День рождения отца через два дня, а я до сих пор не нашла в себе смелости, чтобы позвонить Грейс и сказать, что я не хочу приходить. Семейные праздники совсем не моя история, ведь снова придётся делать вид, что меня интересует архитектура какой-нибудь Бельгии, мысленно напоминая себе, что никто даже не соберётся спрашивать меня о моих делах всерьёз, а не для того, чтобы поддержать беседу.

Накрываю глаза рукой, внимательно вслушиваясь в шум бара, чтобы отвлечься от негативных мыслей. Где-то вдалеке два парня разговаривают о том, что скоро медсестёр заменят роботы, и я концентрируюсь на их диалоге. Конечно, я очень устала после дежурства, где два раза снимала обезвоживание и даже вырезала аппендицит, но домой идти не хотелось: Флинн и Скайлер всё ещё в больнице, а проводить время одной в тишине с мыслями о потрясающем приближающемся юбилее отца не то, чем я хочу заняться вечером перед своим выходным.

Сейчас я бы даже рассказала Скайлер и Флинну про Луи.

Подожду ещё полтора часа, пока не вернётся Скай, и пойду домой.

– Девушка, вы очень милая. – Доносится голос справа от меня. Я настолько зациклена на диалоге незнакомых парней, что еле разбираю слова подошедшего человека.

– Однажды мне уже это говорили, а потом он добавил, что не педофил. – Резко говорю я, разворачиваясь.

Сегодня у меня нет настроения, чтобы с кем-то знакомиться.

Но передо мной сидит не незнакомец, а шокированный Томлинсон, который отчаянно пытается скрыть рукой свою улыбку, шириной со ствол баобаба.

– Да, Кларк, – вздыхает он, качая головой, – познакомиться с тобой ещё сложнее, чем пройти Турнир Трёх Волшебников.

– Прости, – грустно улыбаюсь я, – даже не поняла, что это ты.

– Странно, ведь у меня настолько уникальный голос, что его сложно спутать с чем-то ещё.

– Единственное, что в тебе уникального, - это необъятное чувство собственного величия.

– Что ты здесь делаешь? – Игнорирует Луи мои попытки отшутиться и присаживается на барный стул рядом со мной. – Разве у тебя не было дежурства в больнице?

– Было, просто дома никого нет, не хотелось возвращаться в тишину. – Честно признаюсь я.

– Почему не сказала, что придёшь сюда? Могла бы зайти в репетиционную. Или позвонила, я бы приехал к тебе.

– Это не репетиционная, а подсобка. – Луи издаёт смешок. – И я же не маленькая девочка, чтобы отвлекать тебя по всяким пустякам.

Я опускаю голову на руки, сложенные на барной стойке, и смотрю на Томлинсона. Луи сидит в футболке с очередным логотипом какой-то неизвестной мне группы и чёрных дырявых джинсах. Его волосы взъерошенные и слегка влажные – он репетирует с ребятами в своём Мэдисон-сквер-гарден.

Завтра пятница, значит, у них будет концерт в баре.

– Люблю слушать про твои пустяки. – Томлинсон занимает такую же позу, как у меня.

Мы лежим на барной стойке и смотрим друг на друга так, словно вокруг никого нет.

– Что случилось, Хейлс?

Меня всегда удивляет желание Луи узнать, всё ли у меня хорошо. И я ужасно себя чувствую из-за этого, потому что не позволяю себе спросить у Томлинсона то же самое.

Наверное, я бы хотела всё рассказать ему - что я сменила три школы, ходила на танцы, препарировала лягушек, не общаюсь с родителями, люблю смотреть телешоу и фанатею от Гордона Рамзи, но меня останавливает страх, что как только я расскажу Луи о себе, он сразу же уйдёт.

Томлинсон внимательно смотрит на меня, от его улыбки, что была на лице пару минут назад, не осталось и следа. Он ждёт, когда я расскажу ему хоть что-то, и под этим взглядом ярко-голубых глаз я сдаюсь.

– Послезавтра юбилей отца. – Тихо начинаю я. По лицу Луи видно, что он напрягается, чтобы расслышать хоть что-нибудь. – А я не очень-то и хочу там появляться.

Томлинсон знает, что мои отношения с родителями нельзя назвать тёплыми, что я съехала от них рано, да и вообще во взрослую жизнь вошла тогда, когда мои одногруппники из колледжа ещё просили денег у родителей, чтобы купить колу и чипсы.

