Сара положила свою руку на его. В этой ситуации она могла лишь слушать.

— Твоя защищала тебя?

Лео старательно избегал слова «мать», словно в нем крылось что-то постыдное и неприличное, но Сара поняла все без лишних вопросов.

— Да. Однажды какой-то мальчик — местный хулиган — на детской площадке начал обзывать меня и кидаться песком в лицо. Когда мама это увидела, влепила ему оплеуху и дала коленом под зад.

Парень звонко рассмеялся и непринужденно взлохматил волосы. Этот жест показался Саре таким теплым и родным, что она невольно улыбнулась в ответ.

— А твоей маме, я смотрю, палец в рот не клади. Бьюсь об заклад, она не подпустила бы меня к тебе и на милю.

Не подпустила бы, Сара знает. Всячески отгоняла бы его, только завидев рядом со своей маленькой девочкой этого коренастого русого мальчишку в потертой рубашке, запрещала бы ей общаться с ним и тем более звать к себе в гости. Хотя миссис Хармон старалась не судить людей по одежке, но Сару опекала чересчур. Она была бы против их встреч в детстве, а что насчет сегодня, когда физиономия сумасшедшего парня во всех новостных выпусках и газетных вставках с пометкой «особо опасен»? Девушка стыдливо опустила взгляд. Нужно было срочно менять тему.

— А твоя? Защищала?

Он лишь широко улыбнулся и развел руками. Слова были ни к чему.

В тот вечер было слишком тихо: то ли спокойная атмосфера квартирки повлияла на Лео, то ли он слишком устал носить маску вечно хохочущего психопата — в тот вечер Саре было особенно уютно с ним.

— Знаешь, — неожиданно начал он, — а ведь если я сдохну, ничего и не произойдет. Мир не забудет обо мне, ручаюсь. Возможно, появится парочка фанатиков, которые будут копировать меня. Но страдать по мне уж точно не будут.

В тот вечер что-то заставило ее промолчать. В тот вечер она ничего не ответила.

— Я буду, — твердо прошептала Сара, прежде чем запереть дверь. — Я.

***

Режим сбился окончательно. Бессонные одинокие ночи сменялись до безобразия серыми днями, в которые Сара поднималась с постели лишь по острой необходимости, и наоборот. Промежуточным между понятиями дня и ночи являлся вечер, когда от сдавливающего горло одиночества хотелось лезть на стены или сразу вскрыться — она никак не могла решить. По стеклам старого окна изо дня в день назойливо тарабанил дождь, на улице вот уже неделю не было видно просвета в серых тучах. Казалось, город был мертв, и это навевало еще большую тоску.

В голове крутилось множество мыслей: нужно выгулять Джея, купить продукты на остатки сбережений, устроиться на работу в ближайшую кафешку. Нужно изменить свою жизнь. Так или иначе, подобные мысли тут же испарялись, стоило девушке подумать о том, что для этого нужно выйти из дома.

Взять себя в руки не получалось, даже щенячий взгляд не побуждал к решительным действиям. Потрескавшийся потолок перед глазами как заколоченное окно в будущее, а дверь из квартиры — путь на свободу.

И она все время смотрела в потолок.

В конце все размышления о тщетности бытия и неспособности что-либо изменить в своей жизни сводились к одному вопросу: что на это сказал бы он? И ответ всегда находился, невольно всплывал в памяти как первый и самый точный результат на поисковых сайтах.

— Есть в этом какая-то романтика, — рассуждала она вслух, — сидеть вот так в тепле, укрывшись пледом, и смотреть в окно. На улице ливень, а ты дома, в своей уютной комнатке.

— Сейчас ты больше на овощ смахиваешь. Я не замечал такого в тебе раньше.

— В такую погоду нет настроения что-либо делать.

— Чепуха! А как артисты выступают в дождливый день, стараясь порадовать публику? Так что давай подбирай сопли и поднимай свою задницу с постели.

Он дернул на себя покрывало и широко улыбнулся, услышав недовольное бурчание девушки.

— Как же ты мне надоел со своей гиперактивностью! И что мы, по-твоему, будем делать?

— Уборку. Как давно ты протирала вон тот шкаф?

Сара смущенно опустила взгляд. Было чертовски стыдно осознавать, что ее отчитывает за беспорядок молодой человек. После недолгого молчания она неуверенно произнесла:

— Он слишком высокий.

