– Кто это? – Шепчет Скайлер, которая сейчас больше похожа на испуганного оленя посередине дороги в свете фар от машины.

– Откуда я знаю? Я что, Нострадамус?

Шаги становятся громче, и я оглядываюсь по сторонам в поисках места, где можно спрятаться. Замечаю между стеллажами справа от двери небольшой угол, где стоят веники и швабры. Туда не особо сильно падает освещение, поэтому я хватаю Шеффилд и бегу в этот угол, протискиваясь между стеллажей. Встаём, словно статуи, боясь даже выдохнуть. Наклоняю голову, чтобы заглянуть между полок и посмотреть, кто же пришёл, и вижу уборщицу. Она слушает кассетный плеер и пританцовывает со шваброй, перекидывая её из руки в руку, халтурно протирая полы. Спустя несколько минут её усердной работы и танцев, больше похожих на ритуальные, она уходит, громко хлопая входной дверью.

Ещё несколько секунд мы стоим, боясь шевельнуться, но когда понимаем, что уборщица ушла, то быстро подбегаем обратно к стеллажу.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо! – Бормочет Скайлер, со скоростью света перелистывая страницы папки Стайлса и глазами пробегаясь по строчкам. – Ничего. Тут ничего нет. - Наконец разочарованно подводит итог она.

– Ты расстроилась, что Гарри здоров?

– Нет, я рада, что Гарри здоров, просто… - Скай ставит папку обратно на полку. – Я просто была уверена, что… Не знаю, что-то не сходится.

– Слушай, есть масса причин, по которым Гарри приходит в больницу к своему отчиму.

— Я понимаю, но все их разговоры какие-то скрытные, будто они не хотят, чтобы кто-то услышал их.

– Я бы тоже не хотела, чтобы по больнице ходили сплетни о моей семье. – Пожимаю плечами я.

– Хорошо, тогда почему он так поступает со мной? – Отчаянно спрашивает Скай. – Ведь всё было хорошо.

– Скай, – выдыхаю я, – хотела бы я знать. Может, Гарри понял, что ему не нужны отношения, что он не хочет тратить время впустую, я правда не знаю.

В голове моментально появляется картинка того, как Гарри Стайлс стоит около кабинета своего отчима, держась за грудную клетку, а потом по вискам бьют слова, которые он просил передать Скайлер: мне очень жаль.

– Когда я видела его около кабинета, он попросил передать тебе, что ему очень жаль. Не знаю, что это значит, может он просто испугался сказать тебе в лицо, что ты ему… неинтересна?

– Я не верю в это. – Упрямо качает головой Шеффилд и нехотя ставит папку на место. – Должна быть причина, я уверена.

– Ты сама видела, что в его личном деле ничего нет. – Указываю на папку рукой. – Это документ, Скайлер, тут написана вся правда. И вообще, мы можем поговорить в другом месте и уже наконец выйти отсюда?

Скайлер коротко кивает, и мы уходим, словно спецагенты секретных служб, постоянно озираясь по сторонам.

– Всё было бы веселее, если бы на нас были костюмы, как у Ангелов Чарли. – Произносит Скай, когда мы покидаем кабинет главного врача.

– Когда-нибудь я убью тебя.

***

Вечером в «Ред Теде» всегда много народу, независимо от такого, будние за окном или выходные. Хорошо, что я стала ходить в это место тогда, когда про него знали единицы, так что теперь большие очереди и битком забитые столики для меня не проблема: Тед всегда оставляет парочку свободных стульев у барной стойки. Внутри пахнет жженым сахаром, спиртом и мятой, на сцене поёт какая-то девушка, и я немного расстраиваюсь, что в очередной раз пропускаю выступление Луи.

Пришлось задержаться на работе, чтобы завершить обследование Ленни и поговорить с доктором Фостером насчет сердца. Было достаточно неловко и сложно, потому что я контролировала каждое своё слово, чтобы случайно не взболтнуть об утренних шпионских играх в картотеке. После совещания доктор Фостер выглядел устало и подавлено, а конкретного решения так и не прозвучало: сейчас решается, кому из двух людей достанется сердце, и пока переговоры каждый раз заходят в тупик.

Чертовски сложно решать, кому в итоге достанется сама жизнь.

В подсобке сидит Хлоя, уткнувшись в телефон с огромным пушистым чехлом, но как только она видит меня, то сразу же откидывает его на диван.

– Хейли, привет! – Она подходит ко мне и обнимает, и меня обволакивает запах ванили и кокоса. – Рада тебя видеть!

