Я пошел в мою каюту и приготовил спортивную сумку для очередной экскурсии в спортзал. Единственное пристойное место, хоть чем-то мне интересное.

– Вы, должно быть, самый накачанный человек на этом корабле, – сказал мне тренер.

Я лишь улыбнулся. Не хотелось вступать в беседу с этим парнем. Он странноватый, если понимаете, о чем я. Ничего сам против них не имею, живи и дай жить другим и все такое, но прямо сейчас я не хотел ни с кем разговаривать, особенно с каким-то чертовым педерастом.

– Да вы просто не вылезаете отсюда, – настойчиво продолжал он, слегка кивнув толстому, жалкому, непрезентабельному краснолицему мужичку на тренировочном велосипеде, – правда, мистер Бэнкс?

– Отличное оборудование, – резко ответил я, осматривая свободные веса и поднимая две гантели со сменными грузами.

Слава богу, паренек-тренер заметил даму с избыточным весом в ярко-красном трико, пытавшуюся делать подъемы из положения сидя.

– Нет-нет-нет, мисс Кокстон! Не так! Вы слишком напрягаете спину. Сядьте прямо и согните колени. Под сорок пять градусов. Отлично. И раз… и два…

Взяв пару гантельных дисков, я тайком сунул их в мою спортивную сумку. Я перестал много двигаться, но мне не нужны упражнения. Я достаточно хорошо сложен. Джоан всегда утверждала, что у меня хорошее тело; жилистое, как она говорила. Ничего удивительного – вся жизнь на стройке, вредных привычек нет. Ну да, я слегка раздался, когда позволил себе поблажки, оставшись без Джоан. Все казалось бессмысленным. Выйдя на пенсию, я пил теперь больше, чем когда-либо. А гольф – это совсем не мое.

Вернувшись в каюту, я прилег и погрузился в полузабытье, думая о Джоан. Она была такой прекрасной и порядочной женщиной, лучшей жены и матери не пожелаешь.

Почему, Джоан? Почему, моя дорогая, почему? Это могли быть лучшие годы нашей жизни. Пол в университете, Салли работает медсестрой. Они наконец покинули гнездо, Джоан, мы могли расслабиться. То, как они потом справились с трагедией, – это была твоя заслуга. Наша общая заслуга. А я разве справился? Я умер с тобой, Джоани. Я просто нелепый призрак.

Я не сплю. Я бодрствую, говорю сам с собой и плачу. Десять лет после Джоан.

На обеде я оказался за столом наедине с Марианной Хауэллс. Супруги Кеннеди, Ник и Патси, очень милая и ненавязчивая молодая пара, так и не появились. Это намеренная уловка. У Патси Кеннеди глаза заговорщицы. Марианна и я впервые оказались одни за все время круиза. Марианна не замужем. Отправилась в путешествие, чтобы отойти от ее собственной тяжелой утраты – недавней смерти ее рано овдовевшей матери.

– Вот теперь ты весь в моем распоряжении, Джим, – сказала она слишком шутливо и самоуничижительно для флирта.

Хотя Марианна, конечно, вполне миловидна. Кто-то просто обязан был жениться на такой женщине – чего ей зря пропадать. Нет, так думать ужасно. Старый шовинистичный Джим Бэнкс снова вылез наружу. Наверно, Марианна хотела, чтобы ее таким образом и воспринимали, – наверно, так она получала все лучшее от жизни. Наверно, если бы мы с Джоани не…

Нет. Морепродукты, и только морепродукты.

– Да уж, – улыбнулся я, – этот салат с морепродуктами просто восхитителен. Ну, где ж еще взять хорошие морепродукты, если не в море, верно?

Марианна усмехнулась, и мы немного поболтали. Затем она вдруг сказала:

– Какая все-таки трагедия с Югославией.

Интересно, это она о том, что мы не можем сойти там на берег из-за войны, или о вызванных войной бедствиях. Я решил исходить из сострадательной интерпретации. Марианна казалась чувствительной натурой.

– Да, ужасная трагедия. Дубровник был одной из главных достопримечательностей в том прошлом круизе, с Джоан.

– Ах да, с твоей женой… Что с ней случилось, можно спросить?

– Несчастный случай. Если тебе достаточно такого ответа, я предпочел бы не говорить об этом, – ответил я, отправляя в рот полную вилку салата-латука.

