— К примеру, к мосту. Там есть одно очаровательное местечко, у которого можно чудесно позаниматься. — Ева на мои провокации не поддается. Она хороша. Мне повезло.

— Веди, куда хочешь. Там разберемся. — я с ней спорить не буду. Махну на нее рукой и последую тупо.

Мост Гордона тут, совсем рядом. Нам с Евой нужно буквально повернуть за угол, пройти по улице вперед и вот — мост. Самый красивый мост города. Мост, столпы которого ежегодно подкрашивают, а металлические витые перила — чинят и ремонтируют. Фигуры лебедей здесь отмыты от пыли и грязи, сколов на них не допускается. Арки моста настолько крепки, что слона выдержат. А еще чуть в стороне имеется определенное нововведение — небольшая площадка над платформой, огороженная перилами. Она была построена год назад, чтобы приезжим (коих было не много) было удобнее фотографироваться. Площадка интереса в массах не сыскала. Но своего уюта и красоты от этого не потеряла. И почему я раньше не подумал пойти сюда? Это ведь действительно отличное место для разговоров!

— А Селина нас точно найдет? — я не то что бы волнуюсь за нее, нет. Просто ее информация очень важна для лучшего понимания мира.

— Да. Если не найдет — позвонит. — Ева уверенно шагает по тропинке, чуть вздернув голову и уверенно смотря на мир.

Я на ее фоне выгляжу позорно. Тощая мелочь в огромной футболке с надписью «Ебись ты веслом, которое помогло тебе сюда добраться» и грязноватых штанах, в бутсах с огромными подошвами, растрепанный, ссутуленный, с диким взглядом прищуренных глаз. Ну прямо королева и ее мелкий крыс. То-то народ оборачивается. Они, разодетые в официальные одежды и строгие наряды, смотрят на меня, как на бомжа — со смесью отвращения и любопытства. И если бы я не знал подоплеки Сван Вейли, мне было бы обидно. Но я знаю, что в этом городке почти каждый после работы либо бухает, либо нещадно бьет своих домочадцев, либо все и сразу. У нас тут развлечение такое, общее — творить дичь. Потому мне вовсе не обидно. Стоит только подумать о том, что все эти разодетые людишки делают за закрытыми дверями, как любое смущение отходит на второй план.

Зайдя на платформу, Ева тут же повернулась спиной к воде и оперлась на поручни.

— Сегодня без долгих размусоливаний. — они вроде и так были не долгими, но окей. Только не смотри на меня так строго. — Моя основная задача — развить твою связь с силой. Попрошу помолчать, я все сейчас объясню. — ей удалось заставить меня надуть губы и нахмурится. — Связь с силой состоит из трех факторов — вид проявления, капля или вспышка, сила проявления и ее скорость. Исходя из этого, сила делится на два вида — проявляющаяся по принуждению и по желанию. — ну снова дележка. Я же все не запомню! Агх! — По принуждению это сила, которая проявляется либо слабо, либо во временном интервале от трех минут до бесконечности. По желанию, соответственно, наоборот. Ты сейчас находишься в типаже силы по принуждению. Спросишь, причем тут тип силы? Ну, как я и говорила, вспышкам чуть легче овладеть своими силами. От типа напрямую зависит, как быстро ты освоишься со своими способностями и начнешь улучшать результаты.

— Я все еще мало что запоминаю. Ты это держи в голове, хорошо? — она только усмехается и пофыркивает. К добру ли это?

— Ничего, все придет. Короче, я должна научить тебя видеть Истины хорошо и включать эту способность быстро. — Ева складывает руки на груди и опирается стопой о прут за ее спиной. Она становится еще больше похожей на парня в такой позе. Но теперь джинсы хотя бы подчеркивают, что у нее чего-то нет, и на том спасибо.

— И зачем мне это? Что от этого изменится? — я понимаю, чем быстрее и четче, тем лучше, но все же… Зачем? Мне не к спешке силу включать, когда появится, тогда и будем искать Харона.

— Чем дольше ты используешь свою силу, тем быстрее выматываешься. — так, если она сейчас начнет заливать мне про манну, я отсюда свалю. Мой мозг не перенесет этого, серьезно. — В отсутствии сосуда Души, как у артеков, зрение будет жрать твои физические силы. А если ты израсходуешь их полностью, что приведет к физическому истощению, источником станут твои жизненные силы. — ну хоть так. Избито и клишированно, прям как в сериалах, но сойдет.

