Торпеда с размаху рухнула на меня, я на лавку, а толпа окружила нас плотным кольцом.

Танька с Люськой как разинули рты, так и стояли с разинутыми. Я барахталась на скамейке, одновременно пытаясь встать и оторвать руки торпеды от своего горла. Наконец мне это удалось.

– Маринка, зараза, – сказала я, откашлявшись, – чуть не удушила. Не могла нормально подойти?! Тайфун чёртов! Откуда тебя принесло?

Маринка скалилась от радости, приплясывала от избытка чувств и тарахтела, как из пулемёта строчила:

– Так я ж тебя уже скока не видела! Ты ж какой год уже к нам в деревню носа не кажешь! Какие вы, ей-богу, городские, пугливые! Я с тобой тока поздоровалась, а ты уж чуть не задохнулась! Задохлики вы, ей-богу, задохлики! На природу вам надо! На свежий воздух!

По-моему, животные перестали интересовать посетителей зоопарка. Все дружно стали собираться вокруг нас, как ещё недавно собирались у клетки со львом. Чужие люди старательно пытались заглянуть за живой щит и увидеть, что там происходит, хотя мы никого не приглашали и на помощь не звали. Думаю, если бы позвали, толпа бы мигом рассосалась.

– Закрой рот! – тихим голосом, но с угрожающей интонацией приказала я Маринке, и она послушно его закрыла, пискнув на прощание своё коронное:

– А шо я?!

– Ты откуда тут взялась? – приступила я к допросу.

– Так мы ж решили в городе культурно побывать, вот и приехали, – зачастила Маринка.

– Культурно?! – хмыкнула я. – В каких же музеях побывать успели?

– На шо нам музеи? – удивилась Маринка. – Нам в зоопарке нравится.

– Понятно, – вздохнула я. – Знакомьтесь. Это Маринка.

– Да мы уже поняли, что она Маринка, – себе под нос пробормотала Танька, но я услышала и сочла нужным уточнить:

– Троюродная (или какая там? – повернулась я к Маринке) сестра моего мужа. Живёт в Гусевском районе нашей области.

– Это мамки наши троюродные, – обиженно сказала Маринка. – А мы уж в четвёртом колене родня. Вечно ты путаешь.

– Вот, в четвёртом колене, – повернулась я к подругам. – И такая бурная радость. Прямо слёзы из глаз.

– А шо?! – опять удивилась Маринка. – Близкая ж родня! Вот у нас баба Маня живёт. Так она нам вовсе никто. Просто осталась она одна, мамка пожалела да и взяла к себе. А шо? У нас дом большой, а у ней хата вовсе развалилась. И крыша худая. И сама изба так валится, что уж и подпирать толку нет. А родни у баб Мани никого. Так нехай у нас обретается. Шо, места жалко? Так и пенсия у ней своя! Не в нахлебницы села…

– Хватит, – прервала я словесный поток с бесконечным шоканьем. – Рада за бабу Маню. Вы куда шли?

– Так вот тебя увидели, так к вам и пошли? – снова удивилась Маринка моей непонятливости.

– А до того, как меня увидели, вы куда шли? – теряя терпение и потихоньку закипая, переспросила я. Тупиц мне и в школе хватает с избытком.

– А-а-а, – обрадовано заговорила Маринка. – Мы никуда не шли! Мы вон под теми кустиками сидели, пиво пили!

– А в деревне вы что, уже всё пиво выпили? – ехидно поинтересовалась Танька. – Приехали на городское?

– Не-е-е! – помотала головой Маринка. – Пива там полно! Но оно ж в деревне! А мы в город захотели!

– Ну да! – не сдержала смешка Танька. – Культурно побывать!

– А шо? – вытаращилась на неё Маринка. – В городе тока вам можно?

– Ой, какая ты красивая! – без перехода добавила она. – И одежда…

Она присвистнула:

– Наша Машка никогда так не одевается. А тоже ведь городская, – с сожалением и упрёком прибавила она, покосившись на меня, а я решила, что этот балаган пора кончать, но не успела.

– Слышь, а ты замужем? – отмер один из группы сопровождения и уставился на Таньку, как профессиональный оценщик антиквариата на редкую, но непонятно откуда взявшуюся вещь.

Хотя, чего это я?! Он и слов-то таких, скорее всего, не знает.

– А что?! – кокетливо повела плечом Танька.

