– Не помню…

– Мы с Надей живем в одном подъезде, а в школе вы опережали меня на три класса…

И она так смотрела черными, немного косящими глазами, так искренне хотела, чтобы Вячеслав ее узнал, что Слава не выдержал и с усилием произнес:

– Ах да, из одного подъезда… Конечно же, припоминаю… Вы еще часто падали тогда, на коньках.

– Я?! – теперь уже удивилась невеста и очень мило улыбнулась. – Ну что вы! Я ведь с семи лет в детскую спортивную школу ходила, где занималась фигурным катанием.

– Она у меня спортсменка, – гордо подтвердил Петр.

Славику поднесли штрафную: полный фужер не то шампанского, не то розового вина. Он пригубил и сразу почувствовал, что напиток крепкий и весь фужер ему не одолеть. Но Надечка, а за нею и остальные начали громко скандировать, прихлопывая в ладоши:

– Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!

И Славик с усилием, перебарывая подступающую к горлу тошноту, выпил все. Потом его с кем-то знакомили, с кем-то он говорил и даже спорил, однако ни лиц новых знакомых, ни споров с ними не запомнил. Несколько раз он выходил танцевать, но его так покачивало, так вело в сторону, что пришлось оставить эту затею. Иногда, словно из мрака, выплывало разрумянившееся лицо Надечки. Славик бросался к ней, как к единственно близкому здесь человеку, но его вновь мотало, и Славик прочно прикипал к стулу. В какое-то мгновение он с необычайной четкостью понял, что надо уходить, немедленно, сейчас же, иначе может случиться что-то непоправимое. И он ушел бы, но его перехватили и потащили в круг танцевать… Потом полный провал в памяти, абсолютная темнота, после которой Славик ощутил себя в такси.

– Д-домой, д-домой, – обрадованно забубнил он, до физической боли желая немедленно очутиться в своей квартире, на диване, под надежной крышей.

– Сейчас, Славочка, сейчас будем дома, – тихо сказала Надечка, и от нее по-прежнему пахло чудными духами.

Славик обрадовался Надечке, что она не оставила его, что она рядом, и при случае есть на кого положиться. Он успокоился, расслабился и снова оказался за чертой осознанного бытия…

Потом был полутемный подъезд, бесконечные ступени и какие-то мальчишки с гитарой на подоконнике лестничной клетки.

– Мы куда? – трезвея, спросил Славик.

– Т-с-с! – приложила палец к губам Надечка. – Никаких вопросов…

Сидели прямо на полу и опять пили нечто такое, что Надечка называла коктейлем. Пили, как смешливо определила Надечка, на «брудештейн». Смысл был тот, что после каждого глотка надо было целоваться.

– Меня дома потеряли, – запоздало вспомнил Славик.

– Я позвонила и все уладила.

– Кто взял трубку?

– Света.

– Как все это… нехорошо…

– Почему же?

– У меня есть невеста, – решился сказать Славик и даже поежился при этом.

– Ну и что? – холодно спросила Надя. – У всех кто-нибудь да есть…

– И у тебя?

– Конечно… У меня есть ты! И не надо больше про невест…

И удивительно уютно было с Надечкой, и такая соблазнительная кожа светилась в глубоком вырезе ее вечернего платья… И так темно было в комнате, что кружилась голова и вновь хотелось ничего не помнить. И Надечкины руки были так неожиданно сильны и уступчивы…

– Хватит, Славочка, хватит, – растормошила его утром Надя. – Не притворяйся, пора вставать, чай пить и уматывать отсюда. А то как бы нас ненароком на месте преступления не застали…

– У-у-у! – простонал Славик, первый раз в жизни испытывая невероятно сильный приступ головной боли. – Н-не могу…

– Вста-вай, – Надя присела на диван и легонько шлепала Славика по щекам, – приходи в себя. Не думала тебя таким пьяным увидеть. Ужас…

– Они там… чего-то намешали, – поморщился Славик, с отвращением припоминая вчерашнее гулянье.

– Ну, ничего, – успокоила Надя, – сейчас чая с лимоном попьешь и придешь в себя. Сильно голова-то болит?

– Да…

– Чего-нибудь помнишь или нет? – Надечка склонилась и поцеловала Славика где-то возле уха. Этот поцелуй, вполне домашний, спокойный, насторожил Славика, и он встревоженно спросил:

– А что?

