— Спасибо Петр Георгиевич, садитесь. Я, если позволите, пока так-же помолчу.

Процесс пошел, желающих высказаться стало прибывать в разы. Особенно хорошо сыграло мое предложение подавать записки. Конвейер с писульками потек ручейками со всего зала. Сидящий слева от меня Суханов, на пару с Гайдаром, сортировали записки по смыслу задаваемых вопросов и подкладывали мне под руку. Одновременно слушая стенания директоров и проглядывая записки, я пытался размышлять — как мы до всего этого докатились.

— Генеральный директор Ленинградского Объединения Электронного Приборостроения "Светлана" Щукин Геннадий Анатольевич. Борис Николаевич помогите. Нет ничего, ни сырья, ни заказов, ни денег. Сто тысяч человек третий месяц не получают зарплаты. Мэрия настойчиво требует ускорить процесс акционирования. Все ждут вашего Указа о Приватизации.

" Опа, а я переживаю, кто конкуренцию Панасоникам и Нокиям будет составлять. Вот они бездельники! Без работы сидят".

— Я может выскажу крамольную мысль, — Щукин запнулся, глубоко вздохнул и словно бросившись с обрыва головой, решительно высказался, — Закон о приватизации такая чушь, он вредительский, он…. угробит всю промышленность.

Высказав протест против политики партии, так сказать, и руководства, Щукин решительно вскинул голову и упрямо продолжал сверлить меня взглядом в ожидании ответа.

В зале повисла тишина, все уставились на меня, предвкушая реакцию на крамолу, товарищ покусился на святое — надежду на сладкую жизнь присутствующих.

— Кто еще так думает? — Задал я провокационный вопрос. Смелее, высказывайтесь, сейчас не тридцать седьмой год. За правду к стенке не поставят.

— Из глубины зала донеслось чье-то еле слышное бурчание: — Ага, только на пенсию с почетом проводят!

— Все правильно Щукин говорит! — Поднялся в первом ряду моложавый, круглолицый, товарищ.

— Генеральный директор Балтийского завода Шуляковский Олег Борисович! В начале этого года приказом министра судостроения СССР было объявлено об акционировании и приватизации Балтийского завода и еще ряда предприятий судостроения. Не забыл министр и себя, аппарат министерства также в стороне не остался. Практически каждый ответственный министерский работник оказался штатным и внештатным консультантом или руководителем срочно созданного отдела, подразделения какого либо предприятия и получил свою долю акций. Акции на руках у людей есть, но уже не у всех. По моим данным уже процентов тридцать продано за гроши непонятно кому, чуть ли не за бутылку. Заказов и работы больше не стало. Дивидендов на акции никаких не предвидится — прибыли никакой нет. Еще из мэрии поступило распоряжение — отгрузить пять тонн тантала для корпорации "Стрим". Не продать — нет, взять и отдать, даром. А в бухгалтерию мне распоряжение мэрии подшить? А взамен, для производства, на что металл купить, распоряжением расплатиться?

Собчак, сидящий справа от меня, вздрогнул, скосил глазами, пытаясь срисовать мою реакцию, и грубо прервал директора.

— Вот все ты Шуляковский воду мутишь! Все-то тебе не так. Вся страна взяла курс на приватизацию — Шуляковский против. Мы договорились с немецкими партнерами о бартере материалов на продукты, тебе опять не угодить! Борис Николаевич только что подымал вопрос о тяжелой продовольственной ситуации в городе, ты опять палки в колеса! Почему еще не отгрузили, что еще тебе неясно в распоряжении мэрии? — строгим тоном вопросил мэр, играя на публику, выводя директора завода на финишную прямую или на чистую воду, как ему думается, и поглядывая на меняв надежде отследить реакцию.

Я не дал ему такого счастья, еще сильнее насупив брови и одеревенев рожей.

Шуляковский покраснел, снял очки в старомодной роговой оправе и достав из кармана носовой платок, стал суетливо протирать стекла, пытаясь сообразить что ответить.

Мэр Санкт-Петербурга продолжал дожимать директора.

— Нечего сказать? Много думаете! Получили распоряжение — выполняйте!

Глава города доверительно склонился в мою сторону и выразительно резюмировал: — Вот так! Из-за одного винтика в шестерне весь механизм клинит.

— Вот так, еще до начала приватизации, уже начали растаскивать народную собственность, — подключился я со своим комментарием, — а потом на эту собственность еще желающие откусить и урвать находятся.