— И? Все еще не понял, в чем прикол. — она закатывает глаза и цокает языком. Но я уже научился этому противостоять — ноги расставить пошире, руки в боки, глаза по строже. Оборона на высшем уровне.

— Включение силы — самый изматывающий момент. И чем дольше ты ее включаешь, тем меньше у тебя остается сил. — ей моя оборона не нравится, по скривившемуся лицу понятно. — На распознание размытых Истин тоже уходит больше сил. А у тебя их немного. — я уже собираюсь было возмутиться, но она мне этого сделать не дает. — Потому что ты — подросток, а не взрослый человек.

— Пусть так. Значит, быстрее и четче? И как мне это сделать? — чуйка подсказывает, что лучше бы я этого не вякал. Но я вякнул. И, кажется, поплачусь за это. Мне очень не нравится блеск ее глаз.

— Сначала — злиться больше и использовать силу чаще. Пусть твое тело привыкает к силе. Когда оно распознает ее получше и усвоит факт ее существования, границы проявления начнут расширяться. — Ева отрывается от перил и идет ко мне. Ее улыбка и маньячный взгляд доверия не внушают, потому я чуть отступаю назад.

— Ты что задумала? — женщина, не трожь меня. Я выгляжу как заморенный голодом хомяк, но это не значит, что я не могу быть агрессивным.

— О, сейчас поймешь. — но что хомяк может сделать против змеи? Ни-че-го.

Моя попытка развернуться и рвануть прочь провалилось с таким треском, что на окраинах Сван Вейли слышно было. Ева хватает меня за ворот футболки и тянет на себя. Ее рост и огромная сила позволяют ей это, несмотря на то, что я судорожно бьюсь в ее руках и вырываюсь, грозясь задушиться. Ворот так сильно впивается мне в горло, что каждый вдох превращается в жуткий хрип, а крик — в сипение. Ева тащит меня на себя. Одним, блять, рывком подтаскивает к перилам. Четкое движение тонкой, но крепкой руки — и я уже вишу лицом над зеленоватой гладью воды. Сильный удар о перила выбивает из меня весь воздух с продолжительным стоном. Обжигающая боль пронзает, я взмахиваю руками, дергаю ногами, но все равно не могу ничего исправить. Криком я захлебываюсь, как горьковатой тинистой водой реки Сван, плещущейся подо мной.

— Прости, Мортем, но так надо! — не прощу! Никогда не прощу!

Но сказать этого я не могу. Воздух в моей груди стал твердым веществом, осадком. По крайней мере, ощущения такие же. Чувство беспомощности приходит ко мне, как в старые добрые времена жизни дома. Я толкаюсь, извиваюсь, плююсь, пинаюсь и злобно смотрю на нее, бездумно шипя и хрипя. Но ее это не пугает. Взгляд ее прищуренных глаз все такой же холодный и спокойный. А во мне от этого взгляда поднимается волна страха, сковывающего холодом грудь, а свинцом — болтающиеся в воздухе ноги. Лицо Гарольда встает перед глазами, как если бы он действительно стоял здесь. Дрожь проходит по моему телу. Скованной и недвижной куклой я повисаю на перилах, смотря на разбивающиеся о помост воды реки, несущие тину и грязь.

Его бесстрастный взгляд, его спокойный голос с налетом презрения, его слишком крепкая для моих не бесконечных сил хватка. Я помню все. Он держал меня крепко одной рукой, уперев спиной в пол. Было больно. Но больнее было от того, что вторая рука ритмично опускалась на мое кровоточащее лицо, выбивая из горла жалкий всхлип и плач. Мать стояла в сторонке и смотрела. А он бил и приговаривал «ты никто, ты здесь никто, и ты будешь следовать моим указам, пока я не решу, что должно быть иначе.» Мои слезы, смешивающиеся с кровью, его не беспокоили. Мне было больно. Внутри и снаружи.

Никто не помог. И сейчас не поможет. Я вишу над пропастью, падение окончится смертью. Но никто не придет. Все пройдут мимо. Глянут мельком и поторопятся уйти, не желая проблем. Никто мне не помог. Никто не спас меня от собственного отца.

На губах чувствуется привкус соли, глаза горят. Мне страшно до сильного желания обмочиться, меня всего трясет. Я едва держусь. В секунде от истерике. Но гнев и ненависть уже затопляют полости души. Почему никто не поможет мне? Почему они все такие ублюдки? Почему он такой ублюдок? Почему Ева со мной так поступает?!