На том и порешили.

***

А потом мы прилетели, и началась Индия.

Индия…

Это… Это не расскажешь в двух словах. Я даже представить не могла, что у нас на Земле (всё же беспамятная я себя сюда причисляла), что под этим же самым солнцем, есть такое место.

Первое впечатление, когда покидаешь самолёт – оно совершенно неземное. Всё покрытое дымкой, похожей на смог Нью-Йорка, но куда более ароматной, чем-то Дельфы напоминает. Или Киферон.

Ощущение, что нет ничего вокруг кроме этого огромного пространства, и это ощущение широты, чего-то безграничного, огромного, оно такое, как будто ты не на Земле вовсе.

Самое удивительное – это пространство не вызывает отклика в эмоциях, совершенно. То есть нет ни самих эмоций, ни какого-либо позыва эмоционировать, это кажется лишним здесь. Знание, что если вдруг захочешь закричать, то не сможешь, это как кричать в открытом космосе. В безграничной и бесконечно глубокой тишине, где не чувствуешь, не осознаёшь себя не то что песчинкой, пылинкой, а вообще ничем. Да и ничем – уже много. Тотальная тишина. Сама суть этого слова, его присутствие, его смысл.

И при этом… В этой тотальной тишине всё бурлит, шумит, журчит на все лады! Звуков масса!

Запах воздуха здесь совсем другой, ни на что не похожий, он своеобразно дополняет и дымку, и какофонию звуков, и больше всего напоминает запах металла, а ещё песка с чесноком, и озона. Да, озоновой такой свежести.

Техника здесь передвигается максимально хаотично и на первый взгляд несуразно, но чем глубже ты погружаешься в эту страну, тем очевиднее становится, что это ни что иное, как сверхпорядок, который невозможно описать ни в одних правилах дорожного движения, это то, что наверно, правильно будет назвать интуитивной упорядоченностью.

И эта самая интуитивная упорядоченность и вызывает ещё более сильное потрясение, чем тишина, вмещающая в себя все звуки и не теряющая своей сути. Ты внезапно осознаёшь, что так…

Так ты никогда не жила, и теперь тебе заново придётся учиться жить, потому что только в такой, сверхинтуитивной, сверхтонкой и сверхглубокой жизни и есть смысл.

Трафик здесь просто сумасшедший!

А за гномов мы зря переживали.

Госпожа Беатрис сама предложила нам вместе машину взять, услышав, что мы в Тиру едем.

Я думала, если честно, что после машин российского производства меня вряд ли какое средство передвижения впечатлит. Но тарахтящее чудо, если его, конечно, помыть, да, отмыть, если удастся, точно как не с этой планеты было. Вперед гномка села, а мы с господином Митриком и нимфой сзади. Калли и вампира с собой не взяли – ну, не любим мы шпионов, есть у нас такая слабость. И если до манёвра Иды с кремами я бы вряд ли Калли с вампиром оставила, зная, что у неё иммунитета нет, но от мучений совести своей диверсионной деятельностью подруга меня избавила. Вампиру сейчас точно не до океаниды.

Конверт, что Дафна передала, в машине вскрыли. В выпавшем листке значилось что-то невразумительное.

…Вашу часть Свитка получите у гномов. Они покажут, как её активировать. И адрес египетский скажут.

– Что? – у меня даже руки опустились. – Как это – часть Свитка?

– То есть мы всё-таки ещё и в Египет поедем? – захлопала Ида в ладоши.

Мне бы кое-чей оптимизм.

– Часть, часть, – усмехнулся в бороду господин Митрик. – Получите, наини Артемис.

С этими словами гном протянул мне чёрный цилиндр, а госпожа Беатрис, в это время лицезревшая проезжаемые достопримечательности, ойкнула и попыталась наше внимание к происходящему за окном привлечь:

– Вы видели?! Собака!

– Что – собака? – меня уже ничем в этой компании не удивишь. После колбаски напополам с больным сердцем в самолёте.

– Собака! – восторженно скандировала гномка. – Такая черная, глупая! Поскользнулась об орешек, по всей видимости, овечьего производства, и свалилась в озеро!