– Привет, – улыбаюсь я, – я тоже рада видеть тебя. Почему ты одна?

– Ребята убирают инструменты после выступления, скоро должны прийти. – Она кивает куда-то в сторону запасного выхода. – Я тут у Теда выпросила кучу коктейлей, не хочешь?

Смотрю на стол, уставленный стаканчиками с разноцветной жидкостью, зонтиками и сахарными оборками, и благодарю Хлою, взяв бокал с розовым цветком.

– Кстати, он съедобный. – Указывает светловолосая на цветок, и я удивлённо раскрываю глаза. – Мало кто об этом знает, но я раскрываю эту тайну тебе.

– Как прошло выступление?

Обычно я не люблю общаться с малознакомыми людьми и уж точно не стараюсь поддерживать разговор, но Хлоя будто забирается к тебе в голову, заряжая каждую клеточку добротой, и тебя пропирает на то, чтобы поговорить. Не знаю, как это действует, но я словно вижу её ауру, которая переливается всеми цветами радуги.

– Просто замечательно. Правда ребята не спели новую песню. Луи отказался это делать, потому что тебя не было, но, думаю, что в следующий раз ты исправишься и придешь. – Подмигивает мне девушка и берёт со стола бокал с долькой апельсина.

По моему телу медленно разливается тепло, щеки начинают гореть, и мне кажется, что это самый неловкий и приятный момент в моей жизни. Томлинсон все-таки дописал песню до конца, но не захотел исполнять её, потому что в баре не было меня. Вопрос века: значит ли, что эта песня посвящена мне?

Пальцы на руках начинают дрожать, но я стараюсь успокоиться и держаться невозмутимо, чтобы Хлоя не подумала, что я сумасшедшая фанатка Луи.

– Самый романтичный подарок Зейна – сердце, вырезанное из дорожного знака, что уж говорить о написанных для меня песнях. – Немного обиженно вздыхает Хлоя и ловит мой непонимающий взгляд. – Ребята тогда жутко напились, и Зейн почему-то решил, что дорожный знак – лучший материал для подарка.

– Зато, с ним не соскучишься. – Пожимаю плечами я.

Хлоя усмехается и кивает головой, а за дверью слышится громкий смех, и я моментально узнаю голос Томлинсона. И как только он появляется на пороге подсобки, я мечтаю о том, чтобы все исчезли, и я смогла просто наброситься на Луи и заняться сексом прямо на барабанной установке. Его свободные подвернутые черные джинсы, серый свитшот, высокие конверсы, челка, зачесанная набок, улыбка на лице, щетина, веселые голубые глаза – я перестаю контролировать себя, когда вижу Томлинсона, и меня начинает это немного пугать, словно я становлюсь им одержима.

Увидев Луи, я понимаю, как сильно мне не хватало его.

– О, Хейли, наконец-то ты тут! – Радостно кричит Найл, накидываясь на меня с объятиями.

– Привет, Найл. – Улыбаюсь я. – Простите, что пропустила выступление.

– Ничего интересного. – Отвечает Малик, садясь рядом с Хло на диван. – Томмо и так нервничал, как девочка-ботаник на сцене школьного театра, а если бы в зале была ты, он бы и слова не произнес в микрофон не то, чтобы спеть песню.

– Да пошел ты! – Смеется Луи и даёт Зейну подзатыльник, от которого Малик пытается увернуться.

Томлинсон даже не здоровается со мной: он просто подходит ко мне, крепко обнимая и целуя в макушку. В голову моментально врезается множество мыслей: обнять ли мне Луи в ответ? Кто-нибудь знает о нашем свидании? Будет ли правильным, если я захочу поцеловать его? И что, мы теперь… вместе?

Ребята рассказывают про своё выступление, но теперь уже умалчивая про новую песню, а я изливаю душу, рассказывая про Ленни. Все внимательно слушают, пытаясь хоть как-то подобрать советы, но в итоге приходят к выводу, что сами они никогда бы не смогли стать докторами.

– Пойдем на улицу. – Шепчет мне на ухо Луи, протягивая свою куртку, и берет со стола пачку сигарет и зажигалку.

Ветер уже становится по-зимнему холодным, но я отказываюсь это принимать, поэтому вместо теплого пальто я пришла в джинсовой куртке. Томлинсон сказал, что с моим странным восприятием погоды ему самому придётся заканчивать медицинские курсы, чтобы он смог меня вылечить в случае ангины.