Терпение. Нужно, чтобы он подошел поближе.

“Лишь бы получилось! Пять раз здесь пробежать пришлось, чтобы все организовать! Если это трепло не заткнется, то я натурально взвою! — зло шипела человечишка во мне, уговаривая поменяться, чтобы самолично активировать ловушку. — Вот он! Вали козла!”

Гаруда замолчал, поднял голову и увидел, как огромные камни катятся на него сверху. Обвал поднял в воздух плотное облако праха, сквозь которое было абсолютно ничего не видно.

Меня сразу насторожило, что тот пусть и дернулся в момент опасности (это был первый и единственный случай, когда мне удалось добиться от него хоть какой-то реакции, похожей на испуг), но не стал использовать телекинез или свою огромную скорость, чтобы убраться с пути валунов, будто абсолютно точно знал, что подобное, вопреки всему, будет для него безвредным. Подобная реакция не предвещала ничего хорошего для меня.

“Ну что? Он упокоился?” — любопытное нетерпение Киры вынудило меня высунуться из укрытия и посмотреть на результат трудов.

Сквозь пыльную завесу пробились два недовольных голубых огонька, а также красноречиво поднятый когтистый палец.

Я увернулась от луча, хоть и отметила, как дрогнула в последний момент его рука, чтобы отвести удар чуть в сторону и случайно не ранить меня серьезно. Причем делал так он уже не в первый раз, окончательно убеждая в том, что это вовсе не случайность. Своей магией он НИКОГДА не пытался достать меня по серьезному, атакуя слишком слабо, даже чтобы обжечь (хоть при этом камень вокруг плавился от всех его выстрелов “в молоко”), скорее просто для спецэффектов или с целью меня отвлечь. Единственное, когда он действительно наносил мне урон – это при прямом столкновении с помощью своих когтей или призванного оружия.

Это действительно интересно... Что же он задумал?

“А-а-а-а!!! Он живой!!! Валим! Валим! Валим!!!”

Гаруда резко взмахнул перед собой рукой, мощным порывом очищая воздух перед собой и найдя меня взглядом.

По спине пробежали холодные мурашки от его принявшейся раскрываться огромной ауры, вводящую в дикий ужас все души в радиусе десяти километров, приковывающую в пределах двухсот метров и уничтожающую в зоне десяти... Ну, кроме меня, конечно, я могу выдержать даже стоя вплотную к нему, потому что во мне силы было побольше, чем в простых смертных душонках. И это, вероятно, было одним из основных факторов по которой тот не стал убивать меня одним ударом, а решил поиграть в “кошки-мышки”.

— … к антропогенезу, — после вынужденной паузы продолжил дух, как ни в чем не бывало.

Удивительно, но помимо рефлекторно выпущенного в качестве маленького акта мести луча дух больше не попытался меня расстрелять ни огненными шарами (которыми пользовался реже из-за их особенности громко взрываться, но так же и большей медлительности как в движении, так и в создании по сравнению с мгновенным скоростным экономичным лазером) или набросить сети, пользуясь моим замешательством. Он просто позволил убраться подальше, после чего вновь продолжил свою игру.

— Пропустив компрометирующие авторов Писания некомпетентностью подробности географического описания расположения Эдемского сада и перипетии создания Евы из ребра Адама, перейдем сразу к истории с кражей яблок. Это нехитрое повествование знаменует рождение целого дерева новых моделей. Сначала вводится понятие греха, как непослушания Богу. С его помощью определяется так называемый грех первородный. Это исторически весьма важная модель, в безумном развитии которой в далеком будущем продажа индульгенций. Если нам плохо (не будем забывать, что жизнь и сейчас сложна, а уж в те доисторические времена она точно медом не казалась), то значит нас наказали (по аналогии с моделью наказания детей родителями) — отсюда скорее всего и происходит эта доктрина грехопадения. Не удивительно, что эта модель в той или иной форме присутствовала у многих соседних древних народов (например в мифологии Месопотамии). Удивительно другое — что она живет и здравствует до сих пор, будучи практически несовместимой с современными моделями (той же эволюции). Попутно производятся первые этические построения. У Моисея (или создателей Библии) нет и следа сократовских исканий и мудрствований лукавых. Смерть и болезни — это зло, жизнь — это добро, вот их простая и понятная подавляющему большинству модель. Заодно вводится новый персонаж — генератор зла, враг рода человеческого. Это практически неизбежное следствие рассказываемой истории, поскольку требовалось несколько оправдать праотца (и праматерь). Пока нет и малейших следов будущей христианской эсхатологии — Адам изгоняется из райского сада без малейших намеков на наличие у Бога планов по реинтеграции его потомков. Интереснее же всего (даже на современный взгляд) предлагаемая каузальная связка между знанием и появлением на сцене добра и зла, жизни и смерти. Познание чего именно приводит к такой беде? Ответ очевиден. Это третий глаз шестого чувства — наше сознание собственных ментальных моделей. Не существует добра и зла без модели самого себя и только после ее обретения возникает страх и боль – ощущение противоречия между неизбежной смертностью и инстинктом самосохранения...

