– Я могла бы провести так всю жизнь, – мечтательно вздохнула Олеся, подтягивая к животу немного озябшие колени.

– Это не сложно, если захотеть.

Алекс протянул ей бутылку. Он теперь казался Олесе сонным или даже чуточку хмурым, и это удивило ее.

– Нам не стоит пить шампанское после рома, – заметила она почти про себя, делая большой глоток из толстого горлышка, – у меня голова опять кругом.

– Ерунда. Давай искупаемся?

– Искупаемся? – она даже засмеялась от несерьезности этого предложения, но ее приятель, похоже, был настроен вполне решительно. – Что ты делаешь?!

– Раздеваюсь, – заявил Алекс, стянув рубашку и уже принимаясь за штаны.

– Подожди-ка, это запрещено. Запрещено купаться после наступления темноты!

– Кто это сказал? – услышала Олеся удивленный голос.

Она даже протрезвела от страха.

– Ты что, действительно собираешься плавать?

В ответ депутатский ребенок снял свои белеющие в темноте брюки. Оказалось, что нижнего белья он не признает. Гость был совершенно голым, но это, по-видимому, ничуть его не смущало. Олеся старалась не смотреть на его худое и жилистое тело, но любопытство, как известно, сгубило кошку. И тут Олеся обнаружила, что под мешковатой одеждой скрывалась дикая аборигенская грация.

Замешкавшись в смущении, она упустила момент, когда Алекс прыгнул в воду.

Встревоженная, она подползла к краю настила.

– Это ужасно! Там ведь могут быть акулы!

– Какие акулы, здесь по пояс. Прыгай ко мне.

– Ни за что!

Олеся в ужасе зажмурила глаза. А когда открыла, то оказалось, что темноты больше нет. Волшебным непостижимым образом океан преобразился. Сотни живых огней, переливаясь, полыхали в утробной толще воды. Вместе с ней они колыхались, пульсировали, двигались вокруг незадачливого Алекса, который, казалось, не замечал никаких перемен. Бирюзовое пламя обнимало его ноги и бедра, пожирало плоть, подбираясь к груди. Ничто на свете не смогло бы заставить Олесю залезть теперь в воду. Мысль о том, что океан полон живых существ, которые, вполне возможно, не так уж безобидны, не прибавляла ей энтузиазма.

Рядом, громко фыркнув, словно тюлень, плюхнулся на деревянный настил Алекс. От него веяло свежестью.

– Тебя там не сожрали? – с сомнением поинтересовалась Олеся, дотрагиваясь до прохладной кожи.

– Не успели.

Она уже раскрыла рот, чтобы рассказать глупому дитяти, какая опасность его подстерегает, сколько ядовитых гадов ползает по дну и плавает в толще вод, как, не успев опомниться, сама оказалась среди них. В барабанные перепонки ударила волна. Олеся глотнула соленой воды, протрезвела и, вынырнув, яростно выплевывала ее вместе с ругательствами. Эхом ей вторил по-мальчишески искренний хохот Алекса.

Она несколько успокоилась, когда поняла, что никто не собирается ее кусать, жалить или отрывать кусок. Золотые и серебряные искры, словно в свете прожекторов, носились вокруг ее тела, закручиваясь в вихри, то сплетаясь, то расплетаясь. Олеся трогала их руками, искры гасли и снова загорались. Завораживающая картина создавала впечатление ирреальности происходящего, страх исчез, вместо него накатил восторг бытия.

Алекс нырял, как дельфин, и то и дело вытаскивал для Олеси то раковину, то камень, то что-то живое и слизкое на вид, что Олеся боялась брать в руки. Прошло совсем немного времени, когда океан вдруг погас, точно его выключили. Он теперь лежал живой дышащей протоплазмой, темной и таинственной. Олеся почувствовала сожаление, как ребенок, когда мультфильм уже закончен, а спать еще не хочется.

Они вылезли на широкие доски и упали, глядя прямо в звездное небо. В голове у Олеси шумело, глаза закрывались, и во всем теле чувствовалась такая блаженная истома, так далеки были все проблемы, что она забыла и семью, и работу, и даже Андрея. Внезапно она почувствовала соленый привкус чужих губ на своих губах и, не сопротивляясь, позволила увлечь себя обратно в толщу океана, слегка покачиваясь на волнах полудремы.

