— Черт, как больно. Я чувствую, будто у меня перелом. Это невыносимо просто.

Пока Мэй заботливо осматривала мою руку и обеспокоено бормотала, что там ничего нет, у меня закружилась голова и пришлось схватиться за стол, чтоб не упасть.

— Боже, моя голова, больно здесь, — я прикоснулась к затылку, но и там ничего не было. — Да что происходит?

И тут я почувствовала это. То, о чем говорил Джун. Боль была сильной, но будто фантомной. Создавалось ощущение, что у меня ноют те части тела, которые когда-то ампутировали. Я чувствовала адскую боль, но при этом физически не была травмирована.

— Не может быть, — прошептала я.

— Что? Окси, что происходит? — спрашивала Мэй, обеспокоенно глядя на меня.

— Это не я. Это не моя боль. Это Намджун, — сказала я, пораженно. — Ему сейчас больно.

Я кинулась из дома без куртки, держась здоровой рукой за голову. Через пару домов от нашего Намджун сидел на асфальте и держал безвольно повисшую левую руку правой, рядом с ним лежал пакет с рассыпанными продуктами и суетился велосипедист. Он кричал что-то о том, что по сторонам смотреть надо и «как же это тебя угораздило попасться мне на пути, парень». Видимо, велосипедист в него неслабо въехал, раз у Джуна такие травмы. Я позвонила миссис Ким, объяснила ситуацию, попросила взять машину в гараже и подъехать, чтобы отвезти Джуна в больницу. Мэй собрала продукты и убежала в дом за моей курткой. На некоторое время мы остались вдвоём, не считая велосипедиста, собиравшего свои выпавшие вещи с переднего багажника.

Я взяла Джуна за здоровую руку, положила её себе на плечо и усадила на ближайшую лавочку.

— Черт, безумно больно, как ты терпишь это молча? — сказала я, прижимаясь к нему, так как на улице было холодно. — И ещё голова кружится ужасно.

— Что? — сказал Джун, не понимая.

— Я чувствую, Джун. Я чувствую эту ноющую боль в запястье. Мне стало больно ещё на кухне, видимо, тогда он только въехал в тебя. Я не поняла сначала ничего, когда ни с того ни с сего начала адски болеть рука. А потом я это почувствовала — боль будто фантомная. Моя и не моя одновременно. Физически-то со мной все в порядке. Поэтому я прибежала ещё до того, как ты смог сообщить.

— Охренеть, — воскликнул Джун. — Просто охренеть. Это теперь двусторонняя связь. Теперь придётся быть аккуратнее, чтоб не делать больно нам обоим. С моими талантами все разрушать, в том числе и самого себя, я заранее извиняюсь.

Он помолчал какое-то время, осознавая происходящее и снова прошептал, скорее, в пространство, чем мне:

— Охренеть…

Подъехала миссис Ким и Мэй. Я помогла Джуну сесть в машину и положила его голову себе на плечо, чувствуя, что ею он очень сильно ударился при падении. В травмпункте нам сказали неутешительные факты — перелом запястья и лёгкое сотрясение. Намджуна оставили на пару дней в больнице для наблюдения.

После первичного осмотра, пока Намджуну накладывали гипс и кололи обезболивающее, Мэй и мама Джуна были со мной в коридоре. Мэй внимательно посмотрела на меня и спросила:

— И давно это? Давно ты чувствуешь Джуна?

— Нет, — ошарашенно ответила я. Я не ожидала, что она про это спросит. Надеялась, что забудет. — Это был первый раз. Видимо, потому, что ему так больно было впервые и ещё он перепугался сильно, когда упал. Он испытал очень сильный всплеск эмоций.

— А он? — спросила миссис Ким. — Он чувствует твои эмоции также?

— Да, миссис Ким. — Я понуро опустила голову. Обезболивающее начинало действовать и я чувствовала и его, и свое, облегчение. — Он первый заметил эту связь. Когда… Когда погибли мои родители. Он через пару месяцев сказал мне об этом.

— Верно, он просыпался с опухшими глазами, будто плакал всю ночь. Я не задавала тогда вопросов, думала, что он очень сильно переживает за тебя.

— А он переживал вместе с тобой, хотел он того или нет, — подытожила Мэй.

— Обезболивающее подействовало, — сообщила я им. Тут вышел врач и сказал, что мы можем пройти к нему.

