? – спросил он.

Я пожал плечами. Он скрестил руки на груди.

– Я стал намекать ей, что так будет лучше, – сказал он, – просто потому, что не хочу, чтобы она забеременела. Ребенок там, лишний рот. А раз чувиха забеременела, она будет думать, что может запускать руку в твой карман всю оставшуюся жизнь. Твои башли уже не твои собственные. Это, блядь, меня совершенно не устраивает, должен сказать тебе. Я сохраню мои деньги. И скажу тебе еще одну вещь, – засмеялся он. – Я надеюсь, что у тебя нет СПИДа или чего-то такого, потому что, если есть, ты и меня теперь заразил. Я никогда не использую гондон, когда протягиваю ее там наверху. Никогда. Лучше стану чертовым дрочилой.

– Нет у меня никакого СПИДа, – сказал я, впервые в жизни об этом пожалев.

– Никогда бы не подумал, грязная ты скотинка! – засмеялся Ларри.

Затем он потянулся в детский манеж и погладил Шантель по голове. Я почувствовал резкую боль. Если он попытается коснуться этого ребенка снова – зарежу козла; и пофиг, кто он такой. Мне уже наплевать.

– Все в порядке, – заговорил он. – Я не собираюсь забирать твоего ребенка. Она хочет этого, врубись, и я считаю, что, вообще-то, ребенок должен оставаться со своей матерью. Дело в том, Джон, как я сказал, мне ребенок в доме не нужен. Так что ты должен благодарить меня за то, что он все еще остается у тебя, подумай об этом на досуге. – Он внезапно стал угрюмый и злой и предостерегающе ткнул в меня пальцем: – Подумай об этом, прежде чем начнешь обвинять других людей во всех смертных грехах. – И ту же снова заговорил радостно; эта скотина могла запросто менять голос как перчатки. – Видел этот расклад на четвертьфиналы? Кто победит в паре Сент-Джонстон – Килмарнок? На «Истер-роуд», типа, – улыбнулся он мне, затем окинул взглядом всю комнату. – Чертова дыра, – прошипел он и двинулся к выходу. На пороге Ларри остановился и повернулся ко мне. – Еще одна вещь, Джон, если ты захочешь снова вставить ей, – он указал на потолок, – то просто крикни. С тебя десятка, и полный вперед, типа.

Я не на шутку застремался и сразу же после этого отвез ребенка к моей маме. И вот как получилось: мама пошла в социальную службу и уладила там все дела с пособием на ребенка. Они пошли к ней качать права, и она дала им от ворот поворот. Меня за это избили, Алек и Мики Дойл. А потом Ларри и Мики Дойл измудохали меня еще раз, когда мне отключили электричество. Они схватили меня на лестнице – дернули сзади, опрокинули и начали избивать. Я боялся, что они найдут деньги, которые я выиграл на «бандите», – вдруг залезут ко мне в карманы и найдут. Пятнадцать фунтов. Но они меня просто пинали. Пинали, а она вопила:

– БЕЙТЕ ЭТОГО КОЗЛА! УБЕЙТЕ ЕГО! НАШЕ ДОЛБАНОЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО! ЭТО БЫЛО НАШЕ ДОЛБАНОЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО! ОН ЗАБРАЛ МОЕГО РЕБЕНКА, МАТЬ ЕГО! ЕГО СТАРАЯ ШЛЮХА-МАТЬ ЗАБРАЛА, БЛЯДЬ, МОЕГО РЕБЕНКА! ВОЗВРАЩАЙСЯ К СВОЕЙ ЧЕРТОВОЙ МАМОЧКЕ! ВЫЛИЖИ ЕЙ ВСЕ ПОД ЮБКОЙ, МУДАК!

Спасибо, что они бросили меня, так и не проверив карманов. Ладно, думаю, на этот раз им в любом случае ничего не достанется. Я доковылял до мамы, чтобы привести себя в порядок. У меня был сломан нос и треснуло два ребра. Пришлось идти в травму. Мама сказала, что не надо было связываться с Катрионой Дойл.

– Теперь об этом легко говорить, – сказал я ей. – Но посмотри, если бы я с ней не связался, скажем так, просто предположим, что не связался бы, тогда б у нас не было Шантель. Можно ведь и так посмотреть.

– Можно и так, – сказала мама. – Шантель – наша маленькая принцесса.

