Лицо Корделии тут же бледнеет. Прижав ко рту одну руку, она осторожно кладет вырезку на столешницу и шумно вздыхает. Я тут же напрягаюсь, не понимая, в чем дело. Почему женщина так отреагировала? Или она просто слишком впечатлительная? В той аварии было, на что посмотреть. Было такое, о чем еще не скоро забудешь.

- Да, я помню,- наконец, произносит женщина. – Туман, утро. Звонок поступил почти сразу же, как только все произошло. Моя смена уже заканчивалась, но когда сказали, что пострадали дети, я просто не смогла уйти домой. Вы знаете, я всегда мечтала о детях. Правда, вышло так, что своих мне завести не удалось. У мужа есть дочка, славная девочка. Я полюбила ее, как родную.

- Это замечательно, - чуть ли не скрипя зубами, произношу я. – Но давайте лучше поговорим об аварии.

- Авария, да, - кивает Корделия. – Мы приехали, как только смогли – погода была ужасной, водитель старался не гнать сильно. Не хватало еще, чтобы машина скорой помощи улетела в какой-нибудь кювет. Раньше нас приехали только спасатели, но им оставалось, разве что, вытащить из покореженной машины водителя. Он скончался сразу же, как и его жена. Удар был настолько сильным, что самого младшего мальчишку выбросило из машины через лобовое стекло, - женщина судорожно вздыхает, делая паузу, а потом продолжает. – Там были еще дети – девочка, которая умерла, как и родители, и мальчик постарше. Когда мы приехали, он был единственный, чье сердце еще билось.

- Что? – в растерянности переспрашиваю я. Роб? Был жив? Насколько мне известно, он умер по приезду скорой, а в живых остался я. Не могло же мне память отбить так, чтобы я что-то напутал? Или я давно уже мертвый, и теперь блуждаю по земле, как Фред, доставая людей и не зная, что случилось со мной на самом деле?

- Вот тут и начинается все самое странное, - едва заметно улыбается Корделия, переводя взгляд с вырезки на меня. – Младший мальчишка был мертв. Какое-то время.

- В каком это смысле? – продолжаю удивляться я.

- Его тело накрыли простыней, а мой коллега записал в отчет ориентировочное время смерти. Мы вытащили носилки из машины, собирались везти единственного живого ребенка в больницу, но тут случилось что-то непонятное. Старший мальчишка, который вполне мог бы выжить даже со всеми полученными травмами, вдруг закатил глаза и… Все. В одну секунду его не стало, и до сих пор никто не может объяснить, почему все вышло так, - пожимает плечами Корделия. – Так ведь и это еще не конец. Как только сердце мальчика перестает биться, его младший брат вдруг издает судорожный вдох, до чертиков пугая всех нас. Словно кто-то забрал жизнь у одного ребенка и передал ее другому. Я думаю, это все происки Бога, - наклонившись ближе ко мне, женщина буквально прошептала последнюю фразу.

И как мне на все это реагировать? Всю жизнь я был уверен, что ни у кого из моей семьи не было шанса выжить, а тут вдруг оказывается, что Роб вполне мог бы выкарабкаться. Что же произошло? Действительно ли Бог замешан во всем этом? Неужели ему было нужно, что в той аварии выжил я, а не мой брат? Или…

Внезапно осознание истины накрывает меня с головой, словно морская волна, заставляя задержать дыхание и вцепиться в края столешницы с такой силой, что костяшки пальцев белеют. В голове всплывают слова Фреда о том, что он уже появлялся в моей жизни до того киллера на дороге. Он спас меня тогда, в той страшной аварии, окутанной туманом. Только вот каким образом? Отобрав жизнь у моего брата, и передав ее мне? Вот, значит, какая цена за мою жизнь?

- Мне пора, - подрываюсь я с места, не обращая внимания на то, то Корделия снова принялась что-то рассказывать. Женщина, к счастью, не рвется меня останавливать, лишь бормочет вслед, что рада была поболтать.

Меня душит злость, такая дикая и ярая, что я не могу с ней совладать. Почти не понимая, что я делаю, я начинаю звать Фреда, совершенно не беспокоясь о том, что меня слышит вся улица. «Лицемер» и «чертов сукин сын» явно не то, на что откликается ангел. Он не дает о себе знать, не то боясь моего гнева, не то еще по какой другой причине. А я, словно ошпаренный, ношусь по дороге то туда, то сюда, не в силах заставить себя остановиться. Впрочем, в скором времени я словно врезаюсь в невидимый барьер, резко замирая.