Джун лежал на постели с загипсованным запястьем. Доктор запретил ему вставать с постели без надобности.

— Доктор сказал, что я должен буду остаться здесь на пару дней. Блин, это последние дни моих каникул, — он застонал с досады.

— Джуни, мне надо вернуться к твоей сестрёнке и собрать тебе вещей на эти дни, — сказала его мама и поцеловала сына нежно в лоб.

— Я привезу ему все необходимое, — сказала Мэй. — Не волнуйтесь. Окс, ты останешься или, может, хочешь поехать домой — покушать, переодеться?

— Я останусь с ним, Мэй. Не могла бы ты привезти нам ужин? И мне чистую футболку захватить?

— Хорошо, дорогая. Я все сделаю, — сказала Мэй, улыбнувшись. Поцеловав меня и Джуна на прощание, они ушли, оставив нас вдвоём в палате.

— Как ты? — спросил обеспокоенно Намджун. Он взял меня здоровой рукой, на которой был подаренный мной браслет, за мою правую. Боялся, что моя левая тоже может болеть.

— Так же, как и ты, Джуни, — ответила я, поглаживая большим пальцем его ладонь. — Он сберег твою правую руку, — пошутила я, прикасаясь к браслету. — Хорошо, что рука, которая записывает твои шедевры рэпа, цела.

Он улыбнулся и закрыл глаза. А я смотрела на его, такие любимые, ямочки.

Позже Мэй привезла нам ужин. Я вышла переодеться. На обратном пути, купив кофе в кафетерии для нас всех, я подходила к двери, когда услышала их разговор.

— Ты же понимаешь, что дальше будет только хуже? — говорила Мэй. — Если сейчас вы чувствуете только сильные всплески эмоций друг друга, чувствуете боль друг друга, где гарантия, что вы не будете в будущем чувствовать настроение друг друга постоянно? Это будет отражаться на вас обоих. Кто знает, сможете ли вы отличать свои собственные чувства от ощущений друг друга?

— Я понимаю, Мэй, — сказал Намджун спокойно. — У меня, в отличие от Окси, было время над этим подумать. Я морально уже готовлюсь к тому, как объяснять ей про особенности полового взросления. Нас ждут эти проблемы достаточно скоро и от этого никуда не деться, а просто игнорировать не получится, иначе мы начнём избегать друг друга. В нашем положении избегать друг друга — не выход.

— Ох, малыш, — сказала Мэй с тоской, аккуратно погладив его по голове, — что же с вами происходит? Я счастлива, что вы есть друг у друга и всегда поддерживаете друг друга. Но эта связь между вами — она пугает.

Я стояла за дверью и пыталась переварить услышанное. Мэй права. Эта связь между нами пугала, теперь не будет ничего личного, только общее. Какие еще проблемы взросления, о чем он? Мы вляпались и разгребать нам это придется вместе, главное в процессе не сойти с ума, путаясь в своих и не своих эмоциях. Я тихо отошла от двери на несколько шагов и, специально громко топая, подошла обратно, распахивая плечом дверь.

— А вот и бодрящий кофе. Тебе я захватила ещё пончиков, — сказала я Намджуну.

— Эй, а почему только ему? — возмутилась в шутку Мэй и откусила у него.

Все засмеялись. Мы разговаривали ещё целый час обо всяких мелочах, а потом Мэй уехала. Она звала меня с собой домой — покушать, спать в своей комнате. Но я не могла оставить Джуна, я видела по его лицу, что он не хотел меня отпускать. Тем более в палате был вполне приличный диван. Кровать Джуна не была большой, но мы вдвоём поместились.

Я писала в блокнот новые слова и строки, а Намджун смотрел на меня, потом не выдержал:

— Окси, поделишься? Мой блокнот остался дома, а мне тоже есть что записать.

В итоге я стала его стенографисткой. Не то, чтобы он не мог писать сам, но если листок я могла для него вырвать, то ручка все равно была одна. Позже перед глазами все плыло и Джун забрал у меня блокнот, чтоб писать самому. И под мерные звуки его голоса я уснула, так и не перебравшись на диван. Кровать была тесной и Намджуну пришлось подвинуться ко мне поближе. Он убрал одну руку мне под голову, а вторую в гипсе аккуратно положил поверх моего живота. И как всегда поцеловал меня в макушку.