День второй

Похмелье подкралось незаметно.

На следующее утро голова танцевала активный твист, причем двумя полушариями и в разные стороны. С трудом преодолевая качку, Олеся доползла до туалета. Прошлое стыдливо прикрывалось туманной дымкой амнезии. От напряженных попыток «вспомнить все» в Олесином организме произошли нехорошие изменения. Пришлось приобнять унитаз.

Когда через полчаса, мрачная, она вылезла наконец на свет божий вдохнуть морского воздуха, воспоминание о вчерашнем безумии молнией опалило Олесино сознание. С ужасом кинув взгляд на кровать, она с облегчением констатировала, что проснулась одна, хотя простыня была подозрительно мятой.

В окно, поигрывая легкой занавеской, гляделся жаркий тропический день. Олеся вспомнила, что в этом раю она одинока, и открытие номер два – вчера она напилась до поросячьего визга и, кажется, утопила телефон.

– Черт, – выругалась Олеся, – вот черт!

Часы показывали двенадцать.

Неожиданно раздался стук в дверь, слишком громкий для расшатанных Олесиных нервов.

– Привет, подружка, – Людмилина голова первая пролезла в щелку двери. Затем показалась и вся она, богиня в фиолетовом парео и с обгорелым носом, – почему на звонки не отвечаешь?

«И когда только она успела?» – с завистью подумала Олеся, глядя на Милкин облупленный нос, и от простенького мыслительного процесса ее снова затошнило.

Людмила придирчиво огляделась. По всему было заметно, что пустая бутылка шампанского на полу в липкой луже, опрокинутые стулья и ком постельного белья произвели на нее впечатление.

– У тебя что, Мамай прошел? – поинтересовалась она.

– Слегка погоревала, – отозвалась сумрачная Олеся, с подозрением глядя на гостью: не думает ли она, что кое-кто разделил ее горе.

Но, похоже, зря беспокоилась, память подруги сильно притупилась вчерашним «Клико».

– Ну и ну… И все из-за этого кобеля! Плюнь и разотри. Я за тобой. Через двадцать минут гоу-гоу на пляже, и мы пойдем.

Мысль о том, что Мила зовет ее на раскаленный песок заниматься физическими упражнениями, вызвала у Олеси новый спазм желудка и острый приступ головной боли. Она застонала.

– Бедняжка, все ясно. Супа нет, придется выпить пива.

– Так я совсем сопьюсь.

– Не успеешь, – заверила Людмила и потянула ее прочь из бунгало.

На пляже дул устойчивый ветерок, и Олесе полегчало. Она игнорировала фитнес-группу престарелых дам с Милкой во главе, старательно повторяющих заводные эротические движения стрип-танцев за молоденькой аниматоршей, и попыталась хотя бы приблизительно прикинуть место, где вчера могла столь опрометчиво выбросить мобильник.

«И что на меня нашло?» – мысленно ругала она себя.

Казалось невероятным, что ее, всегда такую здравомыслящую, мог раскрутить какой-то молокосос. Она не помнила в деталях, что произошло, но что-то было, это точно. Иначе она никак не могла объяснить мощный, переливающийся всеми цветами радуги засос на своей шее.

«Скотина», – подумала она опять, прикрываясь легким шарфом в надежде, что никто не увидит эту позорную метку ее слабости.

Телефона не было, поиски его не увенчались успехом. Собственно, Олеся и не надеялась. Осталось купить новый и как-то объяснить матери, почему она целый день была вне доступа. Представив, что ей придется выслушать, Олеся поперхнулась от возмущения.

– Нет, ну какая скотина! – с еще большим чувством воскликнула она, тащась в бар и с трудом передвигая ноги.

Банка пива немного освежила восприятие действительности. С облегчением Олеся плюхнулась в ротанговое кресло, стараясь попасть под струю вентилятора.

Океан перед ней снова поменялся. Теперь он был зеленым, даже изумрудным, с желтыми проплешинами поднятого со дна песка. Слегка штормило. Невдалеке болтались на малой волне узкие лодки туземцев, промышляющих туристическим извозом и иногда рыбалкой. Их цветные тела в ярких майках контрастно выделялись на фоне морской зеленки. Между ними Олеся углядела белую рубаху. Она присмотрелась. Да, так и есть, депутатское отродье было там и о чем-то оживленно разговаривало с аборигенами.