Почувствовав мою поддержку оживился сосед Шуляковского и встав рядом спросил: — можно мне добавить? — получив мой подтверждающий кивок, представился, — директор Ленинградского Адмиралтейского объединения Александров Владимир Леонидович.

— Насчет приватизации не могу ничего сказать, я пока еще не определился до конца с этим вопросом. На первый взгляд никакой крамолы не видно. Рабочие станут собственниками своего предприятия, кровно будут заинтересованы в его успешности и прибыльности. Но вот прекращение финансирования строительства двух оставшихся подводных лодок проекта "Палтус" для ВМС Ирана, и уже заложенных двух атомных подводных лодок проекта "Кашалот", двух АПЛ проекта "Нельма" и подводного крейсера "Щука" для нашего военно-морского флота ставит под вопрос, как выполнение обязательств государства, так и саму судьбу предприятия.

— Вы, Владимир Леонидович, успели выполнить ценное указание министерства судостроения по акционированию? — заинтересованно спросил я.

— Подготовительная работа практически завершена, произведена инвентаризация производственных и непроизводственных фондов. Разработан план проведения акционирования, определена стоимость каждой акции. На совещании рабочих представителей трудового коллектива выбрана форма акционирования. Ждем Вашего указа.

— Понял, понял, — поднял я вверх руки.

— Кстати, мне поступило аналогичное распоряжение мэрии на выделение совместному предприятию "Джикоп" тысячи тонн сверхчистого алюминия марки А-5. Мэрия хоть представляет стоимость этой продукции? Я совсем не понимаю, что такое выделить! Даже в Советское время ничего просто так не выделялось! — не успокаивался Александров.

Собчак, свирепо засопел рядом со мной, но не стал кидаться на Александрова.

Взметнулась рука.

— Генеральный директор акционерного общества "Электросила" Фомин Борис Иванович. Разрешите вопрос Борис Николаевич?

— Пожалуйста, — удивленно посмотрел я на директора.

— Борис Николаевич, почему вы вышли из партии?

— А какое это имеет отношение к нашему собранию? — поинтересовался я.

— Самое прямое, Борис Николаевич, самое прямое!

— Вы меня заинтриговали, Борис… Иванович. А и отвечу, а то потом помру от загадочности. Знаете почему…. Вот вы старый коммунист, из партии не вышли. Хотя рисковали должностью, может и здоровьем. Это делает вам конечно честь. Но…говорит ли это о вашем, простите за невольную грубость, уме? Сколько вас осталось от двадцати миллионов, после того как крысы и приспособленцы сбежали? Можно конечно рассудить, что остались идеалисты, самые лучшие и порядочные, а может не сумевшие устроиться в новых реалиях, держащиеся за остатки привилегий, надеющиеся на реванш.

Я сам плоть от плоти порождение нашей партии, даже был кандидатом в члены ЦК. Нет это говорит не обида, нет. Просто я, наконец, осознал, что устав и программа КПСС и реальная партийная жизнь и деятельность это совсем разные вещи, по смыслу, по духу, по совести, по степени влияния на общество. Деятельность, наполненная грызней за власть и должности, льготы и привилегии. Покупка партийных должностей, подмена собой Советской власти. Выродившаяся и зажравшаяся элита! Я не хаю КПСС, я просто понял, что партия коммунистов Союза выродилась на нет и по духу, ничем не отличается от партии республиканцев в США или лейбористов в Англии. Но те изначально были созданы для продвижения целей и лоббирования интересов своих электоратов, все по честному. А партия большевиков выродилась в такую отвратительную структуру, что даже утратила банальный инстинкт самосохранения, изгадила все самые светлые идеи омерзительным их тошнотворным воплощением. И когда я дошел до определенного предела, наелся до отрыжки лизоблюдства и дичайшего расхождения декларируемого от действительного, то постепенно, исподволь пришел, осознал, что так дальше нельзя. Изначально, я неумело пытался исправить систему изнутри, а когда понял, что как говорится "легче убить, чем перевоспитать" то принял решение о выходе из партии. А тем, кто остался — честь и хвала! Удивлены? Естественно, если остались те из первых мной перечисленных идеалистов и порядочных. Беда в другом — нет ничего хуже воинствующих идеалистов! А программа партии в части касающейся прихода к власти не предусматривает честной конкурентной борьбы. Выгляните в окно — увидите площадь диктатуры пролетариата. Скажу как на духу, очень не хочется никакой диктатуры, наш народ ей наелся досыта!