Будучи сообразительным ребенком, Взрывник прекрасно понимал, что женщина принимает его за своего сына, но разубеждать ее в этом так и не решился, да и то, что он оказался именно сыном, а не дочкой, порядком обрадовало. Мало ли, какие накладки могли произойти во время переноса, вроде как в параллельный мир отправляли, а очутился вон где. Во, дела…

Теперь нужно узнать собственное имя и куда это его занесло. Память бывшего хозяина тела упорно молчала, не желая отвечать на такие простые вопросы.

– Кто я? – хрипло произнес мальчик. – Как меня зовут?

Женщина схватилась руками за лицо и тихонько ойкнула, но быстро собралась, присела на край лежанки, взяв ребенка за тонкую кисть, тихо произнесла с улыбкой:

– Калин. Тебя зовут Калин, сынок, а я – твоя мама, – слезы, навернувшись на глаза, дорожкой побежали вниз по лицу, оставляя мокрые следы на щеках. Крупная теплая капля упала на руку Взрывника.

Мальчику стало безумно жаль эту женщину, захотелось ее успокоить, но он не знал, как.

– Я помню тебя, мама, не плачь. Себя забыл, немножко, ну, может, еще чего-то забыл, не знаю, но тебя я помню, не плачь.

Инала улыбалась сквозь слезы. Она плакала и улыбалась, и казалось, что волны счастья, исходившие от нее, освещали комнату ярче ста свечек.

Неожиданно и резко распахнулась дверь, и в помещение широким, быстрым шагом ворвался косматый рыжий мужик, похожий на медведя-шатуна.

– Что? Что с ним? – проревел обеспокоенный отец и, увидев почти сидящего сына, расплывшись в улыбке, застыл на месте.

– Фух! – громко выдохнул он. – Слава Богам! Я, дурак, плохое подумал. А ты чего ревешь, людей пугаешь? – обратился он к супруге. – Во, дура! – и рассмеялся, да так громко, что даже с потолка что-то посыпалось.

Взрывник глянул вверх.

Не, это не от смеха счастливого главы семейства – просто перепуганный зверек, улепетывая стремительно, мимоходом скинул мусор с потолочной балки.

«Кого же он мне напоминает? – подумал мальчик, разглядывая мужчину… – Базиль! Точно, Базиль!»

Сердце свалилось в желудок глыбой льда, распустив холодные щупальца по всему телу. Даже волоски на руках встали дыбом. Этот человек выглядит точь-в-точь как тот бандит, который выставил его на арену биться с кровожадными мутантами. Хорошо, что хоть нож дал, и на том спасибо. Тогда мальчику пришлось впервые убить человека-мутанта, чтобы выжить. От всплывшей картинки вмиг стало плохо. Лицо побелело, и тело все пробил озноб.

– Ты чего это? – ринулся к больному отец. – Снова плохо? Инала, окно открой.

Взрывник, вжавшись в подушку всем тощим тельцем, таращился на того, кто называл его сыном, и не верил ни своим глазам, ни своим ушам.

– Безумие… – прошептал он еле слышно. – Как? Не может такого быть…

– Чего? – не расслышав, спросил взволнованный мужчина, поправляя подушки.

Тихо подойдя сзади, Инала приобняла мужа.

– Юр, наш мальчик, кажется, потерял память, – она постаралась сказать это как можно тише, на ухо супругу, но Взрывник все равно услышал.

– Калин, ты помнишь своего отца? – спросила Инала, ласково глядя на испуганного ребенка.

Тот отрицательно мотнул головой.

Широкая тяжелая ладонь коснулась взъерошенных волос мальчишки.

– Ни-че, главное – жив, а память вернется. Инала, шла бы ты спать, на тебе лица нету. Я подежурю.

– Но… – она собралась было возразить мужу.

– Иди, говорю.

Напоив сына теплым молоком, уставшая женщина ушла отдыхать, а Юр взял деревянную заготовку, уселся на лавку напротив кушетки с засыпающим мальчиком и принялся стругать ее здоровенным, кривым ножом, точно таким же, какой был у Базиля.

Разбудил его спор громким шепотом. Скосив в сторону глаза, Взрывник увидел двух одинаковых на лицо девчонок.

– А я говорю: не вспомнит он тебя.

– Дура ты, Доня. Если он меня не вспомнит, то как же тебя узнает, а?

– А спорим?

– Не буду. Отстань. Мать сказала, что это Боги у него память отняли в обмен на жизнь. Надо ему все сызнова рассказывать и знакомить со всеми, как пришлого.

