Мало-помалу жадность и сомнения заразили почти всех. Люди стали угрюмыми, настороженными, и всё больше шушукались по углам. Прекратились шутки и смех, а матросские кубрики с каждым часом всё больше напоминали кладбищенские склепы.
Пожалуй, единственным, кого не беспокоило золото, был слепой Тизер Дарби — должно быть, он вполне доверял партнёрам. Впрочем, возможно, дело в том, что он просто не видел сводящего с ума жёлтого блеска?
Поминутно кто-то подбегал к Харвуду и задавал вопрос о своей доле.
— Я не узнаю парней! — ворчал квартирмейстер. — Никогда такого не было! Словно толстосумы из Сити. Только о том и пекутся, как бы их не обсчитали. Я того и гляди превращусь в какого-нибудь паршивого стряпчего с биржи!.. Мистер Эванс, — осведомился квартирмейстер у доктора. — Не заболела ли чем команда?
— Команда здорова, — с невесёлой улыбкой ответил доктор и многозначительно постучал пальцем по черепу. — Это золото им не даст покоя, вот в чём проблема. — Внимательно посмотрев на Джона и Харвуда, он покачал головой и добавил: — Вижу, что и вас, мои друзья, затронул сей заразный недуг! Знаете, неизвестно что хуже, когда золота слишком много, или когда его нет вовсе. Джаспер мне по секрету сказал, что опасается бунта.
Окорок задумчиво потёр подбородок:
— Команда и в самом деле в таком настроении, что чёрт знает что может случиться. К тому же ещё кое-кто волками смотрит на команду леди Шарп.
Невесело усмехнувшись, Харвуд сказал:
— Мой тебе совет, Окорок: спрячь всё это добро, убери с глаз долой и никому больше не показывай. Тогда, возможно, люди утихомирятся. Иначе нас всех может ожидать зверская поножовщина, после которой корабль придётся отмывать месяц — если будет кому!
Сказано — сделано. По приказу капитана старый Родриго установил фальшивую переборку в бывшем пассажирском салоне, отгородив большую его часть. Туда и перенесли золото, выставив караул у входа. А команде объявили, что никто больше не прикоснётся к слиткам, пока не дойдут до безопасного места, где можно будет поделить добычу по совести. Одновременно Джон вызвал в каюту Беатрис и посвятил её в возникшие проблемы.
— Золото туманит мозги не хуже рома, — заметила она. — Это мне отец объяснял, копта я ещё пешком под стол ходила... Кстати — куда нам идти? Я бы лично двинула к чертям сразу из Вест-Индии — благо запасы позволят дойти до Азор или до португальских островов Принсипи и Сан-Томе! А там взять воды с солониной, да и в Европу. Но вот боюсь наши не одобрят!
— Это точно, — пробурчал Окорок. — У многих наших на Тортуге или зазнобы, или даже семьи с ребятами. Так что за такую идею как бы нас за борт не выкинули!.. Ладно. Я пошлю надёжных людей — пусть подгонят сюда «Оливию». Всё ж как-то увереннее буду чувствовать себя. А завтра-послезавтра соберём большую сходку и всё разделим.
* * *
Чтобы всех успокоить и окончательно закрепить успех, обычно не поощрявший пьянства на борту Джон на этот раз отступил от установленных им же правил и даже наполнил традиционную серебряную чашу ромом и бренди из личных запасов, собственноручно сдобрив пунш сахаром и специями. А когда пущенная вкруговую чаша опустела, распорядился поднять из трюма и привести на берег ещё несколько бочонков. Ничья жажда, как бы велика она ни была, не осталась неутолённой в ту ночь.
Запиликали скрипки, загудели рожки, засвистали боцманские дудки, и началось веселье. Веселились с ребятами с подошедшей «Оливии». Гуляли до самого рассвета, пока последний из самых стойких не рухнул на песок как подкошенный, присоединившись к остальным павшим в неравной схватке с зелёным змием. Возможно, им снились приятные сны, в которых они купались в золоте и драгоценных камнях.
Задремал и Питер. Но сон его не был так благостен и приятен.