Парень кивает и кладёт подбородок на ладони, упираясь взглядом на подсвечивающуюся ярко-красным полку с разноцветными бутылками алкоголя.

– Почему не хочешь идти?

Я медленно выдыхаю, продумывая свой ответ. Ведь я сама точно не знаю, почему не хочу появляться на празднике и вообще напоминать родителям о своём существовании.

– Я всегда как-то не вписываюсь в семейную картину идиллии и взаимопонимания.

– Наверное, это всё из-за твоих шуточек про вскрытие и морг, они просто ужасны.

– И из-за них в том числе.

Всё это время не свожу взгляда с Луи. Он смотрит куда-то вглубь бара, где парочка играет в бильярд. В мою голову неосознанно врезается мысль о том, почему же Томлинсон до сих пор один. Это ведь самый идеальный кандидат для отношений: остроумный, всегда поддерживает беседу, чертовски красивый, своим обаянием может расположить даже Фиделя Кастро, да ещё и музыкант - Луи Томлинсон как будто сошёл со страниц журнала для девушек, которым с раннего детства вбивают в голову образ идеального парня.

Он снова разворачивает голову ко мне и спрашивает:

– Не хочешь прогуляться?

Томлинсон встаёт со стула, протягивая мне руку. Он так просто относится ко всему: в подсобке его ждут Зейн и Найл, и вместо того, чтобы репетировать перед концертом, Луи зовёт меня прогуляться.

Луи Томлинсон весь состоит из такой лёгкости.

Смотрю на ладонь Луи, а потом на него. Парень лишь закатывает глаза, намекая на то, что я как всегда слишком долго думаю перед тем, как что-то сделать. Даже перед тем, как сделать что-то, чего мне действительно хочется.

Выдохнув, беру Луи за руку, и он крепко сжимает мою ладонь, ведя к выходу из бара и ловко маневрируя между людьми.

Шум в «Ред Теде» становится чем-то далёким, когда мы выходим на улицу. Томлинсон тащит меня подальше от дороги, и я уже понимаю, куда мы идём.

– Не мог придумать ничего оригинальнее набережной?

– Можем наматывать круги вокруг заброшенного обувного завода, если тебе хочется разнообразия.

Всю дорогу до набережной мы болтаем на отвлечённые темы, и я даже забываю причину, по которой мы вообще ушли из бара. На улице ещё светло - солнце только начинает садиться. Везде много людей: дети бегают с огромными леденцами в руках, подростки дурачатся, родители медленно гуляют вдоль набережной, и меня волной накрывает спокойствие и комфорт.

– Так что там с юбилеем твоего отца? – Наконец спрашивает Луи, когда мы садимся на перила лестницы прямо около воды. – Давай, Кларк, сегодня мы разговариваем, а не занимаемся сексом.

Старушка, проходящая мимо, изумлённо ахает и начинает идти быстрее. Я смеюсь и выдыхаю, прежде чем вылить на Томлинсона свои семейные драмы.

– Не хочу чувствовать себя лишней.

– Почему ты думаешь, что будешь чувствовать себя лишней?

– Так происходит всегда.

Луи разочарованно качает головой и отворачивается от меня. Чувствую вину, потому что я снова отвечаю односложными предложениями, и всё это со стороны выглядит так, будто мне совершенно наплевать не только на Томлинсона, но и на всё вокруг.

Сложно открываться человеку, когда всю жизнь пытаешься жить сама по себе.

– Прости. – Говорю я, и Томлинсон возвращает на меня свой недоверчивый взгляд. – У нас с родителями слишком разные жизни, нам сложно найти даже одну общую тему для разговора.

– Почему бы тебе тогда просто не идти? – Спрашивает Луи, медленно засовывая руки в карманы. Его слова и интонация аккуратны, будто он боится меня спугнуть.

Все его движения кажутся такими мягкими и уютными, что мне хочется обнять Томлинсона и раствориться в его футболке.

– Не хочу расстраивать Грейс. – Сразу вижу мимолётное замешательство на лице Луи и спешу пояснить: – Грейс моя младшая сестра.

Томлинсон чуть отстраняется от меня и удивлённо распахивает глаза. На фоне голубого неба они кажутся ещё ярче, чем сотни прожекторов на стадионе Уэмбли.

Луи тактично молчит и не расспрашивает меня о сестре, хотя я уверена, что ему интересно узнать об этом. Ему интересно узнавать о жизнях людей, такой вот он человек.