Однако. Кажется, Дафна Иде сказала, что в конверте магия какая-то, и она подействует, только если мы его в Индии откроем. Может, это она и есть? На меня не подействовала особо, хотя кто его знает… А вот гномов, похоже, приложило…

– Следующий адрес, – между тем, рассеянно продолжала говорить гномка, не отлипая от грязного стекла. Видимо, происходящее за окном её интересовало куда больше, чем мы, – это мы после активации Свитка узнаем.

– А активировать где будем? – спросили с нимфой чуть ли не в унисон.

Госпожа Беатрис пухленькими плечами пожала:

– В Кали-ашраме, естественно.

Глава 20

Кали-ашрам

До нужного нам ашрама, расположенного прямо в ущелье, между вершинами сразу двух гор, добирались своим ходом, подниматься сюда таксист отказался. Причём гномы могли дать фору не то, что мне, еле ковыляющей на непослушных ногах, склонившейся под тяжестью рюкзака –интересно, что Ида в него напихала такого тяжелого? – но и нимфе, бодро перебирающей длинными худыми ногами в узких джинсах, и тянущей за собой чемодан.

– Артемис, – обернулась ко мне нимфа. – Может, давай мне и рюкзак ещё, ты вон, еле идёшь.

Спасибо, подруга, что подчеркнула перед гномами, шагающими впереди, которые, конечно же, обернулись, чтобы кинуть на меня парочку осуждающих взглядов, всю несостоятельность слабого, между прочим, и хрупкого, человеческого тела.

– Слушай, – прошипела я сквозь зубы, – а ты точно ланью в прошлой жизни была? Не горной козой, нет?

Ида пожала плечами и в буквальном смысле ускакала вместе с чемоданом по узенькой тропинке вверх, а я продолжила свой путь, то и дело, охая и покряхтывая. Вот с чего я взъелась на нимфу? И сдался мне, можно подумать, этот рюкзак. Надо было отдать его этой… горной козе.

Кали-ашрам, когда мы до него всё-таки добрались, оказался несколькими домишками, постройками, а некоторые из них – ещё и без стен или крыш. В центре, если я правильно поняла, стояла статуя этой самой Кали – индийского гневного божества, изображающего черную женщину с четырьмя руками, высунутым красным языком, белыми клыками. Женщина гневно хмурила брови, и даже третий её глаз, расположенный на лбу, смотрел на нас осуждающе. В одной руке богиня держала широкий кривой то ли серп, то ли меч, в другой – кажется, чью-то голову. Точно, голову, с закатившимися глазами и открытым ртом. Талантливый скульптор изобразил голову с такой достоверностью, что с лёгкостью верилось в то, что она была отделена от тела буквально мгновение назад.

Из одежды на Кали, помимо пышных цветочных гирлянд из живых цветов было только ожерелье, опять-таки, из отрубленных голов, а вместо юбки некое подобие оной, в свою очередь, из человеческих рук.

На черноволосой голове – золотая корона.

Тут только я заметила, что Кали стоит не просто на пригорке, как мне показалось с самого начала, а на лежащем мужчине, мускулистом и соразмерном, с приятным открытым лицом и закрытыми глазами.

– Это кто?

– Это Шива, верховный бог индуистов, – пояснила госпожа Беатрис, и я потрясённо потрясла головой. Нет, если бы мы были в каком-то месте, где люди были бы настроены решительно против индуизма, я бы могла понять, но… Как же… А гномка, довольная, видимо, произведённым эффектом, решила меня добить:

– Её муж.

Однако.

Заведующий, как я поняла, этим местом, или главный здесь дядечка, в набедренной повязке, весь то ли в белой глине, то ли в меле каком-то, представился, по-европейски пожав каждому руку. А в Идину ладошку даже двумя руками вцепился. Имя гостеприимного дядечки я не воспроизведу, бесполезно даже пытаться. Поняла только, что на баба заканчивается.

– Их принято называть просто, бабаджи, – подсказала гномка.

Мы с нимфой кивнули.

Госпожа Беатрис решила озаботиться нашим знанием хорошего тона:

– Обращаться – намастэ, бабаджи, – и молитвенно сложила пухленькие ручки на груди, – можно приветствовать так: Ом Намах Шивайя, или любой другой мантрой, которая соответствует местности. Ом Намо Нараяна тоже подходит.

Ида слушала гномку и хмурилась.