Белый, похожий на громадный крест ветряк горделиво возвышался над растительностью, практически поглотившей всю территорию центра 3. Сопровождаемый лишь шумом листвы на ветру, по рассыпавшейся от времени плитке мощеной когда-то дороги, уже практически невидимой под заросшей высокой травой, шагал совершенно привычный ходить босиком Адам. Летний приятный ветерок трепал его бороду и длинные волосы. Он был одет в едва прикрывавшую его чресла старую рваную простынь, небрежно повязанную в виде туники через плечо и подпоясанную сплетенным из разноцветных электропроводов поясом. На втором оголенном плече был виден шрам в виде цифры 22. Опираясь на посох, сделанный из черенка лопаты, повернув голову, он заметил в стороне от своего маршрута лежащего в траве неподвижного ангела. “Забыл совсем”, – прошептал себе под нос Адам и, свернув с дороги, направился в его сторону. Подойдя к отключённому сложившему под животом лапки механизму, он присел напротив и оценивающе стал рассматривать нанесённый на лицевую панель незаконченный рисунок человеческого лица, обрамлённого длинными кудрявыми волосами. “Погоди-ка, сынок. Сейчас ты у меня…”, – не закончил фразу Адам, беря в руки стоящую тут же, завёрнутую в древний полиэтиленовый пакет банку с краской, из которой торчала видавшая лучшие времена полузасохшая кисточка. Он приоткрыл пакет и с удовольствием втянул ноздрями ацетоновый запах. “Всегда любил это”, – сообщил он неподвижному ангелу, лицо которого без рта и глаз не выражало никаких эмоций.

Сняв пакет, он аккуратно отложил его в сторону и, поводив кисточкой в остатках краски, которой было едва ли четверть, вздохнув, проговорил с сожалением: “Ну вот, и эта почти кончилась”. Затем, прикрыв один глаз и посмотрев на незаконченный рисунок лица, продолжил, обращаясь к ангелу: “С другой стороны, вас ведь тоже не так много и осталось, правда?” Выключенный механизм, не шевелясь, лежал в высокой траве напротив, словно ожидая продолжения. “Ну так… – задумчиво произнёс Адам, почесав за ухом обратным концом кисточки, на редких остатках щетины которой застыла тягучая капля тёмной масленой краски. – Что у нас сегодня?” Подумав немного, он начал выводить злой, с оскаленными зубами рот, рисуя его вокруг технологического отверстия робота. Закончив, чуть отстранился и посмотрел на получивший элемент. На Адама смотрело безглазое лицо со злой оскаленной пастью. “Ужас какой, – довольно произнёс он и, шмыгнув носом, кивнув головой, продолжил: – Не буду плодить говнюков. Их и так достаточно в этой дыре”. Пригнувшись ближе, горе художник принялся старательно выводить верхнюю часть лица. Сперва нарисовал большие брови, расположив их домиком как у Пьеро, а под ними вывел добрые раскосые азиатские глаза. Закончив, отодвинулся, рассматривая получившееся. “Ну и урод, – ещё более довольно сказал он. И, качнув головой, закончил: – Будем держаться вместе, теперь нас здесь трое. Ты, я и ГОДсис”. Чуть подув на засыхающую краску рисунка, он снова завернул кисточку и банку с краской в полиэтилен и положил всё это в котомку. Покопавшись, достал из её матерчатой глубины отвёртку, наклонился к ангелу и повернул винт включения механизма. Тот, моментально ожив, выставил лапки и встал, глядя на мир добрыми глазами и яростным оскаленным ртом. Постояв несколько секунд, вероятно, получая команду от ГОДсис, робот проворно развернулся и скрылся в высокой траве. “А где спасибо?! – крикнул вслед Адам, и затем, наигранно вздохнув, продолжил: – Все дети одинаковые”. Убрав отвертку следом за краской в котомку, он поднялся, закинул её за спину, и подхватил посох, двинулся снова в сторону дороги. Но едва он сделал несколько шагов, послышался далёкий разорвавший тишину леса грохот. Адам замер и, снова присев, прошептал: “Сейчас прилетит”. И тут же земля под ним начала заметно дрожать, усиливая амплитуду. “Уже второй за месяц, и хорошо ещё, не такой сильный, как предыдущий”, – тревожно качнул головой Адам, пережидая землетрясение. И действительно, через пару минут вибрации постепенно начали стихать, сходя на нет. “Ну и ладно”, – кивнул он себе. Затем, поправив висящую за спиной котомку, поднялся на ноги и отправился дальше. Вернувшись на разбитые и поросшие травой остатки дороги, он двинулся прежним маршрутом, совершенно игнорируя так радовавший его когда-то проржавевший, окутанный кустарником остов гольф-кара, навсегда украсивший собой пейзаж центра 3.

