— Возможно, и так, — пробормотал Джон.

Происшедший разговор заставил его невольно хмуриться, ибо он знал, что разговоры о чужом золоте флибустьеры обычно ведут, когда своего не хватает... Хотя скоро всё может измениться — если подтвердится то, что сообщил ему осведомитель на Багамах.

...В ту ночь Блейку опять приснился всё тот же проклятый сон — о чёрном корабле и его капитане.

Со шканцев доносился злобный смех. Сам корабль представлялся сгустком мрака, бесформенной, бесплотной массой, чёрной тенью, скользящей по чёрным волнам, но Питер отчётливо видел бурунный след и клочья вырывавшейся из-под форштевня пены. А на мостике стоял Альфредо д’Аялла и добродушно ему улыбался.

...Случались в их лихих рейдах и такие благословенные деньки, когда некуда было спешить, не за кем гнаться, и никто, в свою очередь, не гнался за «Обручённым», и тогда корсары собирались в кружок на палубе, раскуривали т рубки и принимались травить морские байки, неторопливо потягивая ром или пиво. Посиделки затягивались далеко за полночь, и на них по пиратскому обычаю могли явиться все желающие...

Большой популярностью пользовались воспоминания о том, какие жизненные передряги вынудили рассказчика присоединиться в конечном итоге к «береговому братству».

Несмотря на молодость, Джаспер успел много где побывать и умел заворожить аудиторию своими рассказами о дальних морях и странах, о родном Мадагаскаре, где, по его словам, возникло уже несколько поселений бывших пиратов, решивших бросить прежнее ремесло и вернуться к оседлой жизни. От старых буканьеров он слыхал немало интересного о приключениях и подвигах знаменитых корсаров былых времён. Со времён Эвери, когда в Карибском море в очередной раз стало неуютно, многие вольные добытчики перебирались в Индийский океан, к Мадагаскару и окружающим островкам.

Пираты охотно женились на смуглых красотках и случалось, что выходили в министры у прибрежных вождей. Появилось даже особое племя — занамалата, в жилах которых смешалась кровь аборигенов и отцов пиратов из Европы. Их праотцом считался Джеймс Плантейн. Награбив огромное богатство, он создал своё королевство в долине реки Антанамбалана, собрав под свой стяг разношёрстный сброд — от изгоев из живущих тут племён до турок. Живших по её берегам дикарей он обложил данью, построил роскошный замок-крепость и ходил в набеги на соседей. В его гареме была почти сотая малагасийских девушек, которым он давал английские имена...

Отцу Даффи повезло меньше: после бурных схваток и абордажей он решил уйти на покой и поселиться на Мадагаскаре, где ему приглянулась младшая дочь местного владыки — царевна Рахена.

Другой популярный рассказчик был, без сомнения, Кристофер Харвуд, чьи байки выглядели, несмотря на фантастичность, весьма достоверными. Он лично знал самых прославленных флибустьеров семи морей. Знавал и благородного пирата Огида Боннета, который, по словам боцмана, ни черта не смыслил в управлении парусами, зато был «настоящим джентльменом».

— Ну так что, парни, хотите узнать побольше о корсарах, которых нынешним уже не переплюнуть, как ни тужься?

Разумеется, они хотели. Да ещё как! И Харвуд, поупиравшись для приличия, начинал рассказывать. Его слушали с замиранием сердца, с трепетом и восторгом, жадно ловя каждое слово и не решаясь переспрашивать или задавать вопросы. Так малые дети слушают страшную сказку, которую лучше не рассказывать перед сном:

— ...А был ещё такой Чёрный Капитан... Звали его по-настоящему Анри, но он имени своего не любил... Одевался он, что твой лорд, — ухмылялся боцман, скаля неровные и пожелтевшие от табачного дыма зубы. — И был страшным человеком. Как пить дать, не обошлось там без нечистой силы! А кое-кто считает, что сам Сатана на его корабле ходил. Друг мой у него служил — так вот слушок завёлся, будто на борту одним человеком было больше, чем по списку положено.

