Какими чертами наделена масса? Во-первых, она родоначальница всего сущего, во-вторых, – пассивна. Информация должна занимать противоположную сторону и черпать свои свойства оттуда. Какие? Легкость и, значит, быстроту перемещения и действия. Скрытность и тайну, уходящую в глубину бытия. Все малое наделено особой ловкостью. Взять, например, белку, прыгающую по ветвям сосны. Вдоль забора, сложенного из блоков, стояли в ряд тяжелые сосны. Они хорошо смотрелись на фоне камня. Вся усадьба с искусственным озером посередине, розовым домом над водой, имела вид дворянского поместья на переходе из средних веков в новые. Тогдашние дворяне жили открыто, им уже некого было опасаться – внешние стены пали. А эти, напротив, поднялись, свысока посматривая на соседние штакетники и дощатые крашеные ограды.

Белка шла по стене, Максим поднял голову, их глаза встретились. Он замер, постеснявшись своих размеров рядом с ней. Она легко прыгнула на ближайшую ветку. Тонкий конец прогнулся на самую малость. Максим почувствовал, насколько ладным и почти избавленным от земной тяги было это существо. Она побежала к стволу, поднялась выше и так зигзагами и прыжками добралась до безопасного верха, оглядываясь на Максима любопытно и одновременно испуганно. Из невесомого тела выглядывала детская душа.

Максим ждал, пока Фай выполнит свою часть работы. Подошла его очередь, он спустился в неглубокий котлован и слегка подкопал стенку. Отступая от нее, лопата забирала все глубже. Дело пошло быстрей, когда весь штык погрузился в глину до железных плеч. Фай стоял на краю, свесив к нему голову. Он смотрел не на озеро и сосны, а на то, что делал Максим, хотя смотреть было не на что – дно медленно понижалось, глина ложилась ломтями в ряд, не прилипая к листу. Озеро пребывало во сне. Сосны стояли неподвижно, а здесь жила пусть простенькая, но динамика. Максим понимал его. Люди всегда тянутся к тому, что происходит на их глазах, тишину долго не слушают, если стоит не шевелясь. Спешат к звукам.

– Назови составные части действия, – заговорил Фай.

– Речь шла о движении.

– Это одно и то же. Каждое движение есть действие.

Максим, подумав, не согласился.

– Действие подчеркивает природу состава. А движение возникает из отношения пространства ко времени. Масса, энергия, – стал перечислять он.

– Что еще? – потребовал Фай. – Ты говорил о знании траектории.

– Назовем более точно, – поправил Максим. – Информация! Действие всегда осмысленно.

– Информация придает ему смысл? – спросил Фай.

– Да, если ни на что не направлено – не действие.

– Допустим, нечто происходит, совершается, абсолютно не имея цели. Будет ли оно событием?

– Думаю, нет.

– Но ведь возникло, состоялось.

– Ты же сам сказал – событие. То есть одно бытие сошлось с другим. На самом деле масса и энергия вошли в смесь с информацией. Отъятая от материи, информация ничто, но в соединении приобретает бытийность. Впрочем, полного отнятия нигде и никогда нет, поэтому даже случайность информирует. В ней, по крайней мере, сквозит намек на действие. Чем меньше информации, тем слабее намек.

– Раз она множитель, – снова начал Фай, – то проникает во все компоненты действия.

– Пропитывает, – согласно кивнул Максим. – Ведь в действии участвует не сколько угодно массы, но определенное количество, и энергия тоже имеет меру. Они должны быть тщательно пригнаны друг к другу, паз к выступу, как в шпунтованной доске, но главное все-таки направление. Благодаря ему информация проявляет себя в чистом виде. Так мне кажется, – добавил Максим на всякий случай.

– Направление неотделимо от пространства, – вставил Фай, – не в нем ли все дело?

Максим ждал, опираясь на лопату.

– Я хочу сказать, что информация возникает там, где нужно определить направление, пространство как раз и есть такое место.

– Вмещает, порождая информацию, – повторил Максим его мысль.

Черенок лопаты он воткнул в подмышечную впадину. Руки были свободны, на каждой из них он как будто взвешивал оба эти слова – вмещает и порождает.

– Что ж, в этом, вероятно, и состоит двойственная природа пространства.

– Почему двойственная?

– Ты ведь хочешь проникнуть в его суть. Что оно такое? Как устроено? В каком отношении стоит к другим элементам, которые участвуют в сложении мира?

– Например?

– Да к той же самой массе. Или ко времени. Мы упомянули информацию, и к ней тоже. Если ты не используешь двоичность как форму существования, с одной стороны, и способ рассмотрения, с другой, то ничего не поймешь в своем предмете. Пространство всегда было местом. Здесь – там. Любая точка Вселенной может стать сценой. Приходи и играй, что хочешь.

– Так уже давно не считают, – возразил Фай.

– Правильно делают, всякое пространство конкретно. Один участок, слой, край и предел не похож на остальные.

– Но что тогда наделяет особенностью, лицом? Каждая точка информирует по-своему?

– Именно. И, значит, не равнодушно вмещает, а привязано к определенному событию.

– Все равно место пассивно по отношению к действию, тут ничего нового.

– Как сказать. Действовать можно только там, где сложились условия вмещения. Я представляю это так. На электрических проводах сидят воробьи. Ждут, когда им кинут семечек или хлеба. Увидят – сразу слетаются, отнимая друг у друга, по-иному действия себя не ведут. Они невелики по сравнению с местом, проворные, быстроглазые, спешат занять удобную позицию. А ему очень непросто стать пригодным для жизни. Вот откуда двойственность. Пространство вообще как таковое не интересно. Но есть самое удобное из всех, остальные все более жалкие его виды.

– От чего зависят твои условия? – спросил Фай после долгого молчания.

Он присел на корточки, как принято на Востоке. Максиму обычай казался странным. Попробуй посидеть в такой позе полчаса – ноги онемеют. В последнее время попадались и русские, подражавшие азиатам. От них издалека шел запах тюрьмы или зоны. Там существовало особое пространство, где люди сидели, как кузнечики, у которых, говорят, «глаза расположены на высоких коленях». Ясное дело, глаза должны видеть далеко. Но ведь на то и дана голова – самое высокое место тела. А у кузнечиков колени.

Женские глаза широко расставлены, подмывают берега висков. У женщин зрение сферическое, чтобы видеть весь полукруг впереди себя. У мужчин, наоборот, – фокусное. Максим объяснял просто: будучи слабым существом, женщина должна узнавать опасность, явленную в разных сторонах света. Мужчина же ничего не боится, ему нужны глаза, устремленные на линию добычи, успеха, боя. Если подумать, напрашивалось некоторое сходство с царством животных. Олени, косули, антилопы и другие мирные красивые трепетные создания имеют боковое зрение – так у них расположены глаза. Поэтому, если стать прямо перед ними, они повернутся боком, чтобы лучше видеть. Волк всегда смотрит прямо.

– Так от чего они зависят? – донеслось до Максима сквозь дым набежавших образов.

Фай курил, сидя на корточках. Он выпускал голубую струю, откусывая кольца вытянутыми в трубку губами.

– Пространство распределено по ступеням качества.

– Каскад?

– Может быть. И тянется от начала до самого конца, ступени его переламывают.

– Разве оно не бесконечно?

– Бесконечное не конкретно, я ведь уже сказал.

– Что служит началом?

– Наибольшая масса.

– Относительно кого и чего? – спросил Фай.

– Наибольшая в данном цикле.

– Цикле времени?

– Нет, в цикле пространства. Нас пока интересует оно.

– Приведи пример.

– Солнечная система. В центре ее самая большая масса. Здесь начало цикла, началом служит ноль или близкая к нему величина. Будем считать, что середину Солнца занимает нулевое пространство, то есть в чистом виде, лишенное времени. Постепенно слой за слоем огненная масса приближается к поверхности. Обозначим ее за единицу. Промежуток от середины до поверхности есть первый шаг в цикле состояний, которые ткут пространство, все более и более пронизанное временем.