После этого Вольф по улице, выходившей на полотно железной дороги, достиг рельс и, перейдя их, зашагал по изрезанной острыми колесами арб дороге, идущей по обширному, заваленному городскими отбросами и навозом полю. Впереди виднелся китайский город Фудзядзянь и уже издали дышал зловонием, дымом, угаром от бобового масла и поджариваемого сырого опиума. Крики грязной толпы, звон медных тазов цирюльников, верещание свиней, которых тут же резали и свежевали, песни народных рассказчиков, визг и циничные выкрикивания пестро одетых женщин, зазывающих прохожих в грязные вертепы, из которых вилась и тяжело опадала струя дыма опиума и гашиша. На уверенно шагающего чужестранца с удивлением смотрели китайцы и перекидывались короткими изумленными вопросами. Вольф, взглядывая на нанесенный в записной книжке план Фудзядзяня, быстро подвигался по лабиринту улиц и кривых, утопающих в грязи закоулков и подошел к длинной одноэтажной фанзе, около дверей которой сидел отличный черный пудель.

Вольф постучал и тотчас же дверь открылась, а на пороге показался маленький, широкоплечий человек с лицом, изрытым оспой и словно исполосованным хлыстом.

— Имею честь кланяться, капитан! — сказал хозяин фанзы.

— Отлично, что вы здесь! — пожимая ему руку, воскликнул Вольф. — Вы должны тотчас же отправиться к Вотану и доставить ему груз, который вы возьмете в здешнем магазине «Артиг и Вейс».

— Между мной и Вотаном установились несколько натянутые отношения… — улыбнулся тот.

— Что было между вами, Нохвицкий? — спросил Вольф. — Но вы меня не приглашаете к себе!

— Пожалуйста, капитан! — сказал Нохвицкий. — Вы только уж простите меня за мой образ жизни!

— О! — засмеялся Вольф. — Я ко всему привык.

В полусумраке фанзы капитан увидел на длинном «кане», прикрытом ковром, трех японок в очень откровенных костюмах. Они были пьяны, так как перед ними стояли бутылки с ликером и ромом и большая деревянная чашка с орехами и мандаринами. Вольф развалился на «кане», и черноглазая японка с набеленным и нарумяненным лицом фарфоровой куклы протянула ему с тихим воркующим смехом большой стакан рома.

— Н-ну, рассказывайте! — крикнул Вольф.

— История короткая! У меня находится телеграмма, которая доказывает, что Вотан — шпион, и я позволил себе извлекать из этого обстоятельства известный доход, который трачу на этих прелестных «гейш».

— Вы — ловкий! — заметил Вольф. — Вы сумеете помириться с Вотаном. Отдайте ему телеграмму — и конец! Я же вам гарантирую получение такой же суммы, простите, без… шантажа.

Вольф остался ночевать у Нохвицкого, и наутро тот проводил капитана на вокзал. Вольф уехал в Порт-Артур, а Нохвицкий вернулся домой и начал готовиться к поездке к Вотану.

В Порт-Артуре капитан устроил радиотелеграф в доме Веля и возился в разных канцеляриях, где заканчивал счета и принимал заказы на новые партии цемента, красок и железа.

Дня через два в одном из ресторанов собралась небольшая компания.

Здесь были: Вольф, Вель, управляющий порт-артурским отделением «Артиг и Вейса», и японец-доктор, пользующийся большой известностью в городе. Все трое пили черный кофе с ликером и перекидывались короткими фразами, не обращавшими на себя ничьего внимания и кажущимися незначительными.

— Итак, все готово? — спросил японец.

— Мы готовы! — ответил Вольф.

Вель кивнул головой и сказал:

— Все наши отделения к вашим услугам. Мы находимся в отличных сношениях со всеми немецкими фирмами в Китае.

— Так… Отлично! — сказал доктор. — Теперь уже и недолго ждать.

— Майор, — шепнул Вольф, — когда же наверное?

— Новый год несет с собой войну, господа! — ответил серьезным голосом японец.

