«Неужели Клык не смог задержать нападавших!» — мелькнуло в голове Ириса, когда тощая фигура в чёрном вынырнула прямо перед ним. Щит выдержал лишь один удар врага, а затем с противным скрипом лопнул. Магик застыл, не зная, что делать: выхватить кинжал или использовать заклинание. Противник уже занёс над ним свой меч, когда смазанной тенью из-за противоположного борта кареты вынырнул Драгос Альт. Его удар был силён и страшен, но враг лишь пошатнулся и приготовился для следующего удара. Из глотки старшего из наёмников вырвалось рычание, и Драгос обрушил на одержимого серию смертоносных ударов. Тот сумел отбить почти все атаки, лишь обманный финт достиг цели. В итоге оборотень оказался ловчее демона в теле человека, поэтому быстро разделался с нападавшим.

Ирис перевёл дыхание:

— Что это было? Оно двигалось совсем не как человек.

— Я тебе, что, мудрец? — отмахнулся от вопроса Альт. Он сделал вид, что сейчас его больше всего интересует содержимое карманов. — Пусто! — с негодование воскликнул он, сидя рядом с телом.

За обшариванием трупа их застал Клык. Он тяжело дышал и хмурился:

— А вот и третий.

— Всего трое? — выпрямился Драгос. — А скольких потеряли мы?

— Шестерых, — капитан был явно недоволен: от отряда в пятнадцать человек осталось только девять, а они до сих пор не пересекли границу империи Алданаи и Союза княжеств Дэммор. «Кто послал этих?» — не унимался Клык: «Кто-то из князей прознал о нашей миссии?»

Всю битву чтица провела в карете. Там её удержал чёткий приказ капитана Клыка: «Не высовывайся!», брошенный, когда тот покидал карету. Отчасти Морелла была рада тому, что на них напали, ведь это помогло прервать неуместный разговор с Клыком. «Им всем нужно лишь одно», — досадовала провидица.

Когда Клык грубо ворвался в карету, чтица поначалу испугалась, но слова наставницы, учившей молодых чтиц жизни, сами всплыли в памяти: «Каждый, кто будет обращаться к вам, желает только одного: получить предсказание. Для мира вы не девушки, не женщины, а вестницы судьбы. Помните это и держите голову гордо, сердце — хóлодно, а разум — свободно». Поэтому Морелла придала своему лицу бесстрастное выражение, а своё волнение скрыла за прикрытыми веками.

— Морелла, — оставшись с пассажиркой наедине, Клык растерял ту уверенность и браваду, которую всегда демонстрировал миру. — Я… желаю спросить.

Чтица не дала ему продолжать мысль, подняв правую руку ладонью вверх. На узком запястье, там, где сполз рукав платья, чернела метка чтицы: открытая книга.

— Прежде чем ты продолжишь, скажи, Клык, знаешь ли ты, чем платит спросивший чтицу?

— Знаю! — был горячий ответ.

— И ты готов отдать мне то, что дороже всего не свете? — с этими словами другой рукой Морелла нащупала флакончик в складках своего платья и поддела крышку. Тонкой струйкой из своего вместилища в салон кареты вырвался лавандовый флёр.

Клык непроизвольно коснулся своей груди. «Эту вещь он хранит у сердца», — приметила чтица и продолжила:

— То, что волнует твою душу и сердце?

После этих слов взгляд Клыка скользнул вверх и вправо. «Это что-то находится в его прошлом, это что-то он видел», — были следующие мысли Мореллы.

— То, что не даёт тебе забыть себя, кто ты и что ты? То, что связывает тебя с миром?

Взгляд Клыка заметался по стенкам кареты. Пальцы судорожно сжали медальон на груди. Он молчал, вспоминая те дни, когда ещё не был наёмником, а был обычным магом в страже одного из городов империи Алданаи. Когда готовился к свадьбе с первой городской красавицей. Когда эту красавицу приметил богатенький хлыщ. Когда эта красавица предпочла ему туго набитый кошелёк…

И Клык сделал свой выбор:

— Твоя цена… — но звуки нападения заставили его выскочить наружу, оставив Мореллу на попечение Ирису и Драгосу.

Как только капитан покинул карету, пробка заняла своё место, а флакончик затерялся в складках платья. Морелла жадно прислушивалась к происходящему за стенками кареты, опасаясь покидать её. Ожидание казалось бесконечным, а эта ночь — самой насыщенной за всё время её жизни.

