Весь доклад Хрущева сводился к персональной ответственности Сталина. Тут же вспомнили о пытках и о внесудебных расправах и расстрелах. Много всего ужасного свалилось на голову Сталина. Да, он виноват во многом. Неужели один? А где были остальные, белые и пушистые члены правительства? Просто загадка века!
Я вовсе не оправдываю злодеяния Сталина и его приспешников. Тем более и мой отец пострадал безвинно от разгула обезумивших властителей СССР под руководством известного нам «главного злодея». Где же был тот же Хрущев, Маленков, Поспелов, Микоян, Аристов, Шверник, Булганин, председатель КГБ генерал Серов и другие, а? Неужели маленький, рябой, с высохшей рукой человек мог один управлять госаппаратом власти, многомиллионным народом? Нет, дорогие мои читатели, вина лежит на всех, кто пребывал у власти, начиная с 1917 по 1960 годы. Это мое личное мнение.
В городе Тбилиси позже снесли памятники Сталину, переименовали улицы, из школьных учебников убрали все, что касалось нашего вождя. Изъяли из грузинских учебников по литературе стихи Сталина. Из песен выкинули слова о Сталине. Все это было сделано по всей стране.
5 марта 1956 года – в годовщину смерти Сталина – в Тбилиси народ собрался у памятников Сталину, также на главных площадях. По проспекту Руставели прошла демонстрация. В этот день, по моим воспоминаниям, отменили уроки во всех школах города и всех учеников нашей школы во главе с директором и учителями повели к памятнику Сталину, который находился в парке, недалеко от нашей школы, на набережные реки Куры. Состоялся митинг. Дети читали стихи о Сталине. Взрослые выступали против развенчивания культа личности, обличали власть, требовали снятия Хрущева.
Несколькими днями позже на очередных митингах прозвучали первые призывы даже о выходе Грузии из состава СССР. И так мирные митинги проходили в городе вплоть до 9 марта. А ночью в город ввели войска. Однако об этом никто из горожан не знал. Ночью многотысячная толпа молодых людей решительно подошла к Дому связи на проспекте Руставели. Расположились напротив Дома связи, возле грузинского драматического театра и ресторана «Тбилиси». Все деревья были усыпаны мальчишками 9–12 лет.
Вдруг у инициативной группы возникло желание отправить телеграмму В. Молотову, с просьбой возглавить страну вместо Хрущева. У Дома связи находилась вооруженная охрана. Несколько молодых людей подошли к охране. Их схватили и затащили в здание. Толпа бросилась их выручать. Из окон Дома связи послышалась пулеметная очередь. Я и мои двоюродные братья были очевидцами этой бесчеловечной стрельбы по молодым, безоружным людям. Как мы туда попали. Мои обе тети жили в центре города. Одна на улице Энгельса, недалеко от главной площади города, другая недалеко от проспекта Руставели, где находился Дом связи. Нужно было спуститься с улицы Атарбекова по короткой улице, прямо к Дому связи. Вот так мы и пришли туда и смешались с толпой. Никогда не забуду, как после первой очереди выстрелов попадали люди, а с деревьев посыпались тела ребятишек. Мы с криком и плачем побежали к улице, находящейся вблизи Александровского сада. Затем мы забежали в сад и спрятались за скамейки. Перевели дух. Пока мы бежали, пулеметная стрельба не прекращалась. Было страшно, ведь мы были подростками. Погибло много девушек и юношей, поскольку эта многотысячная толпа состояла из них. А мы жили вроде в благополучной стране.
По одним данным погибло около 500 человек. Но официальные данные были явно занижены. По данным МВД Грузии было убито 15, ранено 54 человека, 200 человек были арестованы. По другим данным было задержано 375 человек, из них 39 – были осуждены, а остальные отпущены. В те годы только радио сквозь зубы сообщило об этом, и все умалчивалось. Только в перестроечное время появились материалы, касающиеся тех тбилисских событий 1956 года. Правда, и сейчас разнятся данные о погибших. Видимо, все еще они засекречены. До сих пор каждый год 9 марта собираются участники тех трагических событий и родственники погибших молодых людей, чтобы почтить память ни в чем не повинных, безоружных молодых парней и девушек.
