–Впечатляет, – только и сказал он.

–Так и должно быть, – голос гулким эхом отлетел от стен и наполнил все помещение – удивительная акустика у этого места, – это фамильный замок и он  должен поражать всех, кто решился навестить род Кларенсов.

На верху лестницы появилась едва различимая фигура, она все приближалась и приближалась, а Лаки не могла оторвать от нее глаз.

Это сухая фигура принадлежала мужчине, чья внешность не давала сразу угадать его возраст – ему могло быть и тридцать, и пятьдесят. Его волосы были коротко подстрижены  и теперь торчали недружелюбным ежиком, худые обветренные скулы сочетались со строгими глазами, костюм походил на военную форму и сидел на мужчине безупречно. Когда он подошел ближе, раздался едва заметный скрип, какой бывает у накрахмаленной одежды или новой обуви.

–Я Эдмунд Кларенс, как вы уже догадались, – мужчина коротко кивнул, – а вы, если не ошибаюсь....

–Пан Ежи Качински, – каркнул Мастер, как-то враз став сутулее и ниже, – моя воспитанница – знахарка Катежина.

Лаки изобразила нечто похожее на книксен (чистой воды импровизация, к этому больше обязывал ее наряд).

–Очень рад, очень… рад,– глаза Кларенса никак не вязались е его словами. Они злобными пуговками серых глаз оглядели Лаки с ног до головы, ненадолго, чуть сощурившись, задержались на клыке Мастера. Потом щелочки глаз расширились.

–Вы, наверное, устали с дороги. Проходите. Вас отведут в ваши покои.

–Господин Кларенс нуждается  в моих товарах?

–Позже, – Кларенс изобразил жест неопределенности, – ваша карета будет поставлена под навес, а грифоны – накормлены. Мои капризы вполне могут подождать, а ваш отдых и обед откладывать не стоит. Мы, Кларенсы, заботимся обо всех гостях (на слове "всех" он слегка дернул подбородком) и всем готовы оказать лучший прием. Прошу наверх.

Снова темные силуэты вокруг. Лестница, чьи ступени на глазок поражали своей громоздкостью, почти не чувствовалась под ногами. Мастер, Лаки и множество слуг поднялись наверх очень быстро. Уже меньше чем через минуту лестница кончилась, они повернули налево.

–Комната пана Качинского вторая по правой стороне, комната пани Катежины четвертая по левой стороне,  – нараспев пропели голоса. Лаки дернулась.

–Мы… мы… передайте господину Кларенсу, что совершенно излишне тратить на нас две разные комнаты.

–Но так не принято, – брови сухопарой служанки поползли вверх, – незамужние девушки, одни или в сопровождении матери и кормилицы, должны жить отдельно.

–Пан Качински мне как отец! – эти слова чересчур поспешно сорвались с ее губ. Служанка замерла, забыв снять с пояса связку с ключами.

–Вы хотели сказать, что он ваш дядя.

–Да, я плохо знаю ваш язык.

–В родном воеводстве пани плохо говорят на универсууме?

Лаки ничего не ответила, ее губы сжались в тонкую нить. Она резко повернулась к Мастеру и буквально впилась в него взглядом, но он лишь сухо кивнул ей в ответ, никак не выказывая своих чувств:

–Все в порядке, Катежина. Здесь так принято, дитя, не бойся.

Перед ним открылись двери его покоев, и он шагнул внутрь. Двери почти беззвучно закрылись.

Лаки осталась один на один со слугами в коридоре.

–Вот и ваши покои, пани Катежина, – сказала та самая служанка и легонько тронула дверь слева – та не замедлила открыться.

Что ж, по крайней мере, и предателей здесь размещают с комфортом.

Большая кровать с балдахином, пушистый ковер, небольшой диван… В камине потрескивали дрова, но было не жарко и не душно – вероятно из-за огромных окон в пол, одно из которых сейчас было приоткрыто. Везде царил приятный полумрак. Шорох за спиной напомнил Лаки, что она не одна в комнате.

–Ваши вещи сейчас будут доставлены. Вы можете дождаться их и, если пожелаете, переодеться к обеду. Который, кстати, вот-вот начнется. Вас оповестить?

Я…да, конечно, – Лаки постаралась придать голосу как можно больше твердости, чтобы не позволить себе вновь допустить промашку. Никто не знает, какая из оплошностей станет последней, поэтому лучше вообще от них воздержаться. Просто жить здесь. Плыть по течению.

