— Всё в порядке, — сообщил он, поворачиваясь к узникам. — Старый Борн храпит, как сурок зимой. Джин с белладонной — самое хорошее снотворное, уж поверьте мне, парни! Трижды на моей памяти таким пойлом глушили охрану, ну а сейчас я постарался.

«Quis custodict custodes?»[8] — вспомнил Питер застрявшее в голове со времён школьной латыни.

Отодвинув засов, они выскользнули через боковую калитку, не забыв плотно прикрыть за собой створку, чтобы распахнутый вход в тюрьму не вызвал подозрение у случайных прохожих, — и углубились в лабиринт окраинных лачуг Порт-Ройяла.

Недолго проблуждав, беглецы вышли на окраину города.

Навстречу им из зарослей, старясь не шуметь, выбрался человек. И, не успев толком испугаться, Питер с изумлением узнал в нём своего боцмана.

— Билл?! — только и выдохнул он. — Ты?..

— Да, капитан, — кивнул Тёрнер. — Куда же мне ещё деваться?

— Тут, джентльмены, наши пути расходятся, — сообщил надсмотрщик. — Вам чуда,— он махнул рукой в сторону затянутых ночной дымкой гор, — а мне — в порт. Скорлупка моего свояка выходит в море с часу на час... — И повернувшись, он скрылся за заброшенной полуразвалившейся хижиной.

Питер подумал, что так и не узнал его имени...

— Прежде чем ты решишь, какой толщины свечу поставить во здравие старого Эдди Мёрфи, который нас сюда привёл, имей в виду, что ему за мою свободу было заплачено двести фунтов, — это была первая фраза, сказанная Окороком за время их бегства. — Тюремная крыса просто сообразила, что таких денег ей и в пятнадцать лет не заработать со всеми взятками и поборами, и решила, что служить королю дальше смысла нет. Кстати, за твою свободу, между прочим, я доплатил пятьдесят фунтов сверху — так что, можно сказать, я тебя купил, не хуже, чем если бы тебя вывели на рынок и продали плантаторам!

— Но зачем? — Питер по-прежнему ничего не понимал.

— Зачем я удрал из тюрьмы? — пошутил спутник. — Будто сам не понимаешь?

— Нет. Зачем я вам нужен?

— Уж не за твои красивые глазки, парень, — вновь ухмыльнулся в бороду Джон. — Просто у меня тут неподалёку в бухточке стоит, как и у чёртова сына Мерфи, маленькое судёнышко. И на нём был бы нелишним штурман, чтобы доплыть в одно весёлое местечко...

— И куда же? — брякнул всё ещё пребывающий в растерянности Блейк.

Сумма, заплаченная Джоном, поражала воображение: четверть тысячи фунтов! Такие деньги не всякий адмирал получает![9] Не у всех помещиков такой доход! Его отец за всю жизнь не накопил столько!

— Неужто не понимаешь? На Тортугу!

— Так вы всё-таки пират? — зачем-то спросил Блейк.

— Дружище, — тихо рассмеялся Окорок. — Пират тут один уже есть — это ты. Насчёт чего и приговор Королевского суда со всеми печатями и подписями имеется! Меня-то только на той неделе должны были судить!

Блейк не нашёл, что ответить. К нему подошёл боцман, протянул узелок.

— Возьмите, капитан. Это ваши вещи, какие я смог взять. Жаль, шпагу вашу себе забрал тот майор...

— Ты-то зачем здесь? — поднял на него глаза всё ещё не верящий до конца в происходящее Блейк.

— Ну как же — я ж тоже на подозрении! Да и, честно говоря, противно стало... Если уж с таким достойным человеком, как вы, так поступили, то мне самая дорога в пираты...

Блейк вздохнул, пожалев товарища, его подчинённый, выходит, сам сунул голову в петлю.

— Давайте парни, пошли, — подтолкнул Питера в поясницу кутком Джон. — Торопитесь, скоро уже рассветёт!..

— Да, мистер Питер, — спохватился Тёрнер, — вот, возьмите. Эту вещицу я тоже спрятал.

В руке его в лунном свете что-то блеснуло жёлто-багряным. Питер протянул руку, и в ладони его оказалось украшение д’Аяллы...

К восходу солнца они оставили город далеко позади и поднялись довольно высоко в горы, откуда открывалась великолепная панорама раскинувшейся внизу равнины. Не желая рисковать при свете дня, Джон свернул в лес, и дальнейший путь они продолжали под сенью корявых и изломанных горных сосен, обильно украшавших склоны гряды.