В марте я об этом вспомнила и посвятила рассказ этому болезненному событию, которое оставило во мне неизгладимую память.
Мамина семья
Моя мама родилась в глухой деревне Саратовской области. До коллективизации и раскулачивания она жила там вместе с одиннадцатью братьями и сестрами. Всего в семье было шесть братьев и шесть сестер. Крестьянское хозяйство было крепким по тем временам. Две коровы, два теленка, две лошади, десяток овец, свиньи, поросята, куры, утки, гуси. Подворье большое, да и несколько десятин земли, которую обрабатывали сами, всей семьей.
Мать с отцом и старшими братьями работали с утра до вечера. Младшие девочки хозяйничали в доме. Нянчили совсем маленьких детей, ухаживали за курами, гусями, утками. Кто-то из ребят пас овец и коров далеко за домом. Одним словом, все были трудоустроены. В школу дети ходили по очереди. Так и жила эта дружная, работящая семья в небольшом доме.
Там были сени, большая комната с лавками, длинным столом и русской печью с полатями, чистая горница, где стояла одна кровать для родителей, в красном углу находились иконы святых. Над большим окованным сундуком зеркало, и висела люлька, подвешенная к потолку, в которой качался очередной младенец. Еще были прямо к дому пристроены сараи, где зимой находились домашние животные, а молодняк – овечки и теленок – жил вместе с детьми в большой комнате. И так семья из 12 детей и родителей дружно жила в деревне до коллективизации.
Коллективизация сельского хозяйства в СССР началась в 1929 году. Параллельно коллективизации шла кампания раскулачивания. По данным историков, лишь только три процента сельского населения были зажиточными. А раскулачиванию подлежали 10–15 % единоличных хозяйств. В деревни направлялись карательные отряды, которые силой конфисковали имущество, запугивали крестьян, совсем богатых сажали под арест.
Все крестьянство делилось на три категории. Первая категория подлежала аресту. К ней относились зажиточные хозяйства, имевшие батраков. Вторая категория подлежала выселению в отдаленные области Урала, Сибири, Казахстана. А третья категория подлежала выселению на худшие земли в том же районе. Четкого определения, кто относился к классу кулаков, не было. А ведь нужно выполнить план – 10–15 % крестьянских хозяйств… Раскулачивание коснулось многих миллионов человек. «Самого ободранного батрака вполне можно зачислить в подкулачники», – писал А. И. Солженицын. Семью мамы отнесли к третьей категории кулаков. Мать, отца, сестер, братьев переселили на худшие земли, отобрав, а вернее конфисковав, все хозяйство. Поселили в какую-то разваленную избу. Но все были очень рады этому, ведь их не арестовали, не расстреляли. Оставили в живых. И на том спасибо. Но одолел голод. Поэтому две сестры и брат бежали в Грузию к своей старшей сестре. К тому времени младшие дети – три сестры и два брата – умерли, и осталось всего только шесть детей да мать с отцом. Вот так закончилось раскулачивание для семьи мамы.
Наивность советской женщины
Во время войны, перед уходом на фронт мой папа был арестован. Мама осталась одна, беременная, без средств к существованию. Родила девочку, в ЗАГСе записала ее на фамилию отца. В те далекие времена многие семьи так и жили без регистрации брака, как и в наши нынешние времена. Описывать трудную жизнь мамы не хватит слов. Молока своего нет, денег нет, кормить дочку нечем. Кормила ребенка жидкой кашицей из манной крупы. Продала из дома все: папины костюмы, сорочки и даже аккордеон. Расскажу один эпизод из этой тяжелой жизни.
Кто-то, пожалев маму, предложил ей продавать конфеты ириски, изготовлявшиеся дома кустарным способом. Кстати, эти ириски очень были востребованы. Ведь конфет никаких не было, были только конфеты в виде подушечек с начинкой, с повидлом внутри, да и они нечасто продавались в магазинах. И вот мама с грудной девочкой на руках и с ирисками в коробке отправилась продавать на проспект Челюскинцев, который прилегал к вокзальной площади. Она не успела продать ни одну ириску, как ее остановил милиционер и отвел в отделение милиции. Там у нее отобрали коробку с ирисками, но, пожалев грудного ребенка, отпустили домой. Однако пришлось выплачивать ущерб, нанесенный «конфетному бизнесу».