Потом все трое умолкли и начали любоваться рейдом. Ночь спускалась медленно. Сначала прозрачная, она становилась все темнее и сумрачнее. На море зажглись белые, красные, зеленые огни на баках и мачтах судов и на пловучих буйках. Вдали, на одиноком утесе, ярко вспыхивал огонь маяка. С какой-то батареи производилось испытание прожектора. Ослепительно яркий сноп лучей бежал по морю, нащупывая каждую волну, каждый рыбачий челнок, запоздавший в море. Иногда вдруг вырисовывался черный остов китайской барки с призрачными, белеющими, как крылья гигантской птицы, парусами. На далеком горизонте казались неподвижными идущие пароходы, и над ними замерли клубы и полосы черного дыма. Внизу затихал город. Доносились звуки оркестра, и где-то неподалеку тихим голосом пел заунывную песню китаец, а в воздухе шуршали летучие мыши.

Вель и японец чувствовали, что они сливаются с тишиной и ночным покоем природы. Только Вольф думал о другом; он соображал что-то и делал какие-то заметки в записной книжке.

— Вы совсем лишены мечтательности, капитан? — спросил, слегка поморщившись, японец.

— Вовсе нет! — ответил Вольф. — Только я приехал сюда не мечтать, майор. Однако, поздно уже! Мне нужно домой, меня ждут письма и укладка, так как завтра я возвращаюсь.

Они начали прощаться, крепко пожимая друг другу руки.

— Капитан! — сказал японец. — Я имею поручение от нашего морского штаба передать вам книгу с отрывными листами пропусков для пароходов с грузами торгового дома «Артиг и Вейс».

Вольф и Вель опять сели за стол и начали рассматривать тетрадь. Страницы ее представляли большие, в пол-листа писчей бумаги квитанции за № 141–160 и государственным гербом Японии. На квитанциях по-японски и английски было напечатано:

«Приказ: всем командирам военных и дозорных кораблей японского флота, командирам портов и океанских дистанций предписывается, при предъявлении настоящего приказа, не производя осмотра и не чиня препятствий, пропускать пароходы с грузом торгового дома „Артиг и Вейс“ по любому направлению, предупреждая таковые о зонах минных заграждений».

— Вы найдете возможным переслать эти документы Вотану? — спросил Вольф, обращаясь к Велю.

— Да! — ответил тот. — Завтра я отправляю большую партию сукна и шелка и сумею переслать шефу эти ценные пропуски.

Выйдя из ресторана, новые знакомцы разошлись в разные стороны.

Вотан был очень взволнован.

Он получил телеграмму из Берлина за № 923, вызывающую его немедленно прибыть в Германию.

Телеграмма была подписана Гинце, начальником агентурного отделения военного министерства. Никаких подробностей в телеграмме не было и Вотан терялся в догадках, опасаясь интриг Вольфа.

Глава торгового дома «Артиг и Вейс» призвал к себе доверенного бухгалтера и приказал ему в два дня сделать краткий отчет по делам фирмы.

— Дела наши представляются в очень неблагоприятном виде, — заметил бухгалтер. — Желание задавить русскую торговлю принуждало фирму продавать все товары по ценам, явно для фирмы убыточным. Мы закончим год с значительным убытком.

На лице Вотана эти слова не вызвали ни беспокойства, ни удивления.

— По первое сентября вы сведете мне баланс фирмы! — повторил он свое распоряжение. — Я еду в Берлин.

Пока бухгалтерия работала днем и ночью, Вотан писал доклад о деятельности фирмы и об ее исключительном значении на Тихоокеанском побережье и о пользе, приносимой ею германской торговле и промышленности и германскому делу в Азии. Старик работал упорно и серьезно, обдумывая каждое слово и каждое положение в своем докладе, которым он хотел доказать свою деятельность и предусмотрительность. В докладе часто повторялась фраза «когда я состоял на действительной службе Его Величества Императора Германии…»

Вотан написал несколько писем в Берлин: одно из них было Гинце, другое генералу Эммиху, начальнику штаба главной квартиры. В обоих письмах, написанных 21 августа 1903 года, глава торгового дома, кажется, ничего общего с политикой не имеющий, с подробностями, изобличающими большой опыт, описывал общественную и государственную жизнь на Дальнем Востоке и во всей Манчжурии, перечислял количество населения, войск, судов, называл имена разных лиц и прибавлял к ним некоторые определения: «добрый ганноверский немец», «считает себя здесь в чистилище и рвется на нашу дорогую родину», «преданный делу юноша» и т. д.