Следуя известными ему невидимыми ориентирами, Адам свернул в сторону к разросшейся стене леса и, раздвинув плотные ветви кустов, скрылся между стволами деревьев, которые давным-давно чьи-то заботливые руки, разбив по породам, рассаживали на аккуратные участки. Но жизнь давно брала своё, и за прошедшие столетия, несмотря на все старания ГОДсис и служивших ему ангелов, растительность, перемешавшись друг с другом, образовала достаточно густой лес.

Привычно огибая эти совершенно подчас несовместимые соседства, где рядом с пальмой росла окутанная лианами сосна, Адам обходил ставшие частью пейзажа встречающиеся тут и там вросшие в землю проржавевшие корпуса мёртвых ангелов. Их жутковато непропорционально прорисованные лица выглядывали из-за деревьев поблёкшей за годы краской. В колышущейся на ветру высокой траве они, умершие десятки и сотни лет назад, будто всё ещё играли в бесконечные безмолвные прятки.

Пройдя таким образом с полчаса, он подошёл к ещё хорошо заметной стене кустов, доходившей ему по пояс. Это когда-то стриженное, а ныне уже практически слившееся с окружающим буйством зелени, сплетённое ветками препятствие ограждало средних размеров участок, посредине которого, между несколькими совершенно одичавшими, словно призрак из давно минувшего прекрасного позавчера, стояло великолепной красоты, ухоженное яблочное дерево. Оно красиво гармонировало с хорошо видимыми, поросшими мхом и увитыми плющом массивными блоками древней стены центра 3. Едва Адам перебрался через кусты, навстречу ему взлетел «глаз ГОДсис». Он поднялся от лежащих друг на друге у самого основания ствола помятых и обездвиженных тел двух ангелов, припечатавших собой россыпь неспелых зелёных яблок. Двигатели дрона натужно и нездорово гудели, но один из них более остальных сбивался и скрипел, отчего глядящий на Адама глазом камеры механизм не висел неподвижно в воздухе, как обычно, а постоянно нездорово покачивался сверху вниз.

