До тех пор, пока мы не увидели его.

Это случилось двадцать девятого июля. Я запомнил, потому что это был день рождения Маргарет. В качестве подарка моя мама устроила для нас экскурсию по музейному закулисью. Она провела нас в студию, где работает, показала всякое хайтековое оборудование и даже дала посмотреть на свежеполученного Пикассо, которого еще не выставили. Было жутко круто. Выйдя из студии, мы оказались в галерее импрессионистов.

Мы прошли мимо художника, который копировал картину Моне «Женщина с зонтиком».

– Он реставратор, как твоя мама? – спросила Маргарет.

– Нет, – ответил я. – Он копиист.

– В смысле фальсификатор?

– Фальсификация – это когда ты выдаешь свою работу за оригинал, – объяснил я. – А копиисты – это художники, которые практикуются, перерисовывая чужие работы. Отличный способ учиться у мастеров. С него начинали большинство великих художников.

– Так он здесь не работает?

– Нет, просто получил от музея разрешение. Не думаю, что это было трудно, потому что он действительно хорош. Его картина – точь-в-точь как оригинал.

– Тоже европеец, – заметила Маргарет.

– Точнее, француз, – поправил я. – Это Моне, «Женщина с зонтиком».

– Я не про автора картины! А про того, кто ее перерисовывает. Он европеец, посмотри на обувь.

На копиисте были кеды «Европа», точно как у того типа в первый день, когда я начал учить Маргарет ТЕМЕ.

– Прямо как у Спящей красавицы, – подтвердила она.

Я рассмеялся, но тут кое-что привлекло мое внимание. Человек, которого мы видели в первый день, был молодым отцом в отпуске. Человек перед нами – художником за работой. Поставь их рядом – не найдешь почти ничего общего. Но Теория мелочей привела меня к неожиданному выводу:

– По-моему, это тот же парень.

– Исключено, – возразила Маргарет. – Тот – блондин, а этот – брюнет.

– Я вижу.

– И первый был стопроцентным туристом, – добавила она, – а не студентом-хипстером, изучающим живопись.

– Это я тоже вижу. Но все-таки думаю, что это он.

– Почему?

– Во-первых, посмотри, как он держит кисть. Он левша, как и тот тип.

– И как множество других людей, – парировала Маргарет, подняв руку и шевеля пальцами: – К примеру, я.

– Только десять процентов людей – левши, – заявил я. – Если ты помножишь эти десять процентов на небольшое число тех, кто в Вашингтоне носит такую обувь, и еще сузишь круг, оставив только мужчин его возраста и телосложения, итоговая сумма окажется смехотворно мала. А теперь учти, что двое таких мужчин побывали в одном музее за последние несколько недель. Можно сделать вывод, что перед нами тот же человек, которого мы видели в прошлый раз.

– То есть ты утверждаешь, что доверяешь ТЕМЕ больше, чем собственным глазам? – уточнила Маргарет. – Если всякие мелочи говорят тебе что-то – ты будешь считать это правдой?

Прежде чем ответить, я минуту подумал:

– Да. Именно так.

Она вздохнула:

– Я тоже. Не могу ткнуть пальцем в конкретную причину, но он и мне кажется тем же самым человеком. Было бы здорово, имей мы способ убедиться наверняка.

– Да, – согласился я, погруженный в собственные мысли.

Мы еще немного постояли, а затем одновременно повернулись друг другу и хором проговорили:

– Шрам.

– На щеке, – проговорила Маргарет. – А помнишь, кто его заметил?

– Кажется, ты.

– Ой, тебе не кажется! – поддела она. – Ты знаешь, что я. Ты думал, что он ничего не значит, а я думала, что он как раз важен. И, выходит… Права была я.

– И какой у нас план? – спросил я. – Хочешь постоять тут, поздравляя себя? Или все-таки подойти и поискать шрам у этого парня?

– Я за оба варианта, – отозвалась Маргарет. – Но я над тобой сжалюсь. Идем и выясним.

Я вычислил, что мы вполне сможем бросить взгляд на щеку художника, притворившись, будто разглядываем соседние картины. Но стиль Маргарет – переть напролом. Она просто подошла прямо к этому типу и глянула ему через плечо:

– Вы очень красиво рисуете, – похвалила она.

– Спасибо, – откликнулся он с легким акцентом. – Когда оригинал так прекрасен, как Моне, его и копировать легче.

Заговорив, он повернулся к Маргарет и улыбнулся. Шрам оказался на месте: пересекал его левую щеку.

Ни у одного из нас больше не оставалось сомнений. Это был тот же человек.

– Что нам делать? – торопливо спросила Маргарет.

– В каком смысле?

– Вызовем полицию? Или охрану поднимем?

– И что мы им скажем?

Перейдя в просторный коридор в центре здания Национальной галереи, мы могли присматривать за копиистом так, чтобы он нас не слышал.

– Ну, скажем, что этот человек – не тот, кем прикидывается, – возбужденно прошептала Маргарет.

– Он никем не прикидывается, – возразил я. – Он говорит, что он копиист. И, судя по его картине, он именно копиист и есть.

– Значит, он фальсификатор, – заявила она. – И рисует поддельную «Женщину с зонтиком», чтобы продать на черном рынке. Как по-твоему, где находится черный рынок картин? В Париже? Каире? Или Марракеше?

– Ставлю на Марракеш, – рассмеялся я. – Только ты не учитываешь, что подделывать картину, которая выставлена на всеобщее обозрение, нет никакого смысла. Это никого не одурачит: покупателю надо только зайти в интернет и увидеть, что оригинал выставлен в музее.

– Поняла-поняла-поняла, – волнуясь, выпалила Маргарет, все еще стараясь говорить негромко. – Он шпион. Нет, даже круче: международный киллер! Так все складывается.

– Ради всего святого, как это у тебя все складывается с международным киллером?

– Он полностью изменил внешность, – стала перечислять она. – Следовательно, что-то скрывает. Так ведут себя киллеры. Это же вообще для них самое первое дело. Ну… второе, после убийств.

– Я создал монстра, – покачал я головой. – Наверное, надо было тебя пораньше предупредить, но в этом – главная ловушка ТЕМЕ. И, похоже, ты сейчас лезешь прямиком в нее.

– Что за ловушка? – спросила Маргарет.

– Безумные теории заговора, – объяснил я. – Если нечто оказывается неожиданным – это еще не означает, что это нечто подозрительно. Большинство таких штук совершенно невинны и легко объясняются. Если вдуматься, все, что этот парень натворил, – это изменил прическу. Разве ты сама никогда этого не делала?

– Делала, но… – Немного сникнув, Маргарет испустила тяжкий вздох: – И почему тебе непременно надо испортить мне все веселье?

Я рассмеялся:

– Так тебя бы развеселило, окажись он и в самом деле международным киллером?

– Может, «веселье» – не то слово, – отозвалась она. – Но ты понимаешь, о чем я. Именно ты научил меня ТЕМЕ, и я всего лишь пытаюсь ее применять.

– Да, строя на ее основе дикие гипотезы, – заметил я.

– Ладно, – согласилась Маргарет. – Забудем киллера. Забудем фальсификатора и шпиона. Просто скажи мне честно, что тебе не кажется подозрительным этот мужик, и я отступлюсь.

Через дверной проем я посмотрел, как копиист начинает складывать кисти и краски, закончив работу. Это определенно был тот парень, но выглядел он совсем по-другому, чем тогда…

– Ладно, – признал я. – Он немного подозрительный. Но мы не можем сказать полиции или охране: арестуйте, мол, этого типа, потому что он перекрасил волосы. Уверен, они попросят доказательств или чего-то такого… ну, знаешь… криминального.

– Согласна полностью, – к моему облегчению, заявила Маргарет, а затем добавила: – Так что давай их найдем и передадим им.

– Найдем что?

– Доказательства, – ответила она. – Проследим за ним и посмотрим, куда он отсюда направится.

Я подумал, что это шутка, и подождал, пока Маргарет засмеется. Напрасно. Она говорила всерьез.

– Это худшая идея на свете, – сообщил я.

– Почему это?

– Прежде всего, мы не умеем вести слежку. Мы просто играем с ТЕМЕ. Это не превращает нас в шпионов. Ну а вдруг он – на самом деле плохой парень и сцапает нас? Это будет космически плохой исход.