— Но будь у тебя желание, ты бы не стал трогать ни одного из попавших в Чистилище не по своей вине. Верно? — склонила голову к плечу Мор, почему-то выглядя совсем не злой.
В её пылающих раскаленной лавой глазах отразилось понимание и даже немного... сочувствия?
Гаруда, замерев с разинутой пастью и зависшим над частоколом острых клыков рыдающим ребенком, вдруг смутился. Несколько секунд понаблюдав за содрогающимся тельцем, аккуратно удерживаемым когтистыми пальцами за ножки, он вздохнул и улегся на землю. Чешуйчато-пернатую голову ящера он положил на согнутую в локте лапу, а второй лапой прижал к песку ребенка, опять же не повреждая ему. Посветлевшие до серебристо-голубого глаза задумчиво изучали то непрошибаемо спокойного Вераса, то её зло стиснувшую кулаки хозяйку.
— Будь моя воля, я бы их отправил туда, где им самое место, — выдохнул из ноздрей слабую раскаленную струйку дыма. — Но, как я говорил ранее, помочь им уже невозможно. Проклятье так просто не снять. Для этого им просто не хватает энергии. А когда я пробовал самостоятельно их освободить или напитать силой, то они просто сгорали. Странное дело, но не оскверненные Чистилищем души имеют маленький резерв, и если заполнить его сверх меры, то их структура повреждается и... Короче, они становятся браком. А брак не должен перерождаться, так что своими действиями я лишь вредил им.
— В конце концов, ты решил, что помощь этим проклятым нерентабельна. А раз помочь им невозможно, то ты решил хоть извлечь из них выгоду, — кивнула в такт его словам Мор. — Отличный источник столь ценной для тебя незараженной жизненной энергии, за счет которой ты выживаешь. Сколько проклятых чужой злостью и завистью здесь появляется в год? Десятки? Сотни? Тысячи? А скольких ты забрал за все время своего заключения? И ты стараешься перехватить их всех, чтобы не достались никому другому, когда как на самом деле тебе хватит и одной души в год для нормального существования. Неудивительно, что даже в столь ужасных для тебя условиях существования, ты вовсе не бедствуешь и можешь себе позволить тратить сколько угодно силы. И не удивительно, что ты для меня столь съедобен. Ведь ты и сам это понимаешь. Потому и не снимаешь никогда маску, скрывая свое лицо, потому что ты сам себя ненавидишь. Ты ненавидишь свою природу, ненавидишь свою внешность, потому что у тебя лицо не божественного защитника всего человечества, а пожирателя невинных душ маленьких детей!
— А что мне оставалось еще делать?! — гневно зашипел в лицо Вераса, обнажая частокол белоснежных клыков.
Чешуя встопорщилась, перья обратились в пламя, пальцы непроизвольно сжались, грозя пронзить когтями скулящего на одной ноте младенца.
— Думаешь, мне самому это все нравится? Поглощать других ради выживания! Да будь моя воля, я бы и пером их не тронул, но вот незадача – прочие не прочь подкрепиться беспомощной добычей! Я ведь не могу каждому живущему здесь грозить пальцем и запрещать их трогать до того момента, как придумаю способ вернуть невиновных в поток душ! Большинство обитателей либо слишком тупы, либо слишком голодны, чтобы упускать эти души! Здесь Ад, а не курорт, если вы ещё не поняли! Но еще меньше потери остатков своей человечности мне хочется позволять этой гнили вырваться в реальный мир! Да! Я добровольно превратился в чудовище! Но я не жалею о своем решении, потому как выбора у меня особого и не было! Либо их ем я, либо остальные! В любом случае, эти души обречены! Разве на моем месте, ты поступила бы иначе, Верас-с-с? — сорвался на откровенное змеиное шипение дух, ни на секунду не разрывая зрительного контакта.
— Да, — спокойно ответила Мор.
— Ну и забирай его тогда! — секунду промолчав, развернулся Гаруда и ушел прочь, медленно возвращая себе человеческий облик.
— За что боролись, на то и напоролись, — озадаченно потерла подбородок Кира, переводя взгляд с сердитой прямой удаляющейся спины на брошенного младенца. — И что нам с ним делать, если так подумать? Ждать, когда повзрослеет – бесполезно. Кормить нечем. Вместо ходящей печи для кремирования обрекли на медленное угасание, если тот только в тень не обратится и не пополнит ряды кошмариков.