–Катежина, я хотел спросить!..– едва служанка исчезла, как дверь с шумом распахнулась, и в покои вместе со сквозняком ворвался Мастер. Он плавно и осторожно закрыл дверь и посмотрел на Лаки, глаза его лихорадочно блестели. Снова увидев знакомое лицо, Лаки едва ли не кинулась к нему на шею от счастья, как потерянный в толпе щенок, внезапно узнавший хозяина. Но она глубоко вздохнула и постаралась успокоиться.

–Сейчас мы пойдем на обед, – Мастер на секунду взглянул на большие напольные часы с боем, – пройдем в зал, где сидят гости Кларенса. Тебя они не знают вовсе, а меня… Я сделал все, чтобы меня не узнали.

–Ты уверен?

–Не абсолютно, но бояться мне нечего.

–Какой у нас будет план?

–Слушай, смотри, запоминай. Вот и все. Если тебя спросят о чем-либо… что умеет Катежина… Скажи что-нибудь общее… Что еще только постигаешь колдовство.

–Что я только учусь – и это не будет враньем.

–Это не будет враньем, – повторил Мастер.

Они секунду помолчали.

–Когда я спросила про план, я имела в виду…

–Я знаю. Точнее, не знаю. Не знаю, как долго это будет продолжаться. День, два, неделю… Тебе надо запомнить, как можно больше того, что будет происходить за столом. Мне надо найти голубятню.

–Что?

–Почту.  В таком роскошном замке она должна быть. Голубь принесет нам весточку о том,  что нам пора возвращаться домой. Всё.

Столь же стремительно Мастер развернулся на каблуках и шагнул к двери. Лаки изо всех сил старалась промолчать, но слова вырвались против ее воли:

–Извини, Мастер.

–Я еще никогда не делал ничего подобного, – произнес вдруг Мастер и впервые за долгое время улыбнулся Лаки, уходя.

Ужин проходил в старом зале для приемов с закопченным потолком. Гости расположились за длинным столом, во главе которого уселся сам Кларенс. Он одаривал своих визитеров благодушными взглядами. Лаки случайно посмотрела на противоположный конец стола и отметила пустующий прибор прямо напротив Кларенса. Место жены? Или кого-то еще?

Всех гостей можно было разделить на несколько групп. К первой и, как ни странно, довольно многочисленной группе относились молоденькие ведьмочки привлекательной, даже смазливой наружности. О том, что это именно ведьмочки, говорило то, что они бурно обсуждали рецепты зелий, последний шабаш на Лысой горе и мелкие любовные интрижки. Как после Лаки узнала, они были нужны скорее для развлечения –  но также и для ценной информации. Эти ведьмы были опытными куртизанками, в чьих объятиях побывали многие – от поставщиков золота в Монетный двор Кварты до высших офицерских чинов. Секрет успеха ведьмочек заключался в идейности – уж очень они преданы своему темному делу, и никакие самоцветы не способны их отвадить от служения Тьме.

Также за столом собрались серьезные дельцы. Именно дельцы, а не воины или политики. Это чувствовалось по общему неуловимому сходству многих мужчин, что сидели напротив Лаки. Степенные, в нарядах из дорогих тканей, они пили вино из бокалов как-то самодостаточно, не спеша; со вкусом отрезали кусочек за кусочком чудесных отбивных и очень умеренно и добродушно смеялись. Толстые пальцы многих из них были усеяны золотом куда обильнее, чем у ведьмочек-кокеток. Изначально Лаки волновалась, что маскарад Мастера с клыком и бельмом лишь привлечет излишнее внимание. Она ошибалась – здесь некого было этим удивить. Один солидный господин был весь в крупных налитых бородавках, но никто из гостей и бровью не повел. А его ведьмовская спутница лишь хихикнула при появлении кавалера и чмокнула его в бугристую щеку.

"Но в принца он не превратится".

За ужином не произошло ничего важного. Странно, но все эти господа, преодолевшие, как Лаки и Мастер, такое расстояние, не спешили говорить о своих кознях против империи  Четырех магов. Они просто ели, пили и говорили на фривольные темы. Хозяин дома приветливо расспрашивал нескольких ведьм об их отдыхе на человеческом горнолыжном курорте (Лаки поняла, что не ослышалась), да Мастер и сам флиртовал с одной из них, попутно любезно говоря со своим бугристым соседом о погоде на островах Тумана. Лаки ничего не смыслила в происходящем. Поэтому она приняла единственно верное решение – она стала есть и пить, даром что все угощения были первоклассными, а вино – ароматным и сладким. Приятная тяжесть разлилась по ее телу, а веки опрометчиво начали слипаться…