– Мне уже можно ругаться, или все еще действует табу на разговоры?

– Обратно будет легче, обещаю.

Вскоре показались первые домики старого поселка в тропическом стиле: фанера и бетон на фоне радостно свисающих в виде смайликов проводов. Этих последних было так много и змеились они так густо, что казалось, где-то рядом находится трансформаторная подстанция для снабжения всей страны электричеством. На них, как на качелях, сидели задумчивые мартышки и печально взирали на проходящий мимо люд.

– Почему они не зарывают провода в землю? – удивилась Олеся.

– Муссонный климат. Полгода льет как из ведра. Смоет на хрен вместе со столбами, – объяснил ей Алекс.

– Но дома-то не смывает.

– Еще как! К тому же у всего, что упало на землю, такая бешеная скорость разложения, что тут даже мусорные свалки не воняют – не успевают. Местные микробы не то что изоляцию, они бетон запросто переработают.

– В каком страшном месте ты живешь! – пошутила Олеся, останавливаясь, чтобы еще раз как следует отдышаться после утомительного подъема.

– Не страшнее, чем Москва с ее вечно квакающей погодой и озлобленным населением.

– Не любишь ты родину, – посетовала она.

– Нет, отчего же… Это как в личной жизни: люблю, но предпочитаю свободные отношения, – ответил он с улыбкой.

Они миновали пустые прилавки вечернего рынка с его небрежным послевкусием и ржавыми опорами навесов, пройдясь дальше, поглазели на уличное кафе, куда, наверное, никогда не захаживала нога туриста и где темные от времени клеенчатые скатерти соперничали в экзотике с будоражащим запахом, доносящимся из огромного вока, стоящего прямо на мостовой. Рыжий кот, сражающийся с мартышкой за кусок банана, и черные птахи, похожие на скворцов и ворующие со столов съестное, имели абсолютно точно такое же право жизни на этой земле, как и люди. Тем более что Будда недвусмысленно намекал на бесчисленную череду перерождений, и кто знает, если ты невоздержан в питии, не окажешься ли ты в следующей жизни именно тем облезлым псом, которого еще сегодня утром ты безжалостно пнул под дых ногой?

Наконец путешественники застыли перед скромным домиком, который привередливая Олеся назвала бы двухэтажной палаткой.

– Зайдем? – предложил Алекс и уже взялся за ручку двери.

Его подруга презрительно поморщила нос.

– Зачем?

– Здесь живет местная целительница, – объяснил он.

– Похоже на бордель.

– Она и есть бывшая проститутка.

– Проститутка? – удивленная туристка широко раскрыла глаза.

– А что тебя удивляет? Бывшая проститутка, а теперь целительница. По-моему, все логично.

Брезгливую Олесю передернуло.

– Ты ходишь по таким местам?

– Иногда, когда очень приспичит.

Подруга посмотрела на него повнимательнее.

– Ты издеваешься надо мной, что ли?

– Да нет, – Алекс рассмеялся, – она отличная массажистка и костоправ к тому же. Пускай посмотрит твою шею.

– Еще чего! – Олеся круто развернулась у дверей. – Если бы ты мне еще внизу сообщил, зачем мы лезем в гору, я бы сразу сказала, что по таким местам не хожу. Позвоночник – это такое дело, что доверять его можно только врачу-специалисту, и то только после того, как сделал снимок. Нет, – твердо повторила она, – ты как хочешь, а я ни за что!

– Зайдем хотя бы массаж сделаем, раз уж мы здесь, – предложил он.

– Чтоб дешевая путана, которая хрен знает сколько клиентов обслужила, лапала меня за все места? Я брезгую. У вас, мужчин, с этим как-то попроще.

– Хорошо, тогда подожди меня. Я скажу девчонкам, чтобы они дали тебе воды или сока.

Олеся с большой неохотой потянулась вслед за своим кавалером. Но не торчать же на улице, в незнакомом месте одной? Да и обратный путь уже в сумерках без провожатого не казался осторожной Олесе удачной идеей.