А что, если все совсем не так, как кажется на первый взгляд? Почему я так быстро умудрился привязаться к Фреду? Просто потому, что он сумел стать моим другом, или же по какой другой причине? Почему он так упорно отказывался оставлять меня даже, когда я пытался прогнать его прочь? Только ли в его профессии хранителя дело, или есть какая-то другая, более веская причина? Этот парень никогда ничего не делает просто так, и телефон Корделии, которая была на месте аварии, тоже дал мне не случайно. Он хотел, чтобы я узнал… правду? Да, возможно. Но почему он не решался ничего сказать мне сам? Хотя, если бы он сказал, что лишил моего брата жизни, я бы вряд ли подпустил его к себе ближе, чем на километр. Значит, правда была куда менее… жестокой? Больной?

Все эти вопросы разрывают мою голову на части. Чувствуя, как на место гнева приходит тупо отчаяние и непонимание, я снова зову ангела, но он не откликается. Черт бы его побрал, куда он только делся? Неужели у него нашлись дела поважнее, пока я тут пытаюсь разгадать секреты своего прошлого? Или я что-то не так делаю? Недостаточно громко кричу, пытаясь привлечь внимание Фреда? Или кричу совсем не то?

Имя срывается с моих губ прежде, чем я понимаю, что вообще говорю. Оно пролетает над головой и останавливается в нескольких метрах за моей спиной. Я слышу тихий шелест крыльев и, даже не оборачиваясь, понимаю, что он пришел. Ангел, спасший меня несколько раз. Друг, который показал мне, как сделать свою жизнь счастливей. Человек, о котором я всегда думаю. Может, это все-таки сон?

- Ты так и будешь сверкать своим затылком? Нет, прическа у тебя, конечно, ничего, но мне как-то привычнее общаться лицом к лицу, - насмешливо говорит Фред.

- Роб? – скорее спрашиваю, чем говорю я, резко оборачиваясь и в упор глядя на ангела. Это же какое-то безумие, не может мой умерший больше двадцати лет назад брат сейчас стоять здесь в образе чудиковатого парня со светлыми волосами. Но когда этот чудиковатый парень вдруг вздыхает, начиная меняться – а по-другому я просто не могу сказать, - моя челюсть непроизвольно съезжает вбок.

Светлые волосы сами по себе начинают темнеть, и даже укорачиваются на пару сантиметров. Глаза становятся пронзительно серыми, как осенние тучи, а на лице тут и там появляются морщинки, делающие ангела старше сразу на десять, если не больше, лет. Теперь передо мной стоит не жизнерадостный паренек, а взрослый мужчина, в котором с трудом, но я узнаю очень дорогого сердцу человека.

- Привет, братишка, - улыбается Роб, делая неуверенный шаг в мою сторону. Наверно, я выгляжу слишком нелепо, хлопая глазами и открывая и закрывая рот, не в силах вымолвить ни слова. А что я вообще могу сказать? Мне никогда даже в голову не приходило, что такое вообще возможно, а тут на тебе.

- Но… почему? – только и спрашиваю я, едва только ко мне возвращается способность говорить.

- Я не мог иначе, - просто отвечает Роб. – Ну и чего ты встал там, как не родной? Обними меня, что ли.

На ватных ногах я подхожу к Робу и, вместо ожидаемых им объятий, тычу пальцем ему в щеку, пытаясь понять, настоящий он или просто очередная моя галлюцинация. И что эти врачи колят в больницах? Явно же не простые лекарства, раз после них вдруг обзаводишься ангелом хранителем и начинает медленно сходить с ума. Роб, закатив глаза, отвешивает мне подзатыльник, а потом обнимает. Так крепко, что кости, кажется, начинают трещать. Не обращая внимания на вновь давшую о себе знать боль в спине, я обнимаю его в ответ.

- Как это возможно? – не разжимая объятий, спрашиваю я. Чувствую, как Роб пожимает плечами, начиная смеяться. Даже спустя столько лет его смех все такой же, как в детстве. Как в день аварии – голос брата я слышал перед тем, как умер.