— И что же, кто-нибудь его видел? — с ноткой скептицизма в голосе поинтересовался присоединившийся к морякам доктор. — Каков он из себя?

— Видели-то его многие, и не раз. То на палубе, то в твиндеке, то ещё где. И выглядел он обыкновенно, как всякий другой, вот только обличья всё время менял. Но знающие люди говорили, что вроде знакомая морда, а как задумаешься и выходит, что нету на борту такого... А потом вдруг взял да и пропал — аккурат перед тем, как корабль Чёрного сгинул.

Шлюпку уже спустили, и Харвуд ещё раз осмотрел абордажный отряд.

Все были вооружены пистолями, саблями и дубинами, лица вымазаны ламповой сажей, так что выглядели они свирепыми дикарями, одетыми в просмолённые морские куртки, сверкали только глаза и зубы, а у двоих — топоры, чтобы перерубить якорный канат приза.

Кристофер последним спустился по шторм-трапу в шлюпку, и, едва оказался в ней, как та двинулась. Вёсла закутали в ветошь, уключины щедро смазали лучшим салом, так что единственный звук издавали волны, плещущие о борта...

На этот раз их целью был отстаивавшийся у берегов Кубы французский «контрабандист», ибо торговать законно и открыто в испанских колониях по-прежнему было невозможно, а значит — контрабанда процветала. Само собой об этом знали все, включая испанских чиновников. Некоторые из них давно и небезуспешно сотрудничали с вольными добытчиками.

От своих неведомых осведомителей капитан Джон и узнал место и время визита французов. И нанёс, так сказать, свой визит...

— Правь к кораблю с левого борта, — шёпотом приказал Харвуд.

Вёсла заработали быстрее. Вторая шлюпка шла следом, и квартирмейстер, вглядываясь за корму, одобрительно хмыкнул. Оружие у всех прикрыто, лунный луч не мог, отразившись от клинка или ствола мушкета, предупредить матросов на борту приза об опасности.

Когда они подходили к стоящему на якоре кораблю, Харвуд прочёл на его транце название — «Лютеция». Он с тревогой пытался обнаружить признаки жизни на борту: берег подветренный, а ветер у здешних берегов может резко поменять направление. Но, видать, вахта спала, потому что на тёмном борту корабля царила тишина.

Два матроса стояли наготове, чтобы смягчить швартовку, и, едва приблизившись к «Лютеции», борт шлюпки накрыли разлохмаченной каболкой, чтобы не стукнуть об обшивку и не поднять тревогу раньше времени. Так что прикосновение было бесшумным.

Томми Аткинс — ловкий, как мартышка, взлетел на борт, держа в зубах линь, и уже наверху закрепил его...

Харвуд схватил трос и поднялся на борт. Матросы, упираясь босыми ногами в борт, неслышно последовали за ним. Он вытащил из-за пояса дубинку и бросился на нос.

Вахтенный лежал на палубе, укрывшись от ветра, и спал. Харвуд одним ударом дубинки оглушил его. Через считанные секунды корсары были у люков, ведущих на нижние палубы, неслышно опускали их крышки, запирая экипаж внизу.

— На борту не больше двадцати человек, — произнёс Харвуд. — Остальные на берегу ловят креветок и черепах, накачиваются ромом и пивом, забыв, что есть мы! Сомневаюсь, чтобы они причинили нам много неприятностей.

Он взглянул вверх, на тёмные силуэты своих людей на фоне звёзд; те карабкались на ванты и бежали по реям.

Как только развернулся парус, спереди послышались негромкие удары: топор рубил якорный канат. «Лютеция» немедленно ожила, освободившись, и повернулась, ловя ветер.

А боцман уже был у штурвала.

— Веди прямо. Точно на запад! — рявкнул он, и рулевой круто, как мог, развернул корабль.

Затем матросы зажгли фонари, и квартирмейстер бегом повёл их к офицерским каютам на корме. Среди них был и Питер.

Харвуд тронул дверь каюты, ведущей в галерею, она оказалась незапертой. Кристофер быстро и молча прошёл в неё. Посветил фонарём, и на койке сел человек в ночном колпаке.

— Oui?[14] — сонно спросил он.