В полумраке салона звякнул дверной колокольчик, предупреждая хозяев о приходе гостей. Из-за шторки в глубине широкой прихожей, которая, судя по приземистым топчанчикам, стоявшим тут же, служила одновременно и массажной, показалась молоденькая, насколько Олеся могла судить, аборигенка, приветливо кивнула и тут же исчезла обратно. Олеся услышала, как она зовет кого-то гортанным глубоким голосом. В ту же минуту над головами пришельцев зажглась лампочка, освещая приемную малиновым светом.

Олеся осмотрелась.

В самом дальнем углу притулилась треснутая раковина с большой бадьей антисептического мыла и маленьким полотенцем у овального зеркала. Широкие кушетки, укрытые цветастыми простынками, гостеприимно приглашали прилечь и отдаться рукам опытных мастеров. Причем, что с вами будут делать на сем ложе, знал только сам гуру, а вам как бы не полагалось и спрашивать. Направо от входа возвышалось маникюрное и педикюрное кресло, повидавшее зады многих клиентов, а в самом центре этого храма красоты торчала худенькая конторка с большим талмудом прихода и расхода, распахнутая на разлинованной карандашом странице.

Обувь следовало снять при входе. Олеся мысленно пожалела, что не надела носки. Ей припомнились стерильная атмосфера и яркое освещение московского спа-салона, который она посещала еще до того, как приобрела собственную кушетку и личного массажиста на дому два раза в неделю.

Контраст впечатлял. Еще немного раздумий, и она, пожалуй, отказалась бы даже пить здесь воду – кто его знает, моют ли они вообще стаканы после своих клиентов, – как вдруг та же самая занавеска в глубине зала распахнулась – и показалась сама хозяйка. Олеся увидела полную невысокую женщину лет шестидесяти, с густыми усами и тусклыми, как будто выгоревшими, глазами. Прилизанные, с проседью волосы, бывшие когда-то черными, были стянуты на затылке в конский хвост простой черной резинкой. Круглое лицо, покрытое светло-коричневыми пятнами, немедленно расплылось в дежурной, как подумалось гостье, улыбке, как только хозяйка заметила Алекса.

Они поздоровались за руку и заговорили по-английски, но так быстро, что Олеся с трудом разбирала отдельные слова. Было очевидно, что эти двое давно знакомы. На помощь пожилой даме, которая ласково и даже, как показалось Олесе, интимно похлопывала своего клиента по плечу и спине и совсем не обращала внимания на притихшую и смущенную Олесю, пришла молодая девица, та самая, что первая встретила их. Она называла толстую мадам «мама», и испорченная Олеся тут же решила, что это обычное обращение проститутки к хозяйке борделя, в котором она трудится.

Обе женщины абсолютно игнорировали гостью. И только когда депутатский сын, кивнув в ее сторону, что-то сказал, они заулыбались и ей как родной.

– Это мадам Мина, – сказал Алекс, представляя толстуху, которая разглядывала Олесю умными маленькими глазками. Под ее проницательным взглядом та еще больше стушевалась.

– Она говорит, что может тебя посмотреть.

– Нет-нет, – заулыбалась Олеся и слегка попятилась, – в следующий раз.

– Как хочешь, – согласился Алекс и переключился на беседу с хозяйкой.

Та весело закивала и захихикала в ответ, прикрывая рот ладошкой, а потом вдруг игриво шлепнула его по заду и погрозила корявым пальцем. Алекс притворно вскрикнул и чмокнул целительницу в круглую щеку. Вся троица: мать, дочь и их гость, – пребывая в совершенном восторге, проследовали за занавеску, оставив Олесю наедине со своими страхами.

За широкими окнами салона упал вечер. Редкие прохожие, в основном местного производства, спешили по домам, лишь иногда кидая нелюбопытные взгляды в сторону Олеси. И вот, когда она уже думала, что попала в самое гнездо разврата, где Алекс, по-видимому, был своим человеком и теперь отправился развлекаться в обществе двух нимф, постарше и помоложе, кто как любит, она услышала, что ее кто-то окликает. Мадам Мина собственной персоной манила ее рукой в сторону топчана. Ничего не подозревающая гостья не успела опомниться, как оказалась завернута в плотную кабину, ловко зашторенную хозяйкой. Женщина ткнула в Олесю пальцем и кивнула на лежанку. Испуганная заложница в ужасе затрясла головой.