– Умная ты у нас сильно, Анятка. Картофлю вон лучше чисть, а не болтай.

– Проснется, да поглядим.

Взрывник усмехнулся.

«Ну, Боги так Боги, все проще будет тут торчать, – думал он, озабоченно разглядывая тощую, цыплячью кисть, кожа на которой просвечивалась, обтягивая каждую косточку. – Мда, Калин… че ж ты хлипкий-то такой мне достался?»

В прошлой жизни Взрывника гоняли по полигону, не жалея, и мальчишка выглядел вполне прокачанно для своего возраста.

«Ну, ничего, были бы кости, а мышцу нагоним и мясо нарастим. Сил вот только чуть наберусь и займусь я тобой, Калин», – чуть улыбнулся, радуясь новому телу, новой жизни… почти забытым ощущениям.

Стараясь изо всех сил, Взрывник полностью сел, сам, без подушек, свесив ноги с лежанки. В голове зашумело, белые круги поплыли в глазах, и сильно захотелось пить…

– Ой! – взвизгнула одна из сестренок. – Да что ж ты!

Всплеск воды, грохот табурета, и тут же тело его подхватили в четыре руки, ойкая и приговаривая, что он бестолочь, и вставать нельзя, и мамка заругает. Его снова уложили в постель.

– Пить, – прохрипел он слипшимся горлом.

Калин сидел на деревянном крылечке, греясь под лучами вечернего солнца. Две недели прошло с тех пор, как он очнулся, а тумана все нет. Воняющего химией, того самого, который предшествует переносу в его прошлый мир. Неужели там стряслась беда? Не мог отец обмануть, он обещал вернуть его, перебросив обратно. Видимо, что-то с аппаратурой случилось; нужно просто подождать, папа найдет способ забрать его назад, домой…

– Эй, Калин! Ты жив, придурок?! – насмешливый звонкий голос раздался из-за частокола, и над заостренными деревянными пиками показалась вихрастая голова белобрысого мальчишки.

Взрывник всматривался в веснушчатое лицо голубоглазого паренька, но память Калина молчала. Кто он? Вот, черт!

Тот, долго не раздумывая и не дожидаясь приглашения, перемахнул через двухметровую изгородь и, отряхнув широкие штаны, подвязанные куском веревки, уверенно направился к крыльцу.

– У-у-у-у, ну ты и страшный стал, как в тех сказах про черные времена, – приветственно хлопнув Взрывника по плечу, мальчишка плюхнул свой зад рядом, на ту же ступеньку, и, опершись сомкнутыми в замок руками на свои колени, уставился взглядом себе под ноги. Вздохнул. – Я… я думал, все…

Уголки губ медленно расползлись в улыбке, и тут же повеселев, белобрысый добавил:

– Но ты живуч, как глот.

– Г-л-о-т? – медленно проговаривая каждую букву, переспросил Взрывник.

– Ну, да, эти бесовские выкормыши пустошей. Ты чего, Калин?

Взрывник виновато пожал плечами и приложил руку к своей голове:

– Не помню. Я теперь много чего не помню.

– Как это? Ага, еще скажи, что и меня не помнишь, – не поверив, усмехнулся паренек.

Взрывник еще раз внимательно всмотрелся в черты лица и, не дождавшись никаких былых воспоминаний, отрицательно покачал головой.

– Во-о-о, трепло! Ага, бреши да не забрехивай!

– Ничего он не брешет, – раздался из недр дома голос одной из сестер. – Он себя-то не помнит, не то, что тебя, – Анята вышла на порог и строго посмотрела на мальчишек.

– Как это?

– А вот так. Боги отняли память в обмен на жизнь, – объяснила девочка с серьезным видом.

– Ого… Так ты чего, с Богами виделся, что ли? И как они? Вправду такие, как нарисованы в Храме?

– Не знаю, я не помню.

– Митек, топал бы ты со двора, пока мамка не пришла, а? Ему покой нужен, а ты с вопросами своими лезешь, болезный он еще, слабый, не донимай.

– А то ты лекарка будто. Ишь, важная какая. Ладно, и вправду пойду. Меня, ва-аще-то, батька за смолой к Буру заслал, а я тута рассиживаюсь. Ну, ты это, выздоравливай давай, – и тихонько шепнул: – Я тебе Богов покажу потом, на Священном камне Предков, глядишь, и вспомнишь чего, – и хитро так подмигнул.