И так удачно повела, что парень обалдел. Да что там парень?! Я тоже слегка опешила. Даже рот разинула. Ну не ожидала я от своей строгой подружки подобного жеста в подобной компании! Было от чего обалдеть и мне. А уж ему-то и подавно. Люська спрятала улыбку, быстро отвернувшись и сделав вид, что увидела что-то интересное где-то там, далеко.

– Может, познакомимся? – как-то вдруг оробел мальчишка. – Я – Шурик.

Подумал и добавил:

– Восемнадцать мне уже скоро.

Танька даже рта открыть не успела, а может и не собиралась, только глазами сверкнула, да скользнула по её губам загадочная улыбка Мона Лизы. Играла с бедным парнем, как кошка с мышкой. Зато моя родня не дремала.

– Ты чё, Шурка, совсем дурак! – вмешалась Маринка. – Да нашей Машке знаешь сколько?! Уже за тридцатник перевалило! На пенсию скоро! И подружки у ней такие же! Я знаю – они ровесницы! Куда тебе с ними знакомиться?! Кольцо, вишь, на руке?! И детей небось куча!

Мы – три потенциальных пенсионерки – переглянулись, одновременно фыркнули и расхохотались.

Рассосавшееся было вокруг нас второе кольцо из благодарных зрителей дружно потянулось обратно, но нас это не смутило. Мы даже не заметили их маневра, так развеселили нас слова девчонки. Только в семнадцать кажется, что никогда тебе тридцать не будет. Такую величину даже представить трудно! А вот поди ж ты, налетает тридцатник в мгновение ока. Жаль, что прозрение наступает поздно: вчера ещё было семнадцать, а сегодня – ого-го… А ты и не заметил…

На глазах от смеха выступили слёзы, в животе начались колики, а мы всё не могли остановиться. Наконец, сквозь всхлипы я выдавила из себя:

– Марин, погуляйте немного где-нибудь, потом встретимся.

– Ладно, – покладисто согласилась та и потянула Шурика за руку, словно свою собственность забирала. Видимо, и без моих слов она уже подумала то же самое. Иначе так быстро не согласилась бы. – Пошли. Нечего пялиться.

По дороге она говорила ему что-то ещё, но мы уже не разобрали, что именно. Да и не до того нам было.

Толпа парней во главе с Маринкой дружно вернулась под облюбованные ранее кустики, а мы рванули в туалет. Надо было умыться, привести себя в порядок. Ну, и ещё, конечно, кое-что надо было. А то ведь так и уписаться от смеха можно!

– Ну что, старушки – божьи одуванчики, к моему любимому курятнику пойдём? Или как? – поинтересовалась я, когда мы успешно справились со всеми делами и даже затолкали подальше смех, побоявшись, что он может перейти в истерический.

Вот чего мои подруги никогда не понимали, так это моей неудержимой тяге к вольерам с птицей.

К курятнику! Как однажды выразилась ехидная Танька. Да так это название с её лёгкой руки и прижилось. Даже я с ним смирилась. Хотя сначала очень активно возражала. Просто яростно. Но с Танькой спорить никаких сил не хватит! Так и осталось: курятник да курятник.

– После тёплой встречи с твоей родственницей твоя тяга к курятнику вполне объяснима, – не смолчала Танька, но идти согласилась.

Попробовала б она возражать, – злорадно подумала я. – Сегодня мой день, что хочу, то и делаю.

Но вслух говорить ничего не стала. Видимо, я ещё тоже была под впечатлением от встречи с Маринкой. Чем ещё объяснить совсем не свойственную мне молчаливость?!

Если по зоопарку я просто гуляла, то вольеры с птицей осматривала обстоятельно. Меня интересовало всё: повадки птиц, их внешний вид и рацион, оборудование места обитания. Не знаю почему, но находиться у вольеров с пернатыми я могла целый день, напрочь забыв о всяких слонах-носорогах.

Быстренько обежав вольеры и убедившись, что мои любимые курочки-бентамки, брамы и кохинхины, фазаны и утки-мандаринки на месте, я начала обстоятельный обход.

Не пропустила никого: ни орлана, ни почти слепого днём и поэтому сидящего спокойно на ветке нахохлившегося филина, ни разных цветов фазанов с павлинами, ни курочек бентамок, ни крупную, спокойную браму, ни других обитателей птичьих вольеров. Волнистые попугайчики, чёрные и белые лебеди, дикие гуси-казарки – никто не был забыт. Всех проведала и со всеми побеседовала «за жизнь». Даже у пруда посидела подольше, любуясь водоплавающими.