— Собираешься в путешествие? — Брови у Виолы невольно поползли вверх. — Откуда такие перемены? Второго такого домоседа, как ты, нужно ещё поискать!

Сибби от этих вопросов неожиданно смутилась, отвела глаза и очень долго собиралась с мыслями.

— Я… кое с кем познакомилась, — проговорила она наконец, старательно не встречаясь со Виолой взглядом, и та едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Ну конечно же, дело было в мужчине! Что же ещё может так мотивировать юную девушку?

В такие моменты Виола чувствовала себя невероятно старой… И что ей теперь, выслушивать бестолковые откровения о чужой личной жизни? Делиться своими она уж точно была не намерена. Рассказать о Гийоме? Ха!

— Ты не подумай… — тем временем пыталась объясниться Сибилла; щёки у неё раскраснелись, а руки мелькали со скоростью, которой позавидовали бы и вэйрестские мастера пантомимы. — Я не бегу за ним на край света, и нет между нами никакой великой любви. Я ведь не дура, чтобы вешаться на первого встречного мужчину, каким бы обаятельным он ни был. Просто, общаясь с ним, откликаясь на его заигрывания, я вдруг поняла, что… живу не в полную силу, понимаешь? Словно Анвил — слишком тесный, и вся моя жизнь — слишком тесная. Вот и захотелось мне новых впечатлений…

Сибби совсем смешалась — и замолчала, нервно закусила губу. Девочке невдомёк было, что Виола прекрасно всё понимала: собственная не-жизнь, скованная тремя незыблемыми запретами, порядком её измучила, но отказываться от осторожности — и от посмертного существования, нерушимо с ней спаянного, — магистр Вилье всё-таки не хотела.

Пожалуй, Сибилле она даже завидовала: у той была целая жизнь впереди — и никакие Гийомы не виделись за каждым тёмным углом.

— Это же замечательно! — Виола попыталась ласково улыбнуться, но чувствовала, что улыбка у неё получилась натянутой, неубедительной. — Кто знает, когда Старая Мэри вздумает снова достать свой меч? Мы, бретонцы, конечно, весьма живучи, но если хочешь успеть посмотреть Тамриэль, то сейчас — самое время. Мир и сам по себе — понятие скоротечное, а если учесть, что Конкордат даже эльфам не мил, долго нам без войны не продержаться.

Сибилла с радостью подхватила тему, и какое-то время они с упоением говорили о политике — так горячо и уверенно, как могут рассуждать только не лишённые живого ума дилетанты.

После, проводив приятельницу до самых дверей, Виола почувствовала вдруг невероятную усталость. Наверное, нахлынувшие воспоминания были тому виной, но весь оставшийся день она не могла сосредоточиться и почти ничего полезного так и не сделала — кроме разве что очень удачного “огненного плаща”, которым зачаровала полученное от Сибиллы кольцо. Та на прощание рассказала, что где-то в семь собралась встретиться со своим ухажёром в храмовом саду и прогуляться немного возле часовни Дибеллы, и отчего-то эти слова накрепко засели у Виолы в мозгу. Она не находила себе места: дурное предчувствие не давало сосредоточиться на работе и изводило медленно, но верно.

Виола не планировала сегодня новых вечерних прогулок: в пище она была сдержана и неприхотлива и, знатно полакомившись в морндас, — мерзавцем, который решил сэкономить и до беспамятства избил обслужившую его проститутку, — ещё какое-то время не будет испытывать сильный голод. Но, пусть это и стало бы грубым нарушением их с Сибиллой негласного соглашения о границах, Виола всё же решила прогуляться в район часовни и проследить за тем, чтобы новоявленный кавалер её дорогой приятельницы не вздумал выкинуть ничего эдакого.

Решившись, Виола закрыла лавку, переобулась в ботинки на мягкой подошве, делавшие её шаги практически бесшумными, и, накинув плащ с капюшоном, выскользнула на улицу через чёрный ход.

Она и сама не понимала, зачем нацепила ещё и огненное кольцо Сибиллы: оно пришлось впору, но ощущалось враждебно и чуждо — словно Анвил, раскалённый полуденным Магнусом.

Вечерний город, пожалуй, был Виоле намного ближе, чем его солнечный, золотой двойник. Днём, в лучах славы, кипучий и деловитый Анвил казался юным, наивным, не знавшим горестей. Но, облачаясь в таинственный полумрак, он словно уподоблялся усталой светской красавице, которая могла себе наконец позволить смыть краску с лица и ни перед кем больше не притворяться.

