Джейсон оторвался от чужих уже бесчувственных губ и в последний раз провёл пальцем по щеке Дика. Вот и всё, вот и сказке конец, пора возвращаться в суровую реальность, где нет места для «и жили они долго и счастливо». Пора уходить и возвращаться к работе.

– Ну что? Я был прав на счёт твоей идиотской интрижки с копом? – именно такие слова встретили Джейсона при входе на их импровизированную базу.

– Отвали, Тим, – лишь отмахнулся Джейсон, совершенно не желая выслушивать очередную лекцию о том, что и почему он сделал неправильно.

– И что нам теперь делать? Твой дружок теперь..!

– Отвали и от него! – перебил Джейсон. – Он нам не угроза. И он – хороший человек, Тим. Я не причиню ему вреда. И ты этого не сделаешь, тебе ясно? Ни лично, ни как либо ещё!

– Он может всё разрушить!

– Он. Не. Угроза. – повторил Джейсон. – А если он кому что и расскажет, то, не парься, он не подозревает о том, что я работал не один. Ты не под ударом, так что не смей даже думать об этом. Я ясно выразился?

– Надеюсь, ты осознаёшь возможные последствия, Джейсон, – Тим отвернулся к компьютеру, тем самым завершая разговор. И в чём-то Джейсон был даже ему благодарен, он не знал сколько бы ещё смог поддерживать эту милую беседу. Сейчас ему хотелось только свернуться в своём уголке и завыть раненным зверем по своим потерянным надеждам. Мог же он себе позволить хотя бы пол часика слабости после того, как всю свою чёртову жизнь только и делал, что действовал по логике, действовал ради других? Он же тоже человек, в конце концов, не железный. А ещё Джейсон очень надеялся, что Тиму хватит тактичности оставить его на эти полчаса в покое и никогда о них не вспоминать. Хотя Тим и тактичность? Ну да… Конечно… Этот милый паренёк, ничего не слышавший о гражданских правах на неприкосновенность частной жизни? В работе это, конечно, прекрасно, но, чёрт побери, как же хотелось в остальное время открутить ему башку… пусть он и был периодически прав…

Полгода спустя

Дик уселся на жёсткий стул и потянулся к телефону, он всё ещё никак не мог привыкнуть к тому, как неудобно это делать со скованными руками.

– Как ты?

– Я в порядке, – Дик выдавил из себя улыбку.

– У тебя фингал, – хмуро отметил Брюс.

– Ерунда, небольшое выяснение отношений, связанное с нелюбовью к моей профессии, – на самом деле Дику хотелось кричать, хотелось как маленькому мальчику зарыдать, попроситься к папе, просто чтобы всё закончилось, но сейчас… Всё, что у него было, это вот такие редкие разговоры через стекло в чёртовой тюрьме. Последние месяцы всё пошло наперекосяк. С тех пор, как Дик узнал правду о Джейсоне. С тех пор, как вычеркнул его из своей жизни… Сначала было вполне ничего, хотя Дик скучал, пусть и запрещал себе думать об этом, с головой ушёл в работу, в помощь кампании Брюса, а потом в его квартире нашли мёртвую девушку. А дальше вообще начались дикие свистопляски. Вдруг нашлись свидетели, которые видели эту девушку с Диком в баре, то, что Дик с ней флиртовал, то что Дик за пару недель до убийства спал с ней… Дик её даже не помнил почти, он тогда Джейсона пытался забыть и «снял» первую попавшуюся девицу в баре, и уж точно не имел никаких мотивов её убивать. Общество и прокуратура считали иначе, улики появлялись буквально из воздуха, пресса раздула шумиху, все слушания просто сочились показательностью. Брюс нанял лучших адвокатов, но те даже освобождение под залог не могли выбить. Более того, камеру-одиночку, которая полагается сотрудникам полиции и прочим «мишеням», ему выделили, только спустя несколько недель после пяти нападений и неимоверных трудов юристов. И всё равно охранники не особо пеклись о безопасности подсудимого, демонстративно уходя во время общих прогулок, хотя в последние пару месяцев стало несколько полегче. Ясно было, что весь этот процесс куплен сверху до низу, но сделать с этим пока ничего не получалось. И то, что Дику ещё пока не вынесли обвинительный приговор – титанический труд Стефани, которая в кровь билась на слушаниях. А позавчера Брюс с треском проиграл свои выборы, с такой-то историей в прессе как могло быть иначе? Стефани рассказывала, что журналисты продолжали обсасывать каждую косточку и поливать грязью Дика, где-то откопали несколько бывших парней, выставили его каким-то монстром-развратником и чуть ли не насильником, который деньгами и влиянием отца запугивал и заманивал жертв к себе в постель, а суд даже не пошевелился изолировать присяжных от того, что им вливало масс-медиа.