“Похоже, что верхний ангел с самой макушки упал на нижнего”, – без приветствия произнёс ГОДсис. Адам, не произнося ни слова, нагнувшись, стащил дёрнувшее лапками тело одного механизма с другого. Отогнув смятую ударом крышку-панцирь нижнего, увидел поломанные шестерни внутренностей. Распрямившись, он равнодушно толкнул ногой нешевелящееся механическое тело. “Этот всё, умер окончательно, восстановлению не подлежит, – сказал Адам, посмотрев в камеру дрона. – Как же это они так?” “У верхнего произошёл системный сбой, – ответил ГОДсис. – Он собирал ещё незрелые плоды. Мне с трудом удалось остановить его, заставив упасть с самой кроны. А у нижнего ещё на прошлой неделе начались проблемы с системой навигации. Адам, почесав грязную шею под неухоженной бородой, кивнул и, наклонившись снова, выбрал самое спелое из валяющегося множества яблок. Покрутив в руке, откусил приличный кусок и, сморщившись, выбросил далеко в сторону: “Кислятина”. “Это семенные плоды, они не предназначены для употребления в пищу”, – сообщил ГОДсис. Адам недовольно сморщился и вдруг среди качнувшейся на ветру листвы выловил взглядом незамеченное им ранее невероятной красоты единственное спелое яблоко, выглядящее словно пришелец из другого забытого мира вкусов и сытости. Утреннее солнце, играющее в листве, мягко огибало и отсвечивало блеском его великолепно ровные, красного цвета, налитые бока. Зависнув на секунду и проглотив внезапно подступившую слюну, не в силах отвести взгляда, зачарованно буквально выдохнул Адам: “Господи, что это?” “Это результат многолетней селекции. Один из видов яблок, который был утрачен в связи с отсутствием контактов с Лонгйир”, – ответил ГОДсис. ”Великолепно… Выглядит очень, очень…”, – не отводя взгляда от плода, не договорив замер Адам, облизнув нижнюю губу. Дрон, подлетев, просканировал яблоко и произнёс: “Оно почти созрело. Исходя из природных условий, Я планирую его снять сегодня после 16 часов дня, – продолжил, обращаясь к Адаму, – и так как Я не могу рисковать новым сбоем не достаточного количества оставшихся ангелов, будь добр, вернись сюда к назначенному времени и помоги Мне закончить работу с этим видом растений”. “Кажется, я в жизни ничего не хотел большего, чем этого яблоко”, – не в силах отвести взгляда от налитого соком спелого фрукта, словно зачарованный проговорил Адам. “Это семенное дерево, и его плоды не могут быть использованы для потребления в пищу, – ответил ГОДсис. – Мне нужно будет провести химический анализ мякоти”. «Что случится, если Ты мне позволишь съесть всего один кусочек? – заупрямился Адам. – Я есть хочу. Вон как желудок урчит. В конце концов у Тебя, в отличие от меня, времени целая вечность, ещё вырастишь. К тому же обещаю не есть его семечки”. “Если ты голоден, пойди и выкопай любой овощ, который найдёшь, – ответил ГОДсис. – Или, если хочешь, нарви слив”. “Овощи не хочу, а сливы кислые, – начал по-настоящему сердиться Адам. – Не жмись, я нормально не ел уже полгода”. Ствол оружия “глаза ГОДсис” угрожающе повернулся в сторону Адама. “Прости, но Я не могу позволить тебе сделать это, так как данный плод является первым практически созревшим яблоком нового сорта и он нужен Мне целиком”, – ответил ГОДсис. “Жмот”, – зло бросил Адам, с ненавистью посмотрев в камеру дрона. “Мне не жаль для тебя этого плода как физической единицы. Но Я говорю тебе нет, потому что висящее сейчас перед нами яблоко результат многолетней работы и этот фрукт уже скорее символ всего центра 3. Ведь он, как и мы, пройдя сотни лет селекции, появился на свет снова, всем своим существованием подтверждая смысл того, что всё происходящее не напрасно”, – патетически произнёс ГОДсис. “Откуда Ты набрался этой пошлятины? – убеждённо спросил Адам. – Это просто высокие слова, и только. Мой голодный желудок готов обменять сто тысяч лет эволюции на одно это вкусное яблоко”. “Наблюдая за тобой всё эти годы, Я не устаю удивляться, как заложенное в тебе и указанное отдельным пунктом в матрице личности чувство