– Не рассосется, – мрачно спрогнозировала Людмила.
– А почему бы тебе не выпить с нами? – предложила молодежь.
– В самом деле, а, Олесь, может, устами младенца глаголет истина, как ты думаешь? – подхватил Виктор, с трудом концентрируя взгляд.
– Нет, спасибо, голова что-то болит.
– Жаль. Ну тогда я провожу, – вызвался Алекс.
– Это еще зачем? – насторожилась Олеся. – Здесь недалеко, я сама дойду, по приборам.
– Ага, на честном слове и на одном крыле, – икнув, прыснул Виктор.
Любящая жена треснула его по загривку.
Олеся распрощалась и отправилась восвояси, тяжело перебирая ногами по песку. Уже через секунду задумчивости она осознала, что рядом с ней в темноте кто-то тащится.
– Я же сказала, не надо меня провожать, – с раздражением заявила она.
– Ну тогда ты меня проводи.
«Еще чего не хватало!» – думала Олеся, с ужасом прислушиваясь к хлюпающему носом Алексу. Ей даже пришлось поддержать его, когда, споткнувшись о какую-то палку, он чуть не угодил этим носом в песок.
– Извини, меня слегка заносит на поворотах, – высказалось депутатское чадо.
– Что это у тебя в руке?
– Шампанское. Хочешь?
Олеся молча отвела протянутую к ней пузатую бутылку «Мадам Клико».
– Давай надеремся? – доверительно предложил ей Алекс, снова прикладываясь к горлышку.
И тогда Олеся подумала: а почему бы нет?
– Надеремся, говоришь?
– Да.
– В жопу?
– Полную.
– Для пьяного ты что-то слишком связно разговариваешь.
– А я не пьян. Пока не пьян. Но сейчас напьюсь.
– Меня не забудь.
– Не вопрос.
Алекс выудил из кармана своих широких мятых штанов вторую бутылку. Олеся присвистнула.
– У тебя что там, дьюти-фри?
– Мой бар для тебя открыт, – объявил Алекс, пошатываясь.
Олеся сделала большой глоток и мгновенно задохнулась.
– Что это? – прохрипела она.
– А хер его знает, – радостно заявил чей-то отпрыск.
В свете луны Олеся с трудом прочитала этикетку.
– Это же ром, сукин ты сын!
– А по-другому не забирает.
– Вот черт!
И Олеся храбро сделала еще один глоток, а потом еще и еще. Пока не почувствовала, как душа отрывается от тела и парит в странном зигзагообразном направлении.
– Надо притормозить. А то удовольствие быстро закончится, – услышала она рядом.
– Жизнь – фуфло, – философски заметила Олеся, вяло покачиваясь в такт прибою.
– Не скажи-и-и, – возразил Алекс, падая рядом на песок.
– Не докажешь.
– Легко.
– Ну?
Олесе показалось, что ее междометие целую вечность висело в воздухе.
– Легко, но надо еще выпить.
Они опять сделали по глотку. Ром уже не так обжигал, как в самом начале.
– Я видел однажды в Шотландии игру: кто дальше бросит телефон. Слабо со мной сыграть?
– Может, лучше плюнем, кто дальше? – предложила Олеся.
– Не, это не прикольно. Гляди, я бросаю. Слышала? А теперь ты. Давай, не жмись.
Тяжело замахнувшись, Олеся что есть сил запустила трубкой куда-то в темноту и через мгновенье услышала слабый всплеск.
В голове слегка шевельнулся проблеск сознания.
– Я, кажется, сейчас мобилу утопила.
– Не, не может быть. А вот есть еще игра. Пить, стоя на голове. Я могу. А ты?
– Врешь, – засомневалась Олеся.
– Смотри! Где-то тут была пальма.
Алекс на карачках дополз до дерева.
– Подержи-ка меня, – попросил он, пытаясь, прислонясь к шершавому стволу, встать на голову.
Задыхаясь от смеха, Олеся помогала ему. Наконец, к ее удивлению, ему это удалось, и послышался булькающий звук. Потом фырканье. А потом фонтан из рома окатил Олесины колени, стоявшие на песке. Не выдержав, она громко расхохоталась под аккомпанемент откашливающегося приятеля.
– Ну ты и алкаш! – смеялась она, поливая песок ромом.
– Я еще и наркоман,– заверило ее легкомысленное дитя. – Закурим?
– А у тебя есть? – Олеся сделала большие глаза.