А потом какой-то идиот из нашего дома вызвал полицию. Я было подумал, что за травмы от разбойного нападения мне полагается компенсация, и выдал ложное описание двух чуваков, совсем не похожих на Ларри и Мики. Но затем в полиции заговорили так, словно они думали, что это я преступник и устроил эту разборку. Это я-то, с лицом, как гнилой фрукт, двумя треснутыми ребрами и сломанным носом.

Она и Ларри вскоре после этого съехали отсюда, и я подумал: отлично, катитесь колбаской. Думаю, муниципалитет выселил их за неуплату, переселил в другой район. Ребенку было лучше с моей мамой, и я получил работу, довольно пристойную, и не просто по какой-то учебной программе занятости. В супермаркете: складывать полки и проверять ассортимент товаров, такого рода дело. Неплохо устроился – куча сверхурочных. Денег, конечно, не фонтан, зато в паб ходил нечасто – пропадал на работе допоздна.

Дела обстояли хорошо. Вскоре я уже трахал несколько чикс. Одну девушку из супермаркета – она была замужем, но с чуваком уже не жила. Она в порядке, чистая чикса и все такое. Были еще мелкие поблядушки с района, некоторые только школу окончили. Парочка приходила в обеденное время, если я вкалывал на второй смене. Раз тебе довелось отыметь одну из них, то тебе уже дают все. Они все сюда приходят просто потрахаться, потому что, кроме этого, им нечем заняться. Можно было потискать их или получить минет. Как я сказал, одна или две, особенно та маленькая Венди, для них ебля – это игра. И ни в коем случае я не хотел никаких серьезных отношений, а так, слегка позабавиться.

Что до Катрионы, то, как уже говорил, я встретил ее впервые за долгое время.

– Как Ларри? – спросил я и наклонился, приглядываясь, как бы достать частично блокированный шар.

Один косоглазый чувак сказал, что прямой не идет. Парень из булочной Крофорда начал орать:

– Эй, ты! Адмирал Нельсон хренов! Пусть играет без подсказок! Никаких советов со стороны!

– Ах, он… – отозвалась она, когда я ударом сбоку выбил шар и рикошетом о борт закатил в лузу. – Он снова угодил за решетку. А я вернулась к моей маме.

Я просто взглянул на нее.

– Он обнаружил, что я беременна, и съебался, – продолжала она. – Зависал с какой-то ебаной шлюхой.

Да уж не сомневаюсь, хотел было я выкрикнуть ей прямо в лицо, но промолчал.

И тут ее голос кокетливо зазвучал на высоких тонах, как было всегда, когда она чего-то хочет.

– Почему бы нам не выпить сегодня вечером, Джонни? За все, что было, типа? Мы же были такой хорошей парой, Джонни, ты и я. Все так говорили, помнишь? А помнишь, Джонни, как мы раньше ходили в «Бык и куст» на Лотиан-роуд?

– Да, почему бы и нет, – сказал я.

Дело в том, что я, по-моему, все еще любил ее и, видать, никогда по-настоящему не переставал любить. Да и «Бык и куст» мне нравился. Мне всегда там немного везло с «бандитом». Может, «бандита» уже и нового поставили, но все-таки.

Никогда не предполагал даже в страшном сне, что все будет настолько очевидно; и поэтому то, что я запланировал, кажется совершенно правильным. Я имею в виду, что почти ожидал увидеть Джоан на борту, столкнуться с ней на палубе, в столовой, в баре или даже в казино. Когда я начинал так думать о ней, мое сердце учащенно билось, голова шла кругом и я обыкновенно убирался в свою каюту. Поворачивая ключ, даже рассчитывал застать ее там, возможно, в постели, читающей книгу. Нелепо, знаю, вся эта ситуация просто смехотворна.

Я пробыл на этом лайнере уже две недели; две недели в полном одиночестве. И если бы вы чувствовали себя так, как я, то вид веселящихся людей и вам бы казался отвратительным и оскорбительным. Я только и делал, что бродил по кораблю, как если бы искал что-то. Бродил и качался в спортзале, конечно. Разумеется, нечего было и думать о том, чтобы увидеть здесь Джоан. И все же я не мог успокоиться. Не мог лежать на палубе с Гарольдом Роббинсом, или Диком Френсисом, или Десмондом Бэгли. Не мог сидеть в баре и напиваться. Не мог участвовать в любой из этих тривиальных скучных бесед о погоде или о нашем маршруте. Я ушел с двух фильмов в кинотеатре. «Умереть заново», с этим британским педиком, играющим американского детектива[9]. Ужасный фильм. И еще один с этим американским светловолосым актером, который раньше был смешной, но теперь уже нет. Наверное, все дело во мне: множество вещей больше не выглядят смешными.