– Брюс, мне жаль. Жаль, что я испортил тебе кампанию.

– Не говори глупостей, ты не виноват. Скорее я виноват, из-за меня тебя подставили, а ты…

– Эй, как же вечное «твоя работа тебя в могилу загонит»? «Это слишком опасно»? – Дик постарался рассмеяться.

– Я почти никогда не говорил этого тебе, но я горжусь тобой. Всегда гордился. Горжусь тем, что ты делаешь, тем, как ты всегда отстаивал своё мнение, свои идеалы. Ты – лучший сын, которого мог бы пожелать отец.

– Я… спасибо, папа, – Дик еле смог выдохнуть. Брюс всегда пытался уговорить его бросить полицию, стать врачом, социальным работником, бизнесменом и жертвовать на благотворительность, раз уж так хочется помогать людям и исправлять несправедливость… Так прямо он говорил впервые. А ещё Дик почти никогда не называл Брюса папой. Не потому что не любил или не считал отцом, но своих настоящих отца и мать он потерял в достаточно сознательном возрасте, из подросткового максимализма считал, что если кого-то другого назвать «папой», то он предаст память родителей, потом просто привык… А сейчас, сейчас…

– Всё будет хорошо, Дик. Мы вытащим тебя отсюда, обещаю.

– Я знаю, что ты делаешь всё возможное, – по крайней мере, это было правдой. Брюс Уэйн, конечно, влиятельный человек, богатый, но если Дика решили посадить всеми силами местных шишек, то… в общем, понятно. Это было обидно, слишком обидно. Неужели вся система, в которую он так верил, правосудие, о котором он распинался перед Джейсоном, вот так обернулось против него? Несправедливо. Он же всю жизнь исправно служил закону! Всю жизнь защищал невиновных и сражался за правду! А теперь вот такая подлянка в ответ… Несправедливо, просто несправедливо.

– И невозможное тоже. И, Дик… я почти на месяц улетаю, я бы отложил или отменил, но это важно. Не важнее тебя, конечно, но…

– Езжай, конечно. Не беспокойся, я никуда не денусь, буду ждать тебя здесь, – Дик знал, что шутка вышла кривоватая, но так уж получилось, что вся жизнь какая-то кривоватая у него.

– Мисс Браун?

Стефани позорно тонко вскрикнула и выронила ключи. Она должна была вернуться в свою квартиру, одинокую квартиру, где не должно было быть никого. А сейчас в тёмной комнате на подоконнике сидел какой-то мужик. Да, это было страшно, пиздец, как страшно, если честно.

– Кто вы такой? – Стефани выставила перед собой сумку, то ли желая, чтобы схватили сумку и оставили её саму в покое, то ли как защиту.

– У нас есть общий знакомый. Ричард Грейсон. Ваш клиент, насколько я знаю.

– В-вам меня не запугать! Я не предаю своих клиентов! – да, Стефани было так страшно, что ноги подкашивались. Она и без того знала, что дело громкое, знала, что на неё могут напасть, но она бы никогда не сдалась, когда дело касается клиента. Даже если перед ней стоит страшный и большой мужик. Ну ладно, не такой уж и страшный, а вполне себе симпатичный, но с каких пор маньяки и наёмные убийцы не могут быть симпатичными?

– Я и не собираюсь вас запугивать, мисс Браун. Я не меньше вашего хочу добиться правды. Я здесь для того, чтобы помочь вам.

– Но зачем?

– Это так важно? – страшный, но симпатичный мужик очень симпатично приподнял бровь. – Или вы боитесь, что таким образом я разрушу ваше дело? Как я уже сказал, Ричард Грейсон наш общий знакомый. Я беспокоюсь о его благополучии и поэтому даю вам это, – мужик положил на подоконник рядом с собой чёрную короткую флэшку. – Послезавтра информация, копия которой находится на этом устройстве, попадёт во все СМИ и блоги в интернете. Информация о том, кто на самом деле убил ту девушку и кто и ради чего подставил Ричарда Грейсона. Ваша задача изучить файлы и созвать суд в нужное время, чтобы на волне шумихи у присяжных не возникло никаких сомнений в невиновности подсудимого. Я могу на вас рассчитывать?