Ей никто не ответил. Кира поискала глазами своего демона и к своему удивлению обнаружила ту на четвереньках нависшей над грудничком. Верас приблизила свое лицо к человеческому детенышу и выглядела завороженной.
— Эй! Ты чего? Материнский инстинкт внезапно проснулся? — усмехнулась девушка с выражения ее лица.
Мор вздрогнула, будто только сейчас вспомнила, что не одна, и с вопросом посмотрела на хозяйку, обернувшись через плечо. Но внимание её не продержалось долго, потому что маленькие цепкие ручки потянули за угольные дымчатые пряди волос, и Верас не смогла устоять.
— Мо-о-ор, — вздохнула Кира, закрыв глаза и потерев переносицу, больше не в силах смотреть на этот театр абсурда. — Ну что ты делаешь? Мировое зло не станет кататься в песке и тереться лицом об ребенка! Хоть кошачий облик себе верни, не так странно смотреться будешь.
— Не понимаю, что со мной происходит, душа моя, — довольно щурила оранжевые глаза безжалостная убийца и людоедка, позволяя маленьким пальчикам дергать себя за волосы и изучать лицо. — Такое чувство, что это делаю не я. Я не могу сопротивляться данному явлению.
— Кошак ты домашний, а не демон, — закатила глаза Кира, опускаясь рядом с ними на песок. — Кому расскажу – засмеют. Самой не стыдно за свое мурлыканье? А ведь раньше такой восторг у тебя мог вызвать только глоток свежей крови. Теперь, оказывается, твоя слабость еще и дети...
— Иначе я не стала бы тебя терпеть, а просто съела бы, чтобы не трепала нервы ни мне, ни окружающим, — по-животному ткнулась лбом в родное плечо.
— Три раза ха! Если я этого делать не буду, то что от меня в итоге останется? — покачала головой человек. — Давай лучше подумать, что нам теперь с этой душой делать? Взять с собой не сможем, только обузой станет. Бросить или убить – тогда зачем у Гаруды отбирали?
— Освободить.
— Да ну? Сама слышала блондинистого – это невозможно. Только навредим, — отмахнулась Кира и застыла с так и не опущенной до конца рукой.
Верас, уткнувшаяся носом хозяйке в плечо... Засмеялась. А неразрывно связывающая две половинки связь внезапно опасно задрожала и стала неактивной. Кира сглотнула и невольно отпрянула, когда Мор подняла голову и посмотрела на нее без капли узнавания.
Никто из них не видел, что ругающийся под нос Гаруда остановился, как вкопанный, и стремительно обернулся, почуяв вместо до того умиротворенного Вераса нечто совершенно иное, временно вынырнувшее из подсознания Войны.
— Невозможно, говоришь? — изменившимся голосом, ставшим похожим на зажеванную пленку, темная тварь внезапно схватила девушку за горло и совсем не шуточно сдавила: — Прекрати нести чушь, тупая дрянь! Подобное ничтожество ничего не смыслит в законах мироздания! И уж точно не тебе рассуждать о судьбе другого разумного так, словно ты возомнила себя богом! ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, КТО Я?!
— Кто? — просипела Кира, попытавшись разжать хватку на своей шее.
Задушить ее сейчас невозможно и голос не мог сесть из-за недостатка воздуха, но попробуй тут разговаривать нормально, когда тебя буравят со столь близкого расстояния стремительно краснеющие глаза, полные жгучей ненависти.
— Я...
Мор хотела было ответить, но не смогла, потому что знание ушло столь же внезапно, как и пришло, оставив после себя лишь чувство потери и досады.
Посветлевшие вновь до грейпфрутового цвета глаза непонимающе смотрели в расширившиеся серебристые, пытаясь вспомнить, в какой момент времени их лица оказались так близко.
Увидев, что непонятный приступ прошел и глюканутая Верас очухалась, Кира перестала бояться и начала закипать, горя жаждой возмездия.
— МО-О-ОР!!!
— Я знаю, что надо делать, — невозмутимо перебила гневный вопль хозяйки та, поворачиваясь спиной и беря на руки младенца.
Новое ругательство застряло в горле, потому что в следующее мгновение вместо грудничка Кира внезапно увидела годовалого мальчика.