Снилось ему, что он стоит у фальшборта на шканцах чёрного корабля, идущего под чёрным флагом, на котором нет ни оскаленного черепа, ни скрещённых костей или клинков, ни танцующего скелет а, ни девиза; на нём вообще ничего нет. На палубе суетились матросы — ходячие мертвецы — вперемежку с живыми. И шёл он по неизвестному океану, ориентируясь по незнакомым звёздам, которых Питер, изучивший наизусть все звёздные атласы, никогда раньше не видел. Не видел он и лица капитана, но точно знал, кто стоит на квартердеке...
В ушах звучал хриплый голос чернокожей ведьмы:
— Он идёт за тобой... Тот, кого нет, но кто есть...
* * *
Тьма упала на землю, как обычно в тропиках — без сумерек, без долгого угасания солнца — несколько минут пурпурного заката, и вот уже на пиратский лагерь надвинулась ночь.
Вахтенный дремал, то и дело бросая нетерпеливые взгляды в сторону востока, где вскоре должен был показаться над морем краешек восходящего солнца и развеять непроглядный ночной мрак. Половину лагуны затянул катящийся вал тумана. Клубящиеся облака сгустились, они лились на воды лагуны, как масло.
И никто не увидел, как из тумана выдвинулась громада старого голландского флейта — чёрного и под чёрными парусами, плывущего словно сам по себе. Никто не увидел и другого, как из лесу бесшумно выдвинулся отряд, видимо высаженный заранее, полукольцом охватывая лагерь.
Питер пришёл в себя, лишь когда донеслись крики и пистолетные выстрелы.
— Капитан! Капитан, быстрее сюда! Нас атакуют!
Сам Блейк был уже на ногах. Он схватил пистолет — и вспомнил, что тот не заряжен. Рука лихорадочно скользнула к поясу — и не обнаружила пороховницы.
На берегу воцарился хаос: пираты гасили костёр, громко ругались и бегали в поисках оружия, небрежно разбросанного накануне. В темноте они не могли найти сабель, а многие вообще оставили их на борту, другие с проклятиями пытались зарядить мушкеты.
Питер похолодел, увидев огромный корабль, приближающийся к полосе прибоя. Потоки света лились из всех его иллюминаторов, походивших на горящие глаза дьявола. Огромные паруса заслоняли звёздное небо, а на палубе стоял невероятный шум — казалось, разверзлись глубины ада. Он узнал этот корабль — корабль из его снов приплыл за ним, чтобы взять и тело и душу.
А к берегу уже приближались шлюпки, в которых стояли безликие чёрные силуэты. На секунду почудилось, что среди них возвышается высокая и худая фигура с перепончатыми крыльями и рогами. Блейк обернулся — и увидел такие же силуэты, бегущие к ним с тылу. Он невольно попятился, не в силах оторвать взгляда от страшных призраков...
Пронзительный крик вернул его к реальности. Питер осмотрелся и увидел Тёрнера. Тот стоял у кромки воды, и даже не пытался вступить в бой, просто стоял и смотрел, как ужасный призрак подплывает всё ближе и ближе.
Кто первым с проклятием швырнул пустой мушкет на песок — не попятно. Но это уже не имело значения — кто-то кидал оружие и становился на колени, другие просто обречённо замерли, опустив руки. Два или три человека пробовали стрелять, но прилетевшие из темноты пули и стрелы пресекли эти попытки. Да и не могли полупьяные, не соображавшие ещё ничего пираты отбиваться от внезапного нападения многочисленного врага.
Вот первые баркасы достигли полосы прибоя...
...Стон ужаса вырвался из горла Питера. Он ещё успел подумать, что было бы лучше если бы сюда и в самом деле явился лично сам Дэви Джонс. Однако при свете костра штурман увидел, что из шлюпки выходил, небрежно опираясь на резную трость, не кто иной, как Альфредо д’Аялла.
Чёрная аккуратно подстриженная борода спускалась на грудь, ниспадающие на плечи волосы словно змеи шевелились на ветру. Две золочёных рукояти пистолетов торчали из-под ремней перевязи, пересекавших крест-накрест его грудь; на поясе висела уже знакомая Питеру шпага, и весь он с головы до ног был в чёрном, точно в трауре.
Питер затравленно огляделся. Позади, как призраки, выскользнувшие из ночного мрака, выстроились в шеренгу стрелки с наведёнными на пиратов мушкетами. Медленно разворачивающийся дьявольский корабль угрюмо смотрел на берег жерлами пушек, готовых извергнуть с огнём и громом пуды картечи, а стрелки заняли позиции на вантах и реях. Сопротивляться было бы безумием.