– Да ничего, ничего, – засмеялась Надя. – Ты что это так перепугался?

– Попить бы чего-нибудь.

– Сейчас.

Надечка проворно скрылась на кухне и вскоре вернулась с дымящейся кружкой горячего чая. Сверху плавал сочный ломтик лимона, слегка припудренный сахаром.

– А холодной воды нельзя?

– Нет, – твердо ответила Надя, – чай с лимоном лучше.

– Спасибо.

– На здоровье. Да ты садись в постели-то, а то как будешь пить? Или меня стесняешься? – Надечка опять засмеялась.

– Да нет.

– Ну и садись.

– Горячий… Вячеслав отхлебнул, потом еще раз и еще. Чай оказался необыкновенно ароматным, с кислинкой, именно то, что ему надо было сейчас, и он с невольной признательностью посмотрел на Надечку.

– Вкусно?

– Еще как!

– А ты говорил…

– Что?

– Да ничего. Пей…

– Где это мы находимся?

– У знакомой. Не беспокойся, все в норме.

– А кто она?

– Знакомая, я же тебе сказала.

– А-а…

– Тебе что-нибудь не нравится?

– Да нет, – Вячеслав приходил в себя, – но все как-то так…

– Как?

– Странно.

– А чего здесь странного? – Надечка напряженно хохотнула. – Повеселились на свадьбе приятеля, поплясали и потом баиньки… Все как надо.

И вот только теперь, при ее последних словах, Славик наконец-то осмыслил происшедшее. И так скверно вдруг стало у него на душе.

– Как же так, Надя? – глухо спросил Славик, не в силах поднять на нее глаза. – У меня же там, в Леденеве, невеста…

– Ты об этом уже говорил, – быстро перебила Надя, – ночью.

– Да?

– Говорил, – Надечка глубоко вздохнула. – Да ты не расстраивайся, Славушка, я ничего к тебе не имею… Я сама так хотела. Са-а-а-м-а!

И так она это сказала, так выдернула сигарету из пачки, что Славик невольно подался к ней, обнял, неожиданно почувствовав, что Надечка вся, от головы до пят, по чьему-то неведомому велению сейчас близка и понятна ему.

– Ну?

– Я виноват, да? Сильно?

– Ты дурак, Сергеев. Бесконечная тупица… Разве об этом спрашивают?

– Я не хотел этого, честное слово.

– Да помолчи ты!

Надя крепко прижалась к нему и тихо всхлипнула.

– Все равно – прости меня! – заупрямился Славик.

– Была свадьба, понимаешь? А мы пошутили. И никто никому не обязан, если…

– Что?

– Ничего… Если не будет последствий.

– Ты думаешь…

– Я пока ничего не думаю… Лучше обними меня… вот так… Сильнее. И ни о чем я не хочу думать, понятно? Я хочу быть с тобой… Твоей… И молчи, молчи, молчи… Если ты скажешь сейчас хоть слово, я возненавижу тебя… Вот так… Славка-а…

V

III

К середине октября городской парк словно бы проредили, так светел и просторен стал он без листвы. Не покорилась осени пока что только ольха. Ее листья, даже побитые морозом, так зелеными и упадут на землю. Дня три назад в городе появились первые «северяне» – веселые чечетки, хохлатые свиристели и красногрудые снегири. Торопливо проверяя свои зимние квартиры, птахи без устали мотались из одного парка в другой, а на ночь укрывались под надежный еловый сумрак Хехцирского заповедника. В посвежевшем воздухе стал звонче дробный перестук дятлов. Вместе с поползнями, синицами и пищухами они занялись наисерьезнейшей работой: тщательно обследуют деревья, уничтожая вволю расплодившихся за лето насекомых. Всяк занят своим делом, потому как впереди не шутка – зима. Спешно запасают впрок корма расторопные бурундуки и белки, весело носятся в последние теплые дни по деревьям. Всерьез готовится к зиме и припозднившийся в этом году еж: поваляется на спине по сухо шуршащим листьям и торопливо топает в свое убежище, тщательно выстилая его и прихорашивая… А потом наступила ночь, когда густо и дружно потянули на юг гуси. Летели они высоко над городом, и словно бы из другого мира доносилось их тихое и грустное гоготанье…