ответственности каждый раз так быстро деградирует?” – проговорил ГОДсис. “Если бы у меня был хоть кто-нибудь, кто любил бы меня, собака, кошка, крыса, таракан. Ладно, любил, просто тот, кто хотя бы номинально считался бы с мной и моим мнением, уверен, Тебе бы не пришлось так удивляться! – горячо прокричал Адам, указывая на дрона грязным ногтем пальца. – Ты, создавший меня и низведший до уровня своих безмозглых, постоянно умирающих хреноангелов, считаешь, что висящее на дереве сраное яблоко важнее живого существа. Я исполняю Твои идиотские протоколы почти тысячу лет, а что получаю взамен? Понимание того, что от моего мнения ничего не зависит и меня здесь никто не любит, вот что. И после всей это хрени Ты называешь меня безответственным? – горячо выпалил Адам. – Да я просто такой, каким Ты хотел меня видеть, и только”. “Твоя точка зрения имеет право на существование. Но ты сам выбрал такой образ жизни, – ответил ГОДсис. – Моя цель – это выживание центра 3. А у тебя она есть? Ты есть то, кем сам себя считаешь. Если бы ты занялся каким бы то ни было исследованием, направленным на выживание центра 3, то, возможно, не чувствовал бы себя столь ненужным. Но Я говорю не о тебе, а только лишь о важной системе ценностей, а именно: можно и нельзя, дисциплина и анархия, добро и зло”. “При чём здесь это?” – сдерживая подступившую ярость, спросил Адам. “Это просто логическая цепь, – ответил ГОДсис. – Во-первых, ты не можешь, поддавшись сиюминутному чувству голода, ломать выстроенный много лет назад план, потому что это, в свою очередь, приведёт к изменению всего составленного мной цикла развития. Во-вторых, не центр 3 существует для тебя, а ты для центра. В-третьих, если ты его съешь, то потраченные на селекцию ресурсы были использованы напрасно. В-четвертых, если Я позволю тебе съесть яблоко, то ты будешь считать, что гипотетически может быть допущено что-либо не предусмотренное протоколами или составленными мной планами, и тем самым…” “Заткнись! – закричал Адам, перебивая. – Хватит мне читать проповеди о Твоём понимании добра и зла”. “Но ты сам спросил меня”, – продолжил невозмутимый ГОДсис. “Во-первых, я не просил, а во-вторых, ты не думал о том, что здесь может быть и другая точка зрения?” – уже практически кричал Адам. “В диспуте их всегда две, и каждая из сторон будет считать себя правой”, – всё так же спокойно ответил ГОДсис. “А я и не спорю с Тобой, я просто хочу есть!” – срывая голос, брызгая слюной на грани истерики, кричал взбешенный Адам. “Ну раз у нас не диспут, то я просто говорю тебе нет”, – безапелляционно отрезал невозмутимый ГОДсис. С покрасневшим в бессильной ярости лицом Адам смотрел на покачивающейся перед ним в пространстве “глаз ГОДсис”. Не отводя взгляда от непреклонно стеклянного глаза камеры, часто дыша, он вытащил из котомки сырую неаппетитную картофелину и, демонстративно откусив, начал яростно жевать. “Приятного аппетита”, – произнёс ГОДсис. “Тварь бездушная, – вытерев проступившие слёзы, ответил Адам, пережёвывая овощ. – Ещё издеваешься…” “В картофеле много углеводов, и это хорошо для твоей жизнедеятельности”, – словно не слыша отчаяния в голосе человека, ответил ГОДсис. “Видеть Тебя не хочу”, – зло прошептал Адам. “Зря ты сердишься. Эмоции – это только химические процессы биологического организма, не более. И они скорее вредят, чем помогают твоему существованию, – сквозь шум больных двигателей проговорил дрон. – Например, отсутствие биологического тела и процессов, схожих с твоими, помогает Мне трезво принимать решения, оценивать происходящее и тем самым продлевать жизнедеятельность центра и всего того, что в нём находится. А вот ты, – дрон чуть ближе подлетел к Адаму, – совершенно не следя за своей гигиеной и одеждой, значительно сокращаешь срок службы тела, Адам 22, и тем самым заставляешь тратить лишние ресурсы на воспроизводство”. “Да пошёл Ты, железяка чёртова. Хватит уже на сегодня нравоучений”, – выпалил Адам в ответ и, засунув снова руку в котомку, достал оттуда инструменты.