Много раз Анвил был близок к гибели. Он пережил и Великий пожар, по нотам разыгранный командором Умбраноксом, — пожар, с успехом выкуривший пиратов, но практически стёрший столицу Золотого берега с лица Тамриэля, — и Кризис Обливиона, вплотную подступивший к его воротам, и кровопролитную битву за Анвил, разорившую город и его предместья каких-то шесть лет назад.

Он пережил немало горестей, но всякий раз возрождался из пепла; порой — буквально. Многие думали, что после удара, полученного в Великой войне, город никогда не оправится, однако Анвил, вставший на ноги и активно включившийся в мировую торговлю, уже успел посрамить скептиков: только не до конца отстроенный портовый квартал напоминал о том, что не все раны могут так быстро зарубцеваться.

Было в этой живучести что-то удивительно ободряющее.

Впрочем, вся бодрость слетела со Виолы в один момент, когда нигде в районе часовни Сибиллу она не обнаружила.

Чувства у вампира острее, чем у обычного человека, и, принюхавшись, Виола не без труда, но различила до боли знакомые нотки немодных вересковых духов. Словно гончая, она бросилась по следу, тянущемуся куда-то к югу, и не обращала внимания ни на что, кроме ускользающего запаха вереска.

Виола даже не удивилась, когда этот след привёл к полузаброшенной, так и не отстроенной западной части портового района. Нырнув в очередной тёмный безлюдный переулок, она уже мысленно готовилась рвать глотки… пока мужчина, тянувший за собой сомнамбулу-Сибиллу, не развернулся и, встретившись с ней глазами, почти что пропел:

— Ну здравствуй, Софи!

Сибилла, одурманенная и покорная, словно кукла, развернулась следом, но Виола смотрела только на одного… не-человека.

— Не ожидал увидеть тебя так скоро, — с пугающе благодушной улыбкой признался Гийом, вальяжно облокотившись на грязно-серую, обшарпанную стену. — Обычно мне надо охотиться куда дольше, чтобы привлечь твоё внимание. А нынче я не успел подготовить ни одной инсталляции! Любимая, неужели тебя наконец привело ко мне твоё сердце?

“Ты умудрился поймать мою единственную подругу, ублюдок”, — едва не выплюнула ему в лицо Виола. Удержаться было непросто, но она знала: если Гийому дать повод, он обязательно вывернет всё против неё.

Не в первый раз ему доводилось устранять тех, “кто мешал им быть вместе”, и пополнять этот список Сибиллой Виола не собиралась.

Наивно было верить, что рифтенский пожар надолго собьёт его со следа.

— Отпусти девчонку, Гийом. И тогда мы с тобой спокойно обсудим, как нам быть дальше, — попыталась урезонить его Виола, с трудом сдерживая нервную дрожь. Стены скелетов-домов, почти что сомкнувшиеся друг с другом, давили, лишали способности ясно мыслить. Паника охватила Виолу, разодрала ей горло игольчато-острыми белоснежными зубками.

“Бежать, бежать, бежать!” — пойманной птицей билась в мозгу одна-единственная мысль.

— Не надоело играть со мной в кошки-мышки? — хмыкнул Гийом. — Нам нечего обсуждать, Софи, — припечатал он и с силой отшвырнул безвольную Сибби прочь — она отлетела к одной из хибар и рухнула вниз, как тряпичная кукла.

Мёртвые дома насмешливо скалились на Виолу выбитыми окнами и сорванными с петель дверями. Она отчаянно хотела забыть о Гийоме и кинуться к неподвижной девичьей фигурке: помочь, исцелить, уберечь!

Но Виола знала: стоит отвлечься, и свергнутый тиран не упустит возможности нанести удар. Убивать Гийом не станет, а вот калечить — так, что немёртвая плоть долго не заживала и месяцами сводила с ума глухой, отчаянной болью — он умел, как никто другой.

“Подожди, Сибби”, — мысленно попросила Виола — но не двинулась с места.

Гийом всегда казался ей неуязвимым. Он и при жизни был, наверное, куда более сильным чародеем, чем Виола, а уж за годы посмертия и вовсе достиг невероятных высот: с лёгкостью перебивал быстрые боевые заклинания и на лету расплетал все сложные, коварные чары, которыми бывшая подруга пыталась его достать.