Уверен, его положили на тарелку больше для красоты, чем для еды. Я никогда не разбирался в этикете. Джоан, только ты держала меня в ежовых рукавицах.

– Мне действительно жаль, Джим, – сказала Марианна.

Я улыбнулся. Несчастный случай. На этом борту, на этом круизе. Несчастный случай? Нет.

Она была не в себе какое-то время. В депрессии. Перемена в жизни, или как там сказать по-другому? Не знаю почему. Самое ужасное во всем этом, что я не знаю причины. Я думал, круиз доставит ей массу удовольствия, откроет целый мир. Так даже какое-то время и казалось. Но когда мы достигли выхода из Адриатического моря, на пути обратно в Средиземное, она приняла эти таблетки, а потом взяла и соскользнула с палубы. Упала в море. Я проснулся в одиночестве и оставался в одиночестве с тех пор. Это была моя ошибка, Джоан, все это проклятое мероприятие. Если бы я попытался понять, как ты себя чувствуешь. Если бы не покупал билеты на этот чертов круиз. Этот глупый старый идиот Джим Бэнкс. Пошел по пути наименьшего сопротивления. Я должен был усадить тебя и говорить, говорить и снова говорить. Мы бы со всем разобрались, Джоан.

Я почувствовал, что Марианна тронула мою руку. На глазах у меня слезы, как у пидора какого-нибудь.

– Я расстроила тебя, Джим. Прости, мне очень жаль.

– Нет, вовсе нет, – улыбнулся я.

– Очень хорошо тебя понимаю. Мать… с ней было так трудно, – проговорила она. Теперь и она начала заливаться слезами; ну мы и парочка! – Я делала все, что могла. У меня были возможности устроить себе другую жизнь. Но я не очень понимала, чего хочу. Женщине всегда надо выбирать, Джим. Выбирать между браком и детьми – и карьерой. В какой-то момент – всегда выбирать. Не знаю. Мать постоянно требовала внимания, постоянно в чем-нибудь нуждалась. Она выиграла по умолчанию. А девушка, которая могла сделать карьеру, стала старой девой, понимаешь.

Марианна казалась такой ранимой и расстроенной. Я сжал ее руку. Она уставилась в пол, затем неожиданно вскинула голову, и наши взгляды встретились. Это напомнило мне Джоан.

– Не принижай себя, – сказал я. – Ты исключительно храбрая и очень красивая.

Она улыбнулась, на этот раз более сдержанно:

– Ты настоящий джентльмен, Джим Бэнкс, и тебя приятно слушать.

Все, что я мог сделать, – это улыбнуться в ответ.

Я наслаждался обществом Марианны. Прошло долгое время с тех пор, как я подобным образом вел себя с женщиной. С тех пор, как испытывал такую душевную близость. Мы проболтали весь вечер. У нас не было запретных тем, и я оказался способен говорить о Джоан без того, чтобы казаться сентиментальным и погрузить компанию в беспросветную скуку, что неминуемо случилось бы, окажись тут наши приятели Кеннеди. Людям ни к чему выслушивать все это на отдыхе. Хотя Марианна с ее утратой оказалась восприимчива к моим словам.

Я говорил и говорил, глупости по большей части, но для меня потрясающие, исполненные боли воспоминания. Я никогда не говорил так с кем-нибудь раньше.

– Помню, в том круизе с Джоан я попал в ужасную ситуацию. За соседним столом сидели какие-то голландцы, очаровательные люди. А нашими соседями по столу были довольно высокомерный французский парень и красивая итальянка. Прямо настоящая кинозвезда. Странно, но француз ею не заинтересовался. Думаю, он мог быть, ну, по другой части, если понимаешь, о чем я. Как бы то ни было, получилась настоящая старая Лига Наций. Дело в том, что с нами была престарелая пара из Вустера, сильно недолюбливавшая немцев… они вечно вспоминали годы войны и все такое прочее. А как по мне, эти вещи лучше оставить в прошлом. Так что старый Джим Бэнкс решил выступить миротворцем…

Боже, какую занудную чушь я молол. Сдержанность моих чувств словно растворялась с каждым глотком вина, и вскоре мы принялись за вторую бутылку. Марианна кивнула мне заговорщицки, когда я сделал заказ. После обеда мы направились в бар, где еще немного выпили.

– Спасибо, Джим, за сегодняшний вечер. Мне очень понравилось, – проговорила она, улыбаясь.

– У меня это был один из лучших вечеров… за долгие годы, – отозвался я.