Пусть я и слушала его философствования вполуха, но выдвинутое заключение не могло не заинтересовать меня просто потому, что сама когда-то однажды пришла к подобным мыслям, пытаясь постичь нелогичную природу человеческих верований. Отчего-то сложилось впечатление, что не пытайся это существо меня сейчас “убить”, то мы могли бы неплохо потолковать на эту тему.

Может быть потому, что с каждым днем я узнаю, как сильно мы с ним похожи?

— Крах-х-х!!!

Задумавшись, я проморгала момент, когда мой противник замолчал, незаметно подкрадываясь ближе, и атаковал со спины. Пригнувшись в последний момент лишь за счет ускоренной реакции и великолепной интуиции, услышала грохот расколотого камня, после меня осыпало дождем осколков и земли. Мельком оглянулась через плечо, столкнувшись нос к носу с ехидно растянутой мордой громадной чешуйчатой рептилии, и рыбкой юркнула в ближайшую щель, ловко уворачиваясь от метровых бритвено-острых когтей громадины.

Гаруда не перестает удивлять.

Если раньше я считала, что у него есть только три облика (человеко-, птице- и змееподобная), то недавно оказалась неприятно удивлена тем, что этот тип еще умеет “смешивать” эти формы, становясь похожим чем-то на выбеленного пернатого демона, крылатого змея, а сейчас вон — самым настоящим драконом.

И при этом сохраняет свои способности.

Ненавижу его.

День шестой после начала Игры

— Что ты творишь?! — гневно шипел Гаруда, низко склонившись надо мной. — Хочешь умереть?!

Я с трудом выдавила из себя кривую усмешку и склонила голову к плечу, пристально смотря в глаза, чей цвет начал менять палитру от ледяного голубого в сторону искристого звездного серебра. С каждым днем мой новый знакомец все меньше походил на то страшное темное чудовище, что навязало мне свою игру. Глаза не единственное, что начало в нем меняться. Прежде непроглядная сплошная аура тьмы, что укрывала его подобно одеялу, истончилась и поблекла, теперь лишь периодически мелькая в складках темной одежды во время движения. Миазмы страха и яростного безумия, сопровождавшие его везде и всюду, также ослабли, постепенно заменяясь на азарт и упоение погоней. Причем его настроение частично захватывало и меня тоже, отчего сдерживаться становилось все сложнее. А срываться мне нельзя. Если я потеряю рассудок и начну бросаться на все, что движется, то если не Гаруда меня спалит на месте, то какой-нибудь залетный монстр, которых мне пока удавалось избегать.

— Решила сдаться? — уже куда спокойнее продолжил мой враг, умерив ярость от моей выходки. — Очень жаль, я только начал получать удовольствие...

— Так чего же ты ждешь? Прикончи меня и дело с концом, — сухо ответила я, игнорируя яркую боль, и нарвалась на недовольный взгляд сверху вниз.

Узкий тонкий клинок с хлюпаньем неспешно покинул мой живот. Уже-не-темный-но-и-не-светлый дух отступил на шаг и слизнул кровь со стилета длинным раздвоенным языком. Его лицо тоже стало куда более разборчивым, если бы не белая рогатая костяная маска, скрывающая вернюю часть лица и половину головы. Серебристо-голубые глаза в прорезях маски нехорошо сощурились, а красиво очерченные губы скривились, демонстрируя кончики острых клыков.