И вот дверца кареты снова распахнулась, а на пороге показался Драгос:

— С Вами всё в порядке, госпожа Морелла? — в его голосе слышалась тревога и волнение. В душе чтицы потеплело. Стоящий перед ней походил на скалу, подсвеченную бликами костра.

— Благодарю, Драгос. Но что случилось? Что это был за шум? — приподняла бровки Морелла.

— Не стоит беспокойства, госпожа чтица, опасность миновала, — Альт был сама любезность.

— Под вашей охраной я чувствую себя в безопасности, — смиренно кивнула предсказательница.

— Хватит разводить политесы! — Клык был зол на себя и чтицу за мгновения слабости в её обществе.

— Слушаюсь, капитан, — глаза Драгоса смеялись. — Госпожа, не изволите ли ещё побыть в карете, пока мы… избавимся от мусора?

Морелла закусила нижнюю губку: она сразу поняла, что за «мусор» имеется в виду, поэтому лишь молча кивнула, а дверца кареты снова захлопнулась.

Остатки ночи поспать больше никому не удалось: выжившие рыли могилы, чтобы похоронить своих товарищей. Над земляными холмиками наёмники тихонько затянули:

…Жестокую мудрость, подобную нашей,

Постигнут в свой смертный час…

Налейте наемникам полные чаши!

Пусть выпьют в память о нас!… **

Троих нападавших Клык приказал бросить там же, где они и лежали. Не желая стать приманкой для хищников, которые могли сбежаться на запах крови, отряд снялся с места и, ведя коней на поводу, покинул место ночлега.

Комментарий к Глава 2. Ночь, что несёт смерть

* Воздух сплетается в купол (немецкий: Luft verschlingt sich zur Kuppel.)

**(с) песня “Наёмники”, группа Мельница (по другой версии, Дом ветров)

========== Глава 3. Новый капитан ==========

Когда наёмники вернулись на тракт, уже всходила луна. Её мертвенный свет рисовал на утоптанной тысячами странников дороге причудливые тени, а лес по обочинам казался полным ночных страхов. Эти мысли прочно поселились в голове Ириса. Ему чудились новые нападавшие за каждым кустом или деревом. Он беспокойно крутил головой и старался держаться поближе к карете. Внутри было тихо. Их ценная спутница, казалось, не проявила почти никакого интереса к ночному происшествию. Он припомнил её лицо, выражение которого трудно было разобрать в темноте. Но вот голос… в нём сквозило напряжение, немного тревоги. Она казалась Ирису удивительной, волнующей, загадочной.

Когда он был ребёнком, то во время ярмарок часто ходил на городскую площадь к шатру другой чтицы. Шатёр был изукрашен причудливым орнаментом ярких цветов. Когда полог приподнимался, наружу вылетала смесь различных запахов: приторных, горьких и пряных. Он мог подолгу наблюдать за тем, кто входил и выходил оттуда. Кто-то ступал под своды шатра уверенной походкой, а выходил сгорбленным, словно старик. У кого-то на лице застыло выражение отчаяния, а ноги еле волочились по земле, но выходил проситель, расправив плечи и радостно улыбаясь. Увы, тогда Ирис не понимал, как может какая-то женщина в строгом платье, с шалью на плечах так преображать людей. Он и сейчас не понимал.

Как ни храбрилась Морелла перед отрядом, но её, сидящую в душном нутре кареты, ощутимо потряхивало. Ей казалось, что она до сих пор слышит звуки битвы, а кровь стучит в ушах при виде чьего-то мёртвого тела подле кареты. Всё это так не вязалось с уютным мирком обители, с тихими коридорами, со светлыми кельями, с мягкими голосами наставниц. Ночь дарила ощущение беспокойства, и Морелла покрепче обхватила фиал с лавандовой настойкой и постаралась отрешиться от всего мирского, как её учили настоятельницы.

Она легонько напевала одну из молитв, которыми чтицы настраивали себя на предсказания, но из-за чуть приоткрытых губ наружу не просачивалось почти ни одного звука. Это помогало отвлечься, но и могло спровоцировать нежелательное в дороге видение, поэтому девушка прервала напев, не доведя его до конца, и прикрыла глаза. Перестук копыт и мерное покачивание всё же сморили её, но после полуночи ей пришлось пробудиться, потому что отряд въезжал на постоялый двор.