– Здесь у всех есть, – уверил ее Алекс и протянул ей мятую сигаретку.
Олеся прикурила и затянулась. Потом с непривычки закашлялась.
– Сейчас вставит, погоди, – пообещал Алекс, принимая эстафетную палочку.
В ушах Олеси шумел океан, и пальмы шуршали своим птичьим оперением. Она вдохнула вонючий дым еще раза два, но кайфа все не было.
– На меня не действует, – выдала она.
– Погоди, ты знаешь анекдот про зайца?
– Про зайца? А кто это? – не поняла Олеся.
– Не знаю кто, это не важно. Так вот, слушай: идет как-то заяц… Стой, прекрати ржать, я еще ничего смешного не сказал.
– Я не знаю, это так клево: идет заяц. Как это он идет? Разве зайцы ходят? – задыхалась Олеся от счастья. Рядом, скрутившись пополам, ей вторил рассказчик.
Прошло не менее вечности, прежде чем они смогли перестать смеяться и мокрые от рома и соленых морских брызг уселись на песок. Над ними сияли огромные алмазные звезды. Целая россыпь звезд, без конца и края. Отражаясь в море, неповторимые по своему размеру и цвету, они составляли целое мироздание.
Алекс откинул голову Олесе на колени. Она почувствовала его мягкие волосы.
«Совсем как детские», – мелькнуло у нее в голове. Вспомнился Ванька, но как-то мельком, быстро, без обычной тревоги.
– Смотри!
Олеся проследила взглядом за тем, куда указывала его рука.
– Видишь вон ту звезду? Вообще-то их там три, но одна, самая большая – голубая. Видишь? Она называется Цецилия. А вон та, рядом, Святая Затраха. А между ними Пчеловоз. Все вместе Пояс Верности.
– Сам ты пчеловоз. Это Пояс Ориона, – смеясь, Олеся щелкнула его по носу.
– Я и говорю: пояс верности Ориона.
– Ориону, похоже, не светит, – опять принялась хохотать Олеся.
– А говоришь, не забирает.
Они допили остатки остро пахнущей жидкости из бутылки. Захотелось еще праздника.
– Можно пойти ко мне, у меня навалом, – предложил Алекс, дергая за ключ, висящий на его шее на веревке, – но мы, кажется, далеко. Где твой отель?
– В отеле все закрыто. Тем более я живу в бунгало.
– Супер. Идем к тебе. В мини-баре должно быть.
Они долго ковырялись в темноте, спотыкаясь о корни деревьев, натыкаясь на стволы пальм и утопая в песочных зыбях, но, ведомые лунной дорожкой, причалили наконец к спасительному полуострову Олесиного отеля.
Тяжелый деревянный настил, казалось, покачивался вместе с океаном, или это Олесю качало, а вовсе не волны, однако свет электрических фонарей порядком поубавил ощущение праздника, свежий морской бриз выветрил значительную часть рома и сигаретного дурмана из ее головы. Олеся уже начала жалеть, что пригласила нежданного гостя к себе. Ей теперь хотелось только спать. Но Алекс выглядел таким потерянным ребенком в своей мятой одежде, осунувшийся, с взлохмаченными волосами, что в Олесе проснулись материнский инстинкт и желание опекать.
Все вокруг уже спали. Ни в одном из окон не горел свет, отель словно вымер. Невысокие приземистые бунгало таяли в кромешной тьме океана, и даже на берегу редкие курортные огни баров и ресторанов погасили свое мерцание, укрытые пеленой густого, насыщенного влагой воздуха.
В запертой весь вечер комнате было душно и влажно. Олеся с наслаждением вдохнула, распахивая створки двери. Свет зажигать не стали.
В мини-баре обнаружилось несколько маленьких бутылочек с разноцветными этикетками. Но гвоздем программы стало так кстати оказавшееся вдруг шампанское из набора молодоженов.
Олеся даже не успела погрустить на этот счет, как пенная стремительная струя зашипела возле ее носа.
Вышли на террасу. Океан спокойно спал или делал вид, что спал, у самого Олесиного крыльца, железными ступеньками спускающегося в бездонную темноту.
Усевшись на все еще теплых широких досках пола и прислонившись к стене номера, они поочередно молча глотали из бутылки, погруженные в странное апатичное созерцание.
Говорить не хотелось, да и не о чем было. Кромешная мгла вокруг не располагала к веселым историям. Зато молчать было приятно. В отсутствии слов, казалось, больше содержания, чем в любом разговоре.