Чем дальше они углублялись в горы, петляя по едва заметной тропинке, тем глуше становилась окружающая местность. Часто попадались большие осыпи красного глинозёма, перемешанного с валунами и обломками скал. В таких местах следовало соблюдать осторожность: рыхлая, ещё не успевшая слежаться почва легко начинала скользить и уходила из-под ног.

Наконец добрались до вершины, и открылась цепь глубоких ущелий, заполненных серым волокнистым туманом. Его рваные клочья время от времени вырывались из глубины, тяжело взлетая над теснинами, подобно сухим листьям под лёгким ветерком. Спускаясь сквозь густые, перевитые лианами заросли, приходилось низко опускать головы. Незнакомые жестколистные кустарники с остроконечными верхушками и терпко пахнущими цветами покрывали скалы. Перейдя протекающий по дну каньона стремительный ручей, надо было вновь подниматься к следующему перевалу, за которым ждало очередное ущелье.

К полудню Питер потерял счёт подъёмам и спускам, с унылой регулярностью сменяющим друг друга, и смертельно устал. Поэтому он очень обрадовался, когда Джон объявил привал.

Беглецы остановились на отдых на берегу широкой реки. Окорок отправился на разведку, а Питер с Тёрнером присели на гладкий камень и вздохнули. Только сейчас капитан понял, что спасён...

Сразу за очередной излучиной петляющей реки они наткнулись на преградившую путь отвесную стену.

Питер смотрел во все глаза, но не находил и намёка на проход в сплошных зарослях у подножия, куда ныряла уходящая под землю река. Джон, однако, придерживался на сей счёт иного мнения. Уверенно подойдя к скале, он раздвинул руками зелёный полог из растений, за которым обнаружилось тёмное зияющее отверстие.

В пещере было темно и сыро, сквозь невидимые амбразуры под потолком пробивался дневной свет. Вскоре впереди замаячил конец туннеля и выход наружу, опять к реке. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву нависающих над поверхностью деревьев, волшебным образом преображали воду, придавая ей нефритовый оттенок.

Через некоторое время деревья поредели, и река привела беглецов к окружённому лесом живописному полукруглому озеру, упиравшемуся в гранитную стену. Из широкого отверстия в центре скалы мощный поток воды в пене и брызгах низвергался в озеро. Оно было глубоким, но таким чистым и прозрачным, что просматривалось до самого дна. По берегу над водой нависали ажурные ярко-зелёные зонтики гигантских папоротников. Стайки рыбёшек сновали в разные стороны. Их чешуя отражала солнечные лучи, подобно серебряным монетам.

Спустившись вдоль вытекающей из озера речки, беглецы оказались на берегу маленькой уютной бухточки, которую почти со всех сторон обступили отвесные скалы. Отражённые морской гладью и белым песком пляжа солнечные лучи слепили глаза, и пришлось щуриться, чтобы разглядеть, что творится на берегу полумесяцем вдающейся в сушу бухты.

Питер с удивлением и некоторой растерянностью увидел покачивающийся на волнах двухмачтовый бриг. Массивный корпус корабля возвышался над копошащимися вокруг него людьми, подобно какому-нибудь морскому чудищу вроде библейского Левиафана.

— Это и есть твоё судёнышко? — с некоторой растерянностью осведомился Блейк у спутника.

— Ага, — добродушно усмехнулся Джон, жуя травинку. — Именно так! Моё маленькое судёнышко, где как раз был бы нелишним штурман! Пошли, братец Питер.

Навстречу уже спешили люди, и вскоре их уже окружила пара дюжин загорелых, бородатых мужчин, с ног до головы обвешанных оружием и одетых кто во что горазд.

Одни по пояс голые и в каких-то невообразимых обносках. Другие в обычных матросских рубахах и парусиновых штанах; на головах пёстрые шейные платки или вязаные шерстяные шапочки. Третьи в дорогих, хотя и потрёпанных рваных костюмах из шёлка и атласа, отделанных кружевами и золотым шитьём, в щёгольских широкополых шляпах, украшенных павлиньими и страусиными перьями. Но все, без исключения, — с ножами, тесаками, пистолетами и тяжёлыми патронташами через плечо, набитыми картечью и пулями.