– Сожмите, – просипел я.

Тип поднес ингалятор к моему рту и сдавил, так что я смог набрать полные легкие спрея.

– Еще, – попросил я голосом уже больше похожим на нормальный.

Он сжал ингалятор второй раз, и я снова вдохнул.

Большое спасибо ФБР. Штука выглядела и работала в точности как настоящий ингалятор. Ни за что не догадаешься, что в действительности это и есть паническая кнопка.

– Благодарю, – проговорил я с длинным вздохом облегчения. – Вы мне только что жизнь спасли.

Помощь уже в пути. Теперь мне надо только тянуть время до ее прибытия.

Невреску сел напротив меня и принялся просматривать бумаги, разбросанные по столу. Не знаю, как положено выглядеть безжалостным боссам мафии, но у этого вид оказался гораздо более деловым, чем я ожидал. Стильная прическа с короткими висками и волосами подлиннее на макушке. Аккуратно подстриженные борода и усы. Ярко-голубые глаза. Невреску, как и мой похититель, говорил с акцентом, но его английский был безупречен.

– Флориан Бэйтс, – прочитал он на одной из домашних работ. – Ты – тот, о котором в ФБР говорят лишь шепотом. Тот, кого они зовут Маленьким Шерлоком.

– Без понятия, о чем это вы, – сказал я.

Он окинул меня разочарованным взглядом:

– Давай не будем играть друг с другом. Я знаю, кто ты, а ты знаешь, кто я.

Я неохотно кивнул:

– Знаю, что при ограблении в Национальной галерее искусств вы были мозгом операции.

Невреску хмыкнул:

– Мозг операции? Мне нравится, как это звучит. Хотел бы, чтобы это было так. Но ты ошибаешься. Я велел привезти тебя сюда для того, чтобы мы прояснили это недоразумение. А потом ты скажешь своим друзьям из ФБР, что они ищут не того.

Он начал закатывать рукава, демонстрируя коллекцию татуировок на предплечьях. Там был черно-красный угорь, в котором я узнал эмблему Восточноевропейской Лиги (сокращенно ВЕЛ), преступного синдиката. Были и другие фразочки и символы из серии «для крутых мужиков». Но одна татуировка стояла особняком.

Она изображала ромашку, прямо под которой было набито «24/7». Напоминало логотип цветочного магазина, где есть ежедневная круглосуточная доставка. Только Невреску никак не смахивал на флориста.

Он увидел, на что я уставился:

– Что не так, Маленький Шерлок?

– Юный Шерлок, – поправил я.

– Что-что?

– Они называют меня не Маленьким Шерлоком. А Юным.

Невреску рассмеялся:

– Мне показалось, ты без понятия, о чем это я.

Я взглянул прямо на него:

– А мне показалось, мы договорились не играть друг с другом.

– О’кей. Так в чем дело, Юный Шерлок?

– Не знаю, но вертится прямо на кончике языка, – сказал я, пытаясь ухватить мысль. – Я буквально вижу…

Зажмурившись, я попытался представить кусочки пазла: ромашка, «24/7», ВЕЛ, ФБР, Ник Нож, Румыния, «Веселый лепрекон», «Верный путь». Никакой связи, но вдруг…

ЩЕЛК.

Я открыл глаза и улыбнулся. Разгадка казалась совершенно невероятной. Если бы не одна деталь: только такое объяснение складывало пазл воедино.

– Произошла огромная ошибка, – торопливо проговорил я. – Вам нужно срочно меня отпустить.

– Да ну? – рассмеялся Невреску. – Почему же я должен это сделать?

Я посмотрел ему в глаза не мигая:

– Потому что в течение пяти минут здесь появится ФБР, так что у нас совсем не остается времени обсудить, как ваша татуировка меняет все дело.

Тремя месяцами ранее

Обещаю, я объясню, как тату Ника Ножа изменила все. Но для этого сперва придется объяснить, о каком таком «все» идет речь. Из чего следует, что мне нужно вернуться на пять месяцев назад, в день, когда я впервые прибыл в Вашингтон. В те времена никаким «негласным» я еще не был. Просто парень, чья семья много переезжает. И мозги преступных операций меня ничуть не интересовали. В конкретный момент времени меня занимал вопрос, куда подевалось мое белье.