Лео хохотнул и указал взглядом на небольшую кастрюльку на столике, в которой уже находилась тряпка.

— В таком случае, запрыгивай, метр с кепкой — он хлопнул себя по плечам.

Честно признаться, никогда еще она так быстро не вставала с постели. На радостях забралась к нему на плечи, немного пошатнулась и — вцепилась в русые волосы, чтобы не упасть.

— Ауч! Давай-ка лучше свободную руку.

— Только не урони! — кричала она, протирая пыль с верхушки и крепко вцепившись в его руку.

Ди Каприо, казалось, уже не обращал внимания на ее вопли.

— Никогда, Сара, никогда не давай погоде повлиять на твое настроение. Особенно в Лос-Анджелесе, где запросто можно уйти в депрессию на первой же неделе пребывания.

Она вспоминала эти слова особенно часто за последние дни, и порой они срабатывали.

— Джей, мы идем гулять.

Через час она вновь придет домой вся в слезах, уткнется носом в подушку и не захочет даже смотреть на щенка, который так усердно будет привлекать к себе внимание. Через час она вновь запрется в ванной и напьется, сидя на старой кафельной плитке. Однако сейчас Сара искренне верит, что ей удастся выкарабкаться из этой глубокой ямы без малейшего просвета. Она справится, всегда справлялась. Так ведь?

***

Все тот же строгий костюм, пистолет в кобуре и суровый взгляд. Как и прежде, отчаянное стремление сделать Лос-Анджелес безопаснее любой ценой. Изменилось лишь одно — звание. Джеймс Брин теперь комиссар.

Когда он получил эту должность, на сердце уже не было так тяжело, а в душе не скреблись кошки — в Лос-Анджелесе нет времени на скорбь. Почти сразу на плечи свалилось столько обязательств, что хорошенько подумать о недавних событиях не было ни возможности, ни желания. Бумажная волокита сменялась выездами на места преступления и иногда короткими перекусами.

День за днем, неделя за неделей — серая рутина среднестатистического горожанина Брину разве что снилась. Из участка уволилось несколько образцовых сотрудников, отношения с Лесли зашли в тупик, а грабежей и поножовщины меньше не стало. Каждый преступник упорно гнул свою линию, точно стараясь разрушить нынешний строй. Каждая пешка мечтала стать королем.

Приближались выборы мэра. Обри Галаван покинул столь высокий пост сразу же после того как ситуация с маньяками прояснилась. Он не стал давать интервью и объяснять причину этого поступка горожанам, просто в один момент Лос-Анджелес официально стал незащищенным. Брина мало волновало, кто станет следующим мэром, но однажды в его голове невольно всплыл образ заплаканной девчонки, отчаянно пытавшейся доказать невиновность виновного и добиться справедливости. Кажется, ее звали Сара. Он никогда не вспомнил бы о ней, если бы Уокер неожиданно не выдвинул свою кандидатуру на выборы.

Все это подстроил Фред Уокер.

Совершить подвиг, завоевать доверие горожан, а затем баллотироваться в мэры — у этого бизнесмена были довольно весомые мотивы освободить маньяков. Брин не признается, но Уокеру он никогда не доверял. Было в этом мужчине что-то отталкивающее, заставляющее соблюдать дистанцию и не говорить лишнего. Уважительные отношения на уровне рукопожатий и похвал — этого, пожалуй, было предостаточно. Однако до этого момента он и подумать не мог, что в словах Сары была хоть толика правды.

Доскональное изучение базы данных не оказалось безуспешным и привело к значимой информации. Тот факт, что олигарх появился в городе за неделю до побега маньяков, не казался Джеймсу обычной случайностью, а девушка с конским хвостом, по словам очевидца, стрелявшая в Добкинса с крыши, внешне напоминала сестру Уокера. Выйти на сцену к убийце, чтобы защитить горожан — довольно смелый поступок для бизнесмена, отчаянно дорожащего своей безопасностью. Такое могло быть только при одном условии: Уокер знал, что Ди Каприо его не тронет. Удар молотком по голове как умный ход замести следы и отвести от себя все подозрения. Все было подстроено мастерски, не прикопаешься. Сара была права. Однако легче от этой разгадки почему-то не становилось.