– Мам! – проорал я сверху в лестничный пролет. – Не могу найти свои «боксеры»!

Можно было бы предположить, что четыре переезда за семь лет научат меня получше паковать и распаковывать свое барахло. Однако, вывалив три коробки со шмотками на кровать, я обнаружил множество свитеров, пиджаков и перчаток (весьма полезно, учитывая, что стояло лето в самом его разгаре). И ни одних трусов (не считая старых белых, в обтяжку, которые были малы на добрых два размера). Дошло до того, что после душа мне пришлось надеть купальные плавки.

– Мам! – опять воззвал я.

По-прежнему никакого ответа. Пришлось спускаться самому. Я прошел половину лестницы и как раз начал снова:

– Ты не знаешь, где мои «боксе…»

Остаток фразы повис в воздухе: я увидел маму у открытой входной двери, разговаривающую с девочкой. А последнее, что мне хотелось бы обсуждать при каких-то посторонних девочках, – мое нижнее белье, так что я постарался вывернуться.

– Боксерские перчатки, – выпалил я с фальшивым покашливанием. – Не знаешь, где мои боксерские перчатки?

Судя по улыбке девочки, мне удалось обвести вокруг пальца целых ноль человек.

– Флориан, познакомься с нашей новой соседкой, – сказала мама. – Это Маргарет.

Первое, что вы замечаете, знакомясь с Маргарет, – не ее афроамериканскую внешность и даже не то, что она минимум на семь сантиметров выше меня ростом, а улыбку. Белоснежные зубы с серебристыми брекетами на нижней челюсти. В этом зрелище есть что-то невероятно бесхитростное и дружелюбное – всегда хотел уметь так улыбаться. Моя-то улыбка на фото выглядит так, словно меня напугало какое-то существо, притаившееся за камерой. Улыбка Маргарет же излучает уверенность.

– Добро пожаловать в наш район, – сказала она, протягивая маме тарелку с печеньем.

– Спасибо, – ответил я. – А я тут как раз разыскиваю… свои…

– Боксерские перчатки, – подсказала она.

– Ага, их.

В неловкой паузе мама пришла на выручку:

– Давай-ка я их поищу, а вы пока поешьте печенья. Идите на кухню, там не такой беспорядок.

Маргарет и я пробрались через хаос нераспакованных вещей в гостиной.

– Молока? – предложил я.

– Да, пожалуйста.

Вместо того чтобы сесть за стол, она исследовала кучи барахла на кухонной стойке – больше из любопытства, чем из желания сунуть нос в чужие дела.

– Так откуда вы?

– Из Рима, – сказал я. Она подняла глаза:

– Того, что в Италии?

– А что, есть другой?

– Кажется, в штате Джорджия есть один, – заметила она.

– Мы точно не из того, что в штате Джорджия, – отозвался я. – Мы из того, где Колизей, вокруг которого гоняет на скутерах уйма итальянцев.

– Вы всегда там жили?

– Нет. До того мы были в Бостоне, Лондоне и Париже, – сказал я. – Мы много ездим. Родители работают в музеях.

– Звучит круто. Мои – юристы, – сказала она, плюхаясь за кухонный стол. – Скучные юристы, не те, что с убийствами работают. Кстати, симпатичный дом.

– Спасибо, – я вручил ей стакан молока. – По-моему, твой тоже классный. Мама бешено завидует цветам в вашем палисаднике.

Заметив ее реакцию, я мигом осознал свою ошибку и страстно захотел отмотать разговор назад и начать по новой.

– Ты в курсе, где я живу?

С секунду я таращился на свое печенье, а затем кивнул:

– В четырех домах от нашего, через улицу. Желтый дом с кирпичной трубой и пианино у большого окна в гостиной.

Она склонила голову набок и спросила:

– Откуда ты знаешь?

Я мог бы просто наплести, что видел ее у дверей или что-то в этом роде, но не хотел начинать знакомство с вранья. Так что сказал правду:

– Ну, я видел тот дом. А сейчас вижу тебя. И точно могу сказать, что ты живешь там.

– Можешь сказать? То есть я выгляжу так, словно живу в желтом доме? С трубой и пианино?

– Нет, конечно, – ответил я. – Просто сегодня утром я выходил прогуляться и